новостной сайт о событиях в курдском регионе

Сайт Kurdistan.Ru начинает публикацию повести известного курдского писателя Баве Назэ. Это новый труд прозаика, известного в Курдистане, России и других странах.

 

Баве Назэ 

КРИК  УЖАСА УСЛЫШАЛИ ТОЛЬКО ГОРЫ

Посвящаю тому человеку, который молча выполняет  свой долг перед Родиной.

Баве Назэ

Праздник весны не ждет никого, поэтому все горы вокруг города с раннего утра были  украшены разноцветными палатками. И хотя под ритм барабанов и мелодию зурны в дыму от костров, на которых жарили шашлыки, уже начались танцы, вереница машин припозднившихся людей беспрерывно поднималась в горы в поисках свободного места. Среди горожан, которые еще не нашли своего  места, был гость, сильно выделявшийся из массы отдыхающих,  он был настолько несовременен, что казался человеком из прошлого. Когда машина подъехала к площадке на вершине горы, которая смотрела на долину, находившуюся глубоко внизу, вместо  музыки и песни его ударил по ушам другой звук. Голова разрывалась от многоголосья обезумевших  от страха смерти женщин и детей. И в этих криках ужаса не было слышно плача. Старик сразу же попросил остановить машину.  Спускаясь вниз, он обратился к своим знакомым: 

- Идите своей дорогой, я потом догоню вас. 

Хозяин машины тоже вышел, подошел к нему и спросил:

- Дядя Али,  что такое?

Дядя Али посмотрел на говорившего, но, ничего не ответив, быстро пошел к валуну, стоявшему на краю площадки. Остановившись, долго смотрел в долину. 

- Вы  не слышите их крики? – в его голосе была неприкрытая боль. С этой болью он продолжил:

- И тогда их крик ужаса и боли никто не слышал, только горы…

- Да чьи голоса, дядя Али?

Но дядя Али мысленно уже был далеко от знакомых. Сидя на валуне, он разговаривал сам с собой:

- На войны ради спасения Родины мы всегда ходили вокруг смерти, а сейчас мы ходим вокруг шашлыков. 

Оглядевшись вокруг себя, он снова сосредоточил взгляд на долине. И тотчас же дикие крики и слезы десятков тысяч людей снова обрушились на него. Эти вопли отчаяния горы слышали несколько десятилетий назад.  Теперь же их эхо, отражаясь от гор, возвращалось назад, заполняя всю округу… Слезы горя, подобно дождю, обрушились на него. Дядя Али вновь оказался в этой долине среди обреченных, как тридцать лет назад. Тогда он прекрасно понимал, что смерть ходит рядом с человеком не только на войне, что многотысячная людская толпа в долине течет в неизвестном ей направлении, но, в чем он был уверен, точно навстречу смерти. Он, как  и другие пешмарга, прекрасно понимал, что у этой толпы есть единственный выход - вернуться, сдаться на милость властителей. Да, представители армии врагов обещали "амнистию" для тех, кто вернется. Они знали об этом, но боялись, что для саддамитов их убийство – единственное решение. И поэтому несколько групп, в основном мужчин, из этой толпы поднялись еще выше, на самую макушку горы, чтобы не попасть в руки врагов в любом случае, даже при амнистии. Но женщины  и дети, а их было большинство в толпе, спустились в долину, чтобы сдаться армии врагов. Они решили сдаться в надежде, что мировое сообщество, откажется от политики двуличия.  Люди надеялись, что совесть заставит европейцев вспомнить их молчание, когда против курдов применили химическое оружие, и они сейчас подадут свой голос, чтобы смыть со своего лица следы  лицемерия и двуличия. И действительно, мировое сообщество дало о себе знать. Саддамиты захотели скрыть следы геноцида курдов, и с вертолетов стали разбрасывать листовки, объявляя всем находившимся в долине амнистию. Когда на головы людей посыпались листы бумаги, толпа решила, что это снова разбрасывают яды… И долина огласилась страшным криком… Женщины бросились на землю, закрывая своими телами детей. Придя в себя, старики обратились к партизанам, бывшим в толпе, с требованием покинуть их, чтобы враги не приняли их за повстанцев.

Партизаны согласились с требованием стариков и пошли подальше от толпы, чтобы никто их не увидел. Дядя Али был среди них. Уходя, они услышали голос девочки: 

- Возьмите нас с собой, мы, как и вы, возьмем оружие и будем воевать. 

