новостной сайт о событиях в курдском регионе

Таксист, который везет меня в аэропорт Бейрута, говорит, что приближается yom al-qiyama (судный день). Скоро произойдет большой взрыв – очень большой взрыв. Революции, которые охватили Арабский мир, ни к чему хорошему не приведут. Повсюду к власти придут исламские партии. На Ближнем Востоке не останется больше христиан. Поверьте, уж поверьте мне, настаивает он. Полон предвкушения, inshallah, в этом году он совершит Хадж в Мекку. Я говорю ему, что еду в турпоездку в Ирак. По тому, как он смотрит на меня в зеркало заднего вида, становится ясно без слов: он думает, что я сумасшедшая.

Я возвращаюсь в Ирак через девять месяцев после того, как покинула свой пост политического советника генерала-командующего американскими вооруженными силами в Ираке. Чуть раньше в этом году шейх написал мне со своего айпада: “Мисс Эмма, нам Вас не хватает. Вы должны приехать к нам в гости. Вы остановитесь у меня. И у Вас не будет никакой власти”! Я взволнована, и нервничаю. Самолет заполнен пассажирами примерно на треть. Я – единственная иностранка.

Оглядываюсь на своих соседей. Мне интересно, кто они и таят ли обиду за какие-то наши действия.
Перелет длится полтора часа. Я читаю и дремлю. По мере того как мы приближаемся к Ираку, я поглядываю в окно. В воздухе полно песка, и видимость не очень хорошая. Но я различаю Евфрат внизу. Земля двух рек, я возвращаюсь.

У меня нет иракской визы. Визы, которые выдаются иракскими посольствами за рубежом, не признаются багдадским аэропортом. У меня есть письмо с печатью и подписью иракского генерала из Министерства внутренних дел. В аэропорту я предъявляю паспорт и письмо, заполняю анкету, плачу $80 и в течение 15 минут получаю визу. Забираю сумку. Я – за границей. Хочется склониться вниз и прикоснуться к земле, которая впитала столько крови за все эти годы – нашей и их крови.

Я замечаю Посредника. Пожимая друг другу руки, мы усмехаемся. Через минуту мы в его машине, мчимся по дороге от аэропорта, которую мы назвали “ирландский маршрут”, по направлению к Зеленой зоне. Американцев не видно. Ни на дорогах, ни на контрольных пунктах. Ирак выглядит нормально – для Ирака. Что нового? Что изменилось? Он говорит, ситуация не очень хорошая. Плохое правительство. Слишком много убийств. Мы смеемся и болтаем как старые друзья.

Посредник, который “контрабандой” вывозил меня из Зеленой зоны, сегодня точно так же ввозит меня обратно. Положись на меня, говорит он, улыбаясь и похлопывая себя по груди.

Вскоре я дома у моих иракских хозяев, узнаю от них последние новости. Прыгаю в бассейн. Температура воздуха +46°. Коричневое, наполненное песком небо тревожат вспышки серого, белого и желтого света. Позже вечером раскаты грома сменяются стуком минометов, направленных на американское посольство.

*

Одетая в абаю и хиджаб, я сижу на заднем сиденье автомобиля, который везет меня и двух молодых иракских солдат, шиитов из Багдада, на юг по направлению к Кербела. На государственных выборах в прошлом году один из них голосовал за Малики на пост премьер-министра, другой – за Аллави, так как хотел, чтобы Ирак возглавил политик секулярного толка. Оба соглашаются, что при Саддаме жить было лучше, было безопаснее, люди могли свободно передвигаться, газ был дешевле, зарплаты росли, не было “Сунни-Шиа”. Они говорят, что люди очень недовольны уровнем услуг в публичном секторе, особенно, что касается электричества, но слишком напуганы, чтобы выходить на демонстрации. Никому не нравится жить в оккупации, но люди также волнуются, что с уходом американцев ситуация усугубится. Оба подчеркивают, что Джаиш аль-Махди – это неправильный путь.