Но ее голос остался без ответа. Тогда она еще громче обратились к отряду:

- Возьмите девушек с собой, не оставляйте нас здесь, мы тоже будем воевать.

Тут один из стариков резко обратился к ней:

- Что мужиков не осталось, что ли, чтобы вы начали воевать? Закрой свой рот!

Девочка не стала молчать: 

- Если сдадимся армии Саддама, как мы сможем себя защитить от солдат? Разве вы не знаете, что у них давно не осталось ничего человеческого! 

- Вы будете в руках своих отцов… Где твой отец?

- Вот мой отец, и он согласен со мной, – она показала рукой на человека, стоявшего рядом.

- Как это он согласен с тобой?

Тут Джомерт, отец девушки, сказал:

- Чем мы будем их защищать? Ведь те люди, которым мы сдадимся, не щадят никого, их мораль слепа… А здесь девушки.

- Пусть слепа! – ответил старик, и из его ответа было видно, что он не понял ответа отца Жиян. Тот промолчал. Он только переглянулся со свой дочкой. 

…Эта манера, молча смотреть друг на друга, была одним из способов разговора между ними. С самого детства Жиян и до настоящей минуты. Исходя из ситуации, они переходили от взглядов к словам. Можно сказать, что у отца Жиян было две особенности. Он был малоразговорчив, а когда говорил, то речь его лишена была эмоций. Эти черты характера отца связывали с его специальностью, он был музыкантом и преподавал в школе. О нем  говорили: "Он немногословен, потому что слова ему заменяет музыка". Конечно, дети и его супруга знали особенности его характера и мирились с ними, но иногда обижались на него. Но все равно для них он был очень уважаемым человеком. 

Необходимо сказать, что отец Жиян был щедрым не только своим именем Джомерт (по-курдски это имя означает "щедрый"), но и природной добротой, несмотря на то что был не богат.  Просто он был милосердным человеком. Как он не был богат имуществом, так не был богат и детьми. У него было всего две дочки и один сын. Жиян была младшей. Его сын с женой жил в другом городе, старшая дочь после замужества нашла себе место в Европе. Но Жиян, несмотря на то что ей было тридцать лет и она преподавала английский язык в родном городе, все равно осталась для родителей младшей. Об одиночестве дочери и мать, и отец постоянно говорили между собой, а когда обращались к ней, она всегда отвечала одинаково: "Замужество существует не для одного дня. Если мне не понравится мужчина, я ни за что не пойду за него замуж". Хотя мама и говорила ей, что любовь может возникнуть после замужества, но Жиян все равно настаивала на своем. Отец, верный себе, при матери молчал и только взглядом разговаривал с дочкой. И ей было понятно, что хотел сказать отец: "Дочь моя, ты свободна в своей жизни и в своих желаниях". Несмотря на то, что годы шли, отец никогда  не терял надежды, он был уверен в том, что его дочка стоит на правильном пути. Конечно, мать не была согласна с ним и говорила: "Если дочь будет стареть в доме отца, ей нелегко будет принять свою судьбу". Недавно  Жиян призналась родителям, что любит: "Не грустите, нашла юношу по своему желанию. Когда он уехал в Европу, я ждала его последние слова. А потом мы приняли решение: он устроится на новом месте и  его отец и мать придут к нам в дом просить моей руки". Мать Жиян чуть не закричала "ли-ли-ли" от радости, отец не проявил никаких эмоций. Своим молчанием он как бы выразил согласие и только взглядом спросил: "Когда?"  Жиян поняла взгляд отца и ответила: 

- Мы договорились, когда он сделает мне визу, тогда его родители и придут просить моей руки. 

Мать не удержалась и спросила: 

- Из какой он семьи? 
Когда Жиян назвала фамилию семьи молодого человека, отец и мать согласились с выбором дочери.

А сейчас,  когда родители Жиян шли не по своей воле в толпе таких же обреченных по этой страшной дороге, мать молчала, глотая слезы. Отец также молчал. Да и что говорить? Ничего от их желания и воли не зависело. 

…Тут один из главных партизан вмешался в разговор Жиян и старика, обращаясь в основном к девушке: 

- Сестренка, места для вас среди нас нет. Хорошо, что вы с родителями. Идите к своим домам. У нас нет для вас оружия и места, где можно находиться. 

Услышав эту горькую правду, отец нахмурился, но мать не могла понять, что будет лучше: к партизанам дочь уйдет или останется с ними. Но Жиян с таким безвыходным положением не могла мириться. И она попала в тюрьму своей грусти. Девушка подумала, что только смерть ее может освободить. Именно сейчас она осознала смысл некогда услышанного высказывания: "Смерть - это освобождение души  от тела". Когда Жиян осталась наедине с этой мыслью, заговорил старик:

- Не грусти, не думай, мы никогда не позволим топтать свою честь ногами, как не позволяли, так и не позволим. 

Он не успел договорить, как над ними снова пролетели самолеты. Снова крики ужаса и отчаяния огласили долину… 

Дядя Али понял, что сейчас на этом самом месте, где дорога ведет к массовым гуляньям, что-то говорить о прошлом бессмысленно. И про себя проговорил: "Еще до нас было сказано: голос, идущий издалека, не слышен. Но звук этого голоса все равно звучит в ушах моих … 

Он не заметил, как вслух сказал: 

- Ей богу, у нас нет мозгов. Как мы могли не вспоминать о воплях отчаяния тысяч женщин и детей? Как мы могли забыть о них… 

Сказав это, он зашатался, теряя равновесие. И мысли его смешались. Но он быстро овладел собой. Огляделся вокруг себя, посмотрел на стоящих рядом людей и послушал, о чем они говорят. Он понимал, что эти  толпы беззаботных людей пришли сюда отдыхать, поэтому отдались во власть музыки и танцев. Дым от костров покрыл их, как туманом, на мгновение изменив реальность. И невольно вырвались слова:

- Разве можно здесь танцевать? Здесь было столько слез и столько горя… и это не давняя история наша…

Старик понимал, что эти слова так и останутся с ним, никто его не услышит, но все равно ему было необходимо высказать свою боль, выбросить ее из сердца… В реальность его вернул голос гостя, приехавшего с ним:

- Дядя Али, как всегда,  занят пустословием. Если будем ждать, пока он наговорится, не найдется ни одного места для празднования. 

Хотя хозяин машины был недоволен словами говорившего и строго посмотрел на него, но все-таки подошел к дяде Али, взял его за руки и попросил:

- Давай, дядя Али, поедем. Если мы задержимся, мест не останется.
Дядя Али, выполняя его просьбу, встал с валуна и перед тем как отправиться в путь, окину взором долину: одна пустота была ответом ему, но эхо криков, раздававшихся здесь несколько десятилетий назад, так и звучало в его ушах… С первыми шагами вверх он вспомнил и первые свои шаги, которые сделал вместе с партизанами, покидая толпу и поднимаясь в горы. Оставив в неизвестности женщин и детей, они тихо, стараясь быть незамеченными, шли все вверх и вверх. Но мысли их были там, в долине. Да, они ушли из толпы, чтобы солдаты врага не признали людей  боевиками. …Иногда по приказу  командира партизан они прятались, сходя с горных тропинок, а потом продолжали путь.

С их уходом беззащитная огромная толпа продолжила медленно двигаться по дороге, ведущей к войскам Саддама. Обреченные, они вернулись из страха, что и против них будет использовано химическое оружие. Они возвращались с поднятыми вверх белыми тряпками, таща за собой  плачущих детей. … Многие понимали, что на этой дороге они теряют не только свое прошлое, но и себя, свою индивидуальность, каждый стал обезличенным, одним из толпы. И только глубоко-глубоко в пещере сердца каждого затаились воспоминания о прошлой жизни. Они шли, переминаясь с ноги на ногу, словно птицы с подрезанными крыльями. Невеселые мысли прерывали то крики женщин или детей, то смех и песни вражеских солдат, красноречиво напоминая людям о положении, в котором они оказались: путь в будущее, ведущий к надежде, был прерван. Над ними витали только пыль да ощущение смерти. Новый их путь вел к потере всего, что было дорого. К небытию. Небо над ними, бездонное и чистое, лишь местами покрытое белыми облаками, казалось им саваном. Нет, это не боль страха застилала им глаза, нет. Они чувствовали смерть не глазами, а всем своим нутром, обострившимся внутренним чувством.