Мы едем на юг около часа. Проезжаем многочисленные контрольные пункты. Документы никто не проверяет. Я – женщина-невидимка в исламском платье. Уже поздно, так что дороги свободны. Наконец, мы сворачиваем с шоссе на грунтовую дорогу, едем через фруктовый сад, и подъезжаем к дому на берегу Евфрата, где я встречаюсь со своим иракским другом, а он знакомит меня со своими компаньонами, мужчинами и женщинами. Столы расставлены, и из дома появляются большие подносы с едой. Салат “Фатуш”. “Маклуба” – курица с рисом. Мы набиваем рты едой. Я сижу в кресле-качалке и болтаю с другом, который рассказывает о своем опыте сотрудничества с американскими вооруженными силами. Намерения у них благие, говорит он, но они наивны. Не знают, как работать с подрядчиками. Потратили кучу денег, а сколько выбросили на ветер. Не сумели распознать, кто хороший, кто плохой. Многие проекты были плохо реализованы. Другие – нерезультативны. В прошлом веке британцы оставили после себя железные дороги, шоссе и мосты. Что нам оставили американцы? Друг рассказывает о своих компаньонах, чем они занимаются и как он с ними познакомился. Когда я спрашиваю, откуда они, выясняется, что одна женщина – курдка, которая родилась и выросла в Багдаде, двое – сунниты, другие – шииты, и у всех родственники – из разных сект. Мы все – иракцы, говорят они мне.

Уже полночь. Я откидываюсь на спинку кресла-качалки, заворачиваюсь в одеяло и засыпаю на берегу реки. Мой мирный сон грубо потревожен в два часа ночи массивным взрывом, который сотрясает землю. На секунду мне кажется, что на нас напали. Потом я воображаю, что на близлежащей базе, должно быть, еще остались американцы. Я не двигаюсь с места и вскоре снова засыпаю.

Просыпаюсь на рассвете в пять утра и вижу, как мимо на крошечном суденышке проплывает рыбак. Снова задремываю, до тех пор, пока не начинает припекать солнце. Помощник по хозяйству тоже спал на улице. Он приносит мне чай. Говорит, что охранял меня всю ночь, думая о моей безопасности и не подпуская собак, которые больше похожи на волков. Я говорю ему спасибо. Он рассказывает про реку. У американцев здесь были базы. Наши на них нападали. Банды. Американцы не знали, кто плохой, а кто хороший. Однажды он залез на пальмовое дерево и собирал финики, а американцы в него выстрелили. Вспоминая, как упал с дерева, он хихикает. В другой раз, когда он подошел к контрольному пункту, его попросили снять рубаху, затем штаны, а затем – нижнее белье. Заставили идти совершенно голым. Как-то раз, он подумал, что на плантацию забралась банда, и открыл огонь. Оказалось, это были американские солдаты, и одного из них он ранил. Американцы его арестовали и отправили в тюрьму Букка рядом с Басрой. Он рассказывает о своей жизни сегодня. Электричество дома дают всего на несколько часов в день. Включают на час, а выключают на четыре. В течение этого часа, он пытается максимально охладить свою комнату. Людям живется сложно. Они спят на крышах. Он говорит о “британской эпохе” и “эпохе Саддама”. Он уже отнес американский период к истории.

Я становлюсь на водные лыжи и скольжу по Евфрату. Вчерашняя дымка рассеялась, и небо ярко синеет. Машу людям на берегу, и они машут в ответ. Оставляю позади искандрийскую электростанцию, которая когда-то служила американской базой. Выше по реке слева – Джурф-эс-Сакр. Когда-то американцы называли эту местность “треугольником смерти” из-за повышенного уровня насилия. Помню, как мы неоднократно приземлялись здесь на вертолете, во время посещений военных частей, и получали сводки о повстанцах, которые движутся вниз по реке. Сейчас это – я на реке, а американские базы исчезли. Я спрыгиваю с лыж в воду и плыву обратно, вниз по течению.

С обратной стороны дома, где пасутся овцы и гуляют куры, помощник по хозяйству жарит на огне рыбу, которую нам принес рыбак. Мой друг ранее выпотрошил ее, промыл в реке и разрезал на две половинки, чтобы положить на гриль. Одна из женщин кладет “масгуф” на поднос и несет его к столу на берегу реки. Мы стоим вокруг стола, едим рыбу руками, и макаем свежеиспеченный хлеб в салаты. Это вкусно.

*

Меня пригласили на обед в армянскую семью, которая живет в той части Багдада, где раньше была еврейская зона. До основания государства Израиль, в Ираке проживало более 130 тысяч евреев. Согласно переписи населения 1917 года, евреи составляли 40% населения Багдада. Армянская семья купила дом в 1954 году. На стенах висят ружья, пистолеты и гобелены. Полки вдоль длинной стены заставлены книгами. Мой друг живет здесь с женой и сыном, и своими родителями. Его мать, элегантная, хорошо одетая женщина, рассказывает мне о том, как армяне бежали в Ирак во время геноцида Турции. Многих армян приняли арабские племена. Арабы были с нами так добры и щедры, принимая сирот, как своих собственных детей. Мы всегда будем помнить, как добры они были к нам. Нам никогда не простить Турцию. Количество армян в Ираке сократилось вдвое с 2003 года, и сейчас упало до 10 тысяч. Ей кажется, христианам в Ираке пришел конец.