Жиян, та девушка, которая никак не хотела сдаваться врагам, поняла, что все пути отрезаны, перед ней только одна дорога – вместе с толпой в неизвестность. Смерть стояла у нее перед глазами и заползала в сердце. Иногда ее охватывало беспокойство иного рода, ей казалось, что она попадет в рабство или совершится что-то другое, пока для нее не имевшее названия… Когда толпа подошла к красной линии, протянутой поперек тропы, мысль о пути назад тоже осталась в прошлом, показавшимся вдруг таким далеким и нереальным. И все-таки она мысленно вернулась в то время, когда она впервые осознала, что вдруг проснулась от долгого сна. Они были подростками и не хотели жить без свободы, грезили о победах, которые непременно будут… Перед Жиян со знакомством с христианской девушкой по имени Джан открывался новый, широкий мир. Об этом мире Джан много знала и красиво говорила, и хотя Жиян понимала, что не сможет найти себя в нем, этот мир будоражил душу. Их знакомство не было случайным. Обе были студентками университета, учились на одном курсе в группе английского языка. Оказалось, что они приехали из одного города и разговаривали между собой то на английском, то на курдском языках. Так и подружились, но душу друг другу пока не открывали. Но однажды Джан нарушила устоявшиеся отношения, когда с открытым сердцем во дворе университета и каким-то непривычно нежным голосом обратилась к Жиян  на курдском языке с предложением, которое сразило ее сердце…

- Если человек дезертирует  с войны, этого факта невозможно утаить. Но факт побега с поля битвы с женщиной мужчина всегда оставит при себе. Но этот побег не останется без следа. Когда мужчина решится повторить эту схватку с женщиной, его взгляд будет выражать страх. Женщина же никогда не захочет еще раз сразиться с ним. Знаешь, в теле женщины есть секрет: кто попытается узнать его, тот должен будет достичь ее сердца.

Я говорю, что ни молодые люди, ни старое поколение не знают этой правды о девушках. Хотя они должны были бы знать: красивая девушка всегда прячет свою красоту в себе и всегда хочет, чтобы ее любимый познал эту красоту. А дурнушка  тоже всячески пытается скрыть свою некрасивость. Но она ни за что не захочет, чтобы любимый увидел в ней отсутствие привлекательности и красоты. 

Услышав эти слова, Жиян спросила Джан: 

- О Боже мой, откуда у тебя такие слова, да еще и на курдском языке?

- Эти слова из книг разных народов, только выражены они по-курдски. Любовь к курдским сказкам и песням не покивает меня с раннего детства до настоящего времени. 

- Как же так? Курды сами не хотят говорить на своем родном языке, а ты не курдянка, а хочешь говорить по-курдски.

- Видимо, нет ответа… Хотя есть много причин, но сейчас не хочу объяснять этого. Давай оставим разговор на будущее. Но когда мы сможем больше открыть свои сердца друг другу, мы обо всем поговорим. Впрочем, я думаю, наступило время, когда нам не стоит больше прятаться друг от друга. Нам нечего  бояться говорить о своих секретах.

- Ха… А разве у тебя есть какие-то секреты?

- Только не скажи, что у тебя их нет.

- Каждого есть свои секреты, а что конкретно ты хочешь сказать?- Я задам тебе три вопроса.

Жиян прервала ее, спросив: 

- Почему три? Не два и не четыре?

- А ты не знаешь, когда мусульманин разведется со своей женой, он должен три раза произнести: я развелся, развелся, развелся. Ты сама знаешь, когда на старте считают: раз, два, три - все начинают бег. Эта цифра самая удобная для различных команд и сопоставлений.

- Ну хорошо, что за вопросы?

- Эти три вопроса обо всем и ни о чем.

- Пусть Бог мне поможет  ответить на твои вопросы.

- Если ты будешь искренна, ты сможешь ответить на все три.

- Давай, надеюсь, что смогу.

- Как ты относишься к любви?

- Я в поисках. Хотя иногда я вижу себя в любовных отношениях…

 Ответ Жиян был по душе Джан. Она почувствовала, что девушка чувствует то же, что и она, несмотря на то, что лично для нее этот период ожидания любви уже пройден. И, видимо, поэтому она не хотела продолжать рассуждать о сути этого вопроса и перешла ко второму.

- Ты хотела быть мальчиком?

Жиян с удивлением посмотрела на нее, но все равно, что было на сердце, сказала:

- Нет. Не только не хотела быть мальчиком, но и не хочу хоть чем-то быть похожей на них. Но я хотела бы иметь их права в обществе… Если ты хочешь правду, я очень хотела бы быть голубем.

Этот ответ помог Джан взглянуть по-другому на эту курдскую девушку. Вместо третьего вопроса она решилась на дискуссию.

- Ты хотела бы быть голубем, хотя из птиц он самый слабый, голуби даже не могут защитить себя, никогда не хотят сражаться ни с кем, не зря они стали символом мира.

- Джане, я выбирала для себя не поведение голубя, а его красоту. Вид голубя очень гармоничен, он не только красив, но и грациозен, красивы даже его движения. Мне нравится, как голуби ходят.

Джан хотела сказать ей: "Девочка, ей Богу ты мои же слова мне говоришь!" Но вслух она попыталась объяснить собственные мысли относительно голубей.

- Правда, эти птицы отличаются от всех. Мы видим, как красивы они телом и раскраской оперенья, но душа их не менее красива. К сожалению, не у всех животных и птиц, существующих на свете, тело и душа гармонично сочетаются. Я думаю, неслучайно ты хотела быть голубем, потому что у тебя и  душа, и внешность красивы.

Жиян улыбнулась и, шутя, спросила:

- Если бы ты была мальчиком, ты бы просила моей руки?

Джан тоже улыбнулась, но ответила серьезно:
- Из-за своей религии я бы не смогла просить твоей руки. 

- Но если бы ты приняла ислам, ты смогла бы попросить моей руки?

- Нет, этого бы я не сделала, потому что ложь в вере  я не принимаю.

- Любовь – это тоже разновидность веры, и она также не любил лицемерия, особенно первая любовь. Наверное, поэтому она не забывается. 

- Правда, она не забывается, но не потому, что это разновидность любви, а…

- А что по-твоему такое?

- Это ветерок, который веет на человека от самого детства до подросткового возраста. А первая любовь начинается у подросших мальчиков и девочек. Именно в таком возрасте я была в поисках подходящего юноши. Мне неважно было, какой он национальности, какую исповедует религию, самое важное для меня было соприкоснуться чувствами, а затем научиться понимать друг друга. Хотя взаимопонимание всегда охлаждает любовь. А когда охлаждается любовь, исчезает и понимание влюбленными друг друга.

- Джане, откуда у тебя такие глубокие мысли?

Девушка засмеялась:

- Я книга, а ты читай меня. Когда почитаешь, то, что было не видно тебе и что было не слышно тебе, услышишь и увидишь. Это станет причиной того, что  у тебя возникнет желание войти в новый мир, до сих пор тебе неизвестный. А когда войдешь в него, поймешь, что ты заново родилась... Но оставим шутки в сторону. Я признаюсь, что и ты для меня непрочитанная книга, я буду очень рада, если будем вместе читать эти книги и расскажем друг другу то, что лежит на сердце.

Жиян ударила рукой по ее руке и сказала:
- Давай, мы договорились. И нам не нужны другие слова.

Обе девушки замолчали, потом Джан прервала молчание и перешла к третьему вопросу:

-Ты как относишься к песням?

Жиян очень любила песни и мелодии, которые унаследовала от отца, и ответила песней "ле-ле дай ике". Когда она закончила петь, Джан зааплодировала, так песня пришлась девушка по душе:

- Я вижу ты и песня едины. Это обозначает, что ты будешь едина и с любовью.Жиян спросила:

-А ты, видимо, к любви по-другому относишься.-У меня никого нет, - очень серьезно и грустно ответила Джан. – И, помолчав, продолжила:

- Если хочешь знать правду, я обижена на себя и на этот мир.

Жиян прервала ее слова:

- Разве можно так?

- Да. Бывает и так. Что происходило в моей жизни, заставляет так думать.

Жиян не поверила своим ушам и подумала: "Как так могло быть? Красивая, умная девушка. И она без надежды и веры?" И сказала:

- Говорят, человек, который никому и ничему не верит, потом может обрести веру в людей. Из твоих слов я поняла, что ты обижена на всех, потеряла веру в людей и решила, что для тебя все потеряно... Я уверена, что в будущем ты найдешь общий язык с любым человеком, потому что человек всегда меняется, сколько бы боли у него ни было, он не должен потерять себя.