Она жалуется, что многие уезжают в Соединенные Штаты. Что они там найдут? Возможно, жизнь там легче, но здесь, в Ираке, остаются наши семьи, наша история, культура. После падения режима у всех были такие надежды, вздыхает она. Никто не думал, что так все повернется. Но даже в свои самые мрачные моменты она не желает возвращения Саддама. Жена моего друга приготовила пир из армянских яств, и я пробую с каждого блюда понемножку. Когда я ухожу, она мне заворачивает с собой столько еды, что ее хватит арабской семье, у которой я остановилась, на несколько дней.

В машине, на которой с моим армянским другом мы едем обратно по городу, мы слышим новости о дерзком нападении на провинциальный совет Диялы, в результате которого 8 человек убиты и более 20-ти – ранены; а также об убийстве иракского генерала в Багдаде.

*

Я встречаюсь с несколькими турецкими друзьями за роскошным угощением, приготовленным их турецким поваром. Они рассказывают, что иракцы обвиняют Турцию в нехватке пресной воды и требуют, чтобы Турция отдавала больше воды в бассейны иракских рек. Но отношения между Турцией и Ираком – особенно в Курдистанском регионе – хорошие, в основном, благодаря визионерству турецкого посла и инвестициям турецкого частного сектора. Турецкие компании работают по всему Ираку – от севера до юга – и приобрели хорошую репутацию благодаря тому, что доводят дело до конца. Преимущественно турецкие компании облагородили Зеленую зону и отреставрировали Республиканский дворец, проложив дороги и построив гостевой дом для Арабского саммита, который так никогда и не состоялся. На сегодняшний день в Ираке Турция считается основным конкурентом и уравновешивающей силой для влияния Ирана.

*

Я катаюсь по Багдаду с одним высокопоставленным иракским чиновником. Он – мой старый товарищ, от которого за годы общения я узнала очень многое об этой стране. Мы наведываемся в наши любимые места. Я отчетливо вижу изменения, которые произошли за последние девять месяцев. Местная экономика укрепилась. Расцветает частный сектор. Открываются новые магазины. На дорогах появляются автомобили. Люди спешат по делам. Исчезло много бетонных барьеров. Не так заметны силы безопасности.

По пути я спрашиваю его, чем он больше всего озабочен. Он отвечает: направлением политического процесса, коррупцией и убийствами. Мы обсуждаем разные пути, которыми Ирак может пойти в своем развитии, и их признаки:

Диктатура. Смогут ли премьер-министр Малики и партия Дава укорениться достаточно глубоко, чтобы контролировать государственные органы и неофициальное теневое государство – в традициях старой культуры Ирака заново утвердиться, но на пользу другим получателям? Малики сейчас занимает пост министра обороны, внутренних дел и национальной безопасности. Отборочная комиссия по утверждению повышений в вооруженных силах больше не существует. А значит, те, кто ожидают продвижения по службе, пенсий и защиты, льнут к политическим лидерам, за неимением уверенности в том, что система сама признает их заслуги или воздаст за них. Малики расставил своих людей заместителями и советниками во всех министерствах. Но, на сегодняшний день, власть в Ираке слишком рассеяна, что мешает любой силе получить полный контроль. Это идет вразрез с тенденцией Арабской весны, которая оказывает влияние на регион.

Олигархия: Будут ли политические элиты поддерживать текущий политический паралич путем создания олигархии, как в России? Политические элиты Ирака живут в больших особняках, получают высокие зарплаты и пенсии, могут позволить себе частные генераторы для обеспечения собственных нужд в электричестве, и хорошо охраняются. Они держат нос по ветру и имеют доступ к крупным контрактам. Но достаточно ли компетентны эти элиты, чтобы подчинить государство?

Учитывая уровень коррупции и отсутствие верховенства права, это путь кажется достаточно вероятным.

Иметь или не иметь: Будут ли вооруженные формирования соперничать с государством за долю в отечественной нефтедобыче, как в Нигерии? Ширятся слухи, что милиция снова поднимает свои головы, и власть садристов на юге продолжает расти посредством принуждения и запугивания.

Демократия: Дееспособность парламента растет, парламентарии разрабатывают законы и обсуждают вопросы. Заседания кабинета и сессии парламента показывают по телевидению, пусть и в редактированном виде. Средства массовой информации процветают, хотя наблюдаются попытки контролировать журналистов. Между тем, сектантская конструкция политической системы и коррупция препятствуют движению в этом направлении. Возможно, лет через десять, когда сменится текущий политический класс, надежды будет больше.