-Ты хочешь быть похожей на каждого?

-Нет, похожей на себя и быть в контакте с другими.

- А ты можешь найти человека своего возраста, видевшего столько пыток? Эти пытки не только на моем теле, но и в моей душе!

Жиян хотела много узнать о подруге. Что за беда, которую девушка видела в своей жизни? Но она не считала себя вправе  задавать вопросы об этом и старалась говорить спокойно, чтобы не причинять ей боль.

- Да, ты права. Беда для человека всегда страшна и несет с собой бездну темноты и еще нечто необъяснимое. Но я верю, что ты пересилишь себя и найдешь правильное решение. Твоя дорога по жизни будет светлой.

- Ты хочешь меня воскресить, что ли?

Жиян почувствовала, что они слишком далеко зашли в своих разговорах, и решила изменить тему и тон беседы.

- Ты разве умерла, чтобы я тебя воскресила?

Этот вопрос заставил Джан продолжить говорить, серьезно, без шуток.

- Вопрос воскресения для меня – самый больной. Пророка Иисуса убили, и каждый год люди, обманывая себя, говорят: "Христос воскрес"… Честно, если бы мне задали вопрос, кто самый несчастливый человек на свете, я бы ответила, что Иисус Христос. Он потерял свою жизнь, а христиане и мусульмане всегда говорят о его воскресении. Ладно мы, христиане, каждый год повторяем это. Но самое интересное, что мусульмане говорят: Христос в конце света вернется и скажет своим верующим, чтобы они приняли ислам.

Здесь Джан почувствовала, что слишком увлеклась, ведь она не так хорошо знает Жиян. Их теперешние отношения не позволяли говорить о самом сокровенном. Поэтому она посмотрела на Жиян и без слов, одними глазами, как бы продолжила разговор, чтобы их души соприкоснулись. Через мгновение она еще глубже посмотрела на Жиян: "Я с любовью смотрю на мир, но почему другие смотрят на меня иначе?" – мысленно проговорила она и добавила вслух:

- Я больше не буду прятаться. До сегодняшнего дня надежда и пустота были моими друзьями, когда одна уходила, приходила другая. А я терялась между ними, потому что в пустоте надежду не увидишь. И, несмотря на это… Ладно, давай не будет торопиться принимать решение. Не зря сказано: спешка – источник для ошибок. 

Эти слова ударили в сердце Жиян, и она тоже не захотела продолжать дальше этот трудный разговор:  

-Да, человек никогда не должен торопиться. И не должен жить без цели. Ведь недаром говорят: если жизнь человека бесцельна, он ничего хорошего не увидит и ничего не добьется. Давай будем с тобой дружить. Чистосердечные отношения  не помешают нам обеим…
…Гул самолетов снова раздался над долиной. Истошный крик толпы, среди которой была и Жиян, оторвал ее от воспоминаний, и  у нее вырвалось из глубины души:

-Какое счастье жить! Как хороша жизнь!

Несмолкавшие крики и плач детей не позволили ей остаться наедине со своими мыслями. Да она и понимала, что в атмосфере ужаса, окружившего ее, слова были бессильны… Но когда самолеты пролетели мимо, идущие впереди толпы уже дошли до красной линии, возле которой стояли солдаты. Один из подошедших стариков отошел от толпы и подошел к командиру сил Саддама. На ломаном арабском языке он сказал:

- Мой господин, мы ошиблись, когда сбежали из дома. А сейчас мы взываем к твоей совести, чтобы вы простили нас, и мы вернемся в свои дома. 

Так он сказал, но звучавшие слова в его сердце помогут выразить эти строки:      
Униженные, с потерянным взглядом,
С горькими слезами,  спотыкаясь,
С поникшей головой взываем
К схваткам совести вашей.

Но милосердие не коснулось совести командира. И слово, как раскат грома, бешено вырвалось из пещеры его рта:

- Огонь!

Из дула автомата Калашникова вырвалась смерть. 

По решению высшего командования было необходимо убить первые ряды толпы. С одной стороны, чтобы напугать людей, заставив их замолчать, чтобы только предсмертный стон вырывался из их уст. С другой стороны, лишить их чести и воли.