Гражданская война: Окунется ли снова Ирак в сектантский конфликт? Хотя такой риск остается всегда, политические лидеры, учреждения и силы безопасности Ирака сильнее, чем они были в 2005 году, и все хотят избежать такого развития ситуации.

Мы заключаем, что страна может пойти по комбинированному пути. Вряд ли Ирак сможет избежать “проклятия ресурсов” – парадокса, согласно которому страна, богатая нефтью, имеет меньший экономический рост и худшие показатели развития, чем та, которая менее одарена природными ресурсами.

*

Я наблюдаю за тренировкой национальной сборной Ирака по теннису. В команде – отличные игроки. Больше всего меня впечатляет, как они взаимодействуют друг с другом, поздравляют или выражают сочувствие после того или иного удара. Общаюсь с ними во время перерыва. Они – из разных частей Багдада, разных сект, играют благодаря вдохновению и поддержке отцов, и с гордостью представляют Ирак на международной арене.

*

Сижу в багдадском кафе со своей хорошей подругой, депутатом парламента. Вспоминаем 2007 год и как мы бок о бок работали над тем, чтобы сократить проявления насилия, охватившего страну. Кажется, это было так давно. Мы обсуждаем проблемы, с которыми страна сталкивается сегодня. Я спрашиваю, на сколько хватит терпения иракцев. Она говорит, что люди устали. Хотят электричества и рабочих мест. Есть и спать. Жить нормальной жизнью. Несправедливость существует. Страна богата, но люди не получают от этого никаких преимуществ. Иракский народ был настолько угнетен все эти годы, что мы превратились в овец.

Ирак сегодня так далеко от той картины, которую представлял народ после падения Саддама. Я рассказываю о своих поездках в Египет и Тунис и о том, в каком приподнятом настроении там люди из-за того, что сами смогли сбросить режим, практически без кровопролития, обсуждают свои конституции, и на первый план выходят новые политики. Она говорит, что иракский народ не испытывает подобного подъема сил. Не люди устранили Саддама. Многие из политиков, кто получил власть, - это исламисты, бывшие в эмиграции и вернувшиеся из-за границы. Конституция практически не обсуждалась публично, и выборы не принесли никаких изменений, а сохранили ту же самую дисфункциональную систему.

Возникают новые интерпретации о жизни до падения режима и жизни в оккупации. Люди начинают заявлять, что до 2003 года “Сунни-Шиа” не существовало. Многие осуждают американцев за введение этно-сектантской системы квот при распределении мест в Правящем совете и за исключение ключевых сегментов населения. Но все это время американцы советовались с иракскими элитами в эмиграции. И, хотя политические партии заявляют, что не хотят квот, все они борются за их сохранение. Во время выборов иракцы голосовали преимущественно исходя из своей этнической и сектовой принадлежности. В то время как иракцы критикуют коррупцию, они дают взятки. Разрыв между политическими элитами и иракским народом, кажется, еще больше увеличивается. Находясь в безопасности в Зеленой зоне, я слышу разговоры некоторых элит о “шиитской власти”, тогда как другие обсуждают создание Суннитского федерального региона. Элиты не только не выработали консенсуса по поводу сущности государства, но и не продвинулись в направлении создания более справедливого общества, слишком часто фокусируясь на мести и аккумуляции власти, вместо национального примирения. Таким образом, элиты и далее грызутся между собой из-за трофея в виде национальных богатств.

Каждая из групп смотрит телеканал, который поддерживает линию блока, в котором она состоит. Правительственный канал изображает, как кабинет обсуждает прогресс в работе своих министерств по итогам 100 дней пребывания у власти, проекты по развитию по всей стране, прекрасные ландшафты, счастливых избранников из публики, которые вышли на шопинг. По контрасту с этим, Шаркия новости постоянно критикуют правительство за недостаточный прогресс, говорят о перебоях со светом по всей стране и о том, на сколько часов в день из национальной сети поступает электричество, а также показывают жестокость государственных сил безопасности. Учитывая, что политика настолько поляризована, насилие, направленное на достижение политических целей, будет неизбежным, государственные учреждения останутся слабыми, а экономическому развитию будет препятствовать отсутствие верховенства права.

*

Я приглашена в гости на ланч к другой женщине-депутату парламента, которая активно продвигает права человека в Ираке. Спрашиваю, каким образом можно заставить политиков услышать голоса иракского народа? Она отвечает, что это очень сложно. Иракцы до сих пор не удовлетворили свои базовые потребности. Самая важная из них – электричество. Сложно получить доступ к интернету, создать сеть контактов на фейсбуке при таком малом доступе к электричеству. Обществу нужно демилитаризоваться. Необходимо создать пространство для голосов молодежи и женщин, а также меньшинств. Это очень сложно сделать в Ираке. Американцы не достаточно вложились в популяризацию демократии, жалуется она. Люди слишком напуганы, чтобы выходить на демонстрации – напуганы правительством и террористами.