Как только раздались очереди автоматов, матери бросились на детей, закрывая их своими телами. Остальные тоже упали на землю и замерли в ожидании… Но этот оскал смерти был мгновенным… Раздался приказ, чтобы люди немедленно поднялись с земли. Оставшиеся в живых встали и увидели перед собой три тропинки, ведущие в разные стороны. На каждой стояли солдаты, которые сортировали людей, деля  толпу на три группы. На одну тропу отправляли матерей с детьми, на другую - девушек и подростков, а третья была для всех остальных – стариков, мужчин и женщин.

Многие в толпе держались за руки, особенно родные. Когда солдаты стали отнимать у отца девочку подростка, тот еще крепче сжал руку, ни за что не желая расстаться с ней. Солдат не мог разжать его руки, вырвать девушку. Тогда командир крикнул:

-Убей их.

Солдат выстрелил в девушку, потом в отца. Толпа ахнула, кто-то закричал… Но сопротивления больше не оказал никто. Лучше мы расстанемся, чем умрем, подумал каждый, отдавая солдатам своих детей…

Жиян без сопротивления встала на свою тропинку. Ей не нужны были слова, чтобы почувствовать боль родителей и ощутить соль их слез на своих губах… В миг расставания все они стали живыми трупами. И толпа тоже умерла душой.

Будущее разлученных было как на ладони: подросшие дети станут рабами, а девочки к тому же потеряют красоту, испытав в страхе и страданиях насилие над своей душой и невинностью. А дальше что? Они будут продолжать жить в тени бесчестия, терпя оскорбления от всадников лжи и предательства, которые будут использовать девушек ради своего удовольствия до тех пор, пока, словно использованную жвачку, за ненадобностью не бросят на обочину жизни... 

Перед третьей группой – старыми людьми - осталась только одна дорога: под туманом потерь доживать в ожидании желанной смерти.

Мировое сообщество не торопилось рассказать правду о случившемся в этой долине и встать на защиту пострадавших. Блюдя собственные интересы, европейцы закрывали глаза на творящийся произвол саддамитов, не видели невинных слез, не слышали стонов… Больше того, они ударили в барабаны лжи и закружились в танце, чтобы не видеть того, что надо видеть. Они уподобились беспечным зрителям на скачках лошадей и всячески подбадривали наездников, хваля их трюки, мешая в одну кучу правду и ложь. И кого волновало, что в результате двуличия мировой элиты, с ее попустительства, страна рушилась, люди гибли. Словно ударом копыта лошади, они отбросили от себя все эти проблемы.  И продолжили свой замысловатый танец. 

Но обреченные люди в толпе перед изгнанием все еще ждали ветра правды, чтобы прогнать убивающий их туман лжи. Они хотели, чтобы все-все на свете показали истинное свое лицо – без прикрас и одежд, предстали обнаженными. И тогда вылетевшие из их ртов вороны не показались бы людям соловьями, и тогда гимн правды  поднялся бы вверх и покрыл все другие голоса.

Таково было желание толпы, изгнанников… Но когда бы исполнилось это желание? Когда? Видимо, только после смерти. И все же люди надеялись, что происшедшее в этой долине не исчезнет в тумане, люди узнают правду.

Когда толпу разделили на группы, в ушах Жиян раздались слова Джан:

- Моя бабушка говорила, что толпу христиан по дороге в Турцию разделили на три группы. Одну, группу девушек, забрали себе местные мужчины или солдаты. Они изнасиловали их, а потом убили. Во второй группе были женщины и мужчины. Им предлагали принять ислам. Если они отказывались, их сразу убивали. Но детей государство оставляло себе, воспитывая из них солдат. Это была третья группа.

Сказав это, Джан задумалась и, помолчав немного, сказала:

- Как начало двадцатого века началось с изгнания христиан, так в конце этого века будет изгнание курдов. Но я не понимаю, почему вместо фарман (изгнания) они называют анфал. (Это тоже изгнание, но взятое из Корана). Видно, что Османская империя хотела именем ислама изгнать с насиженных мест христиан, а цель изгнания курдов - это переселение арабов.

Тогда, услышав это, Жиян взглядом спросила у Джан:

- Откуда у тебя такие данные?

Но сейчас, оказавшись в положении изгнанника, она сказала себе:

- Правду сказала Джан, все теперь происходит на моих глазах...

 

 

Читать часть вторую

Читать часть третью

Теги: Баве Назе