В пятницу люди собираются на демонстрацию на площади Тахрир. Я немного слежу за событиями по телевизору. Изначально я сбита с толку, так как демонстрация совсем не похожа на то, что я наблюдала где бы то ни было в регионе. Показывают шейхов, которые требуют смертной казни для террористов. Я узнаю, что это правительственные сторонники, которых привезли автобусами из Кербела и других провинций, а также охранники из Зеленой зоны, которым сказали присоединиться к демонстрации для поддержки Малики. В руках они держат плакаты с портретом Аллави, перечеркнутым красным крестом. Меньшее число сторонников демократии включает разрозненные группы молодежи, коммунистов и остальных, вдохновленных Арабской весной в Египте и Тунисе на отвоевание больших свобод. Правительственные чиновники обвиняют их в том, что они – баатисты и террористы. Позже я слышу от западных журналистов, которые передавали с места событий, что несколько сторонников демократии были избиты дубинками людьми в штатском, а двое, включая женщину, получили ножевые ранения. И все это - в присутствии сил безопасности.

В ответ на демонстрацию, лидер “Иракии” Аллави выступает с резкой критикой против Малики и партии Дава. Аллави считается основным проигравшим в результате формирования правительства, так как ему не удалось капитализировать на своей победе в выборах. В начале месяца ходили слухи, что он согласится возглавить Национальный совет политики высшего уровня (хотя остаются разногласия по поводу названия поста и того, получит ли он одобрение Совета представителей), и соглашение о назначении министров безопасности было практически достигнуто. Но обсуждения снова были прерваны, а отношения ухудшились еще больше. В ситуации, когда два основных блока – Правовое государство и Иракия – не смогли достичь соглашения, а их лидеры, очевидно, имеют непримиримые разногласия, курды и садристы обладают “золотой акцией”.

Эта токсичная комбинация дополняется вопросом о том, останутся ли американские войска в Ираке после 2011 года. Садристы непоколебимы в том, что американские вооруженные силы должны покинуть Ирак до конца года. Они продолжают атаковать американские войска, для того чтобы потом заявить, что изгнали их из страны. Они угрожают, что будут протестовать против правительства, если качество услуг не улучшится до августа, и снова обратятся к насилию, если американцы останутся в Ираке по окончании года. Остальные политические элиты в приватной обстановке заявляют, что хотели бы, чтобы американские силы остались и помогали авиационным силам в защите воздушного пространства и флоту в защите нефтяных платформ, а также содействовали в армейской учебной подготовке и получении разведданных. Тем не менее, кажется, только курды настроены вести публичное обсуждение.

Партия Малики Дава выпустила заявление о том, что Дава “снова подтвердила свою твердую позицию по поводу вывода всех американских войск с иракской земли, водного и воздушного пространства в обозначенное время, которым является конец этого года”. Для того чтобы заручиться поддержкой иранцев и садристов в своем избрании премьер-министром на второй срок, Малики вынужден был пообещать им, что срок пребывания американских вооруженных сил в Ираке не будет продлен после 2011 года. Малики, вероятно, надеется, что парламент проголосует за частичное военное присутствие американцев в Ираке после 2011 года, а ему придется смириться с этим решением. Таким образом, он продолжит балансировать между Соединенными Штатами и Ираном. События в Сирии также волнуют элиты в Ираке. Если алавитский режим падет и ему на смену придет суннитский, тогда Ирак станет еще важнее для Ирана в качестве буфера с суннитским миром. Это также может подтолкнуть тенденцию в Ираке в сторону курдского, суннитского и шиитского регионов, которые находятся в сфере существенного влияния соседних стран.

*

Я подхожу к комплексу, который мы назвали “Башни свободы”, где американские солдаты когда-то наслаждались несколькими днями передышки после долгой командировки на поле боя. Сегодня это – штаб-квартира доктора Салеха Мутлака. Я говорю ему: как удивительно Вас здесь видеть. В последний раз я Вас встречала 18 месяцев тому назад в гостинице “Рашид”, как раз перед тем, как Вы сбежали из страны. Он смеется, затягиваясь сигаретой. Заставляет меня рассказать эту историю своим гостям, каждый из которых, разумеется, ее знает. Комиссия по дебаасификации запретила Мутлаку, одному из самых популярных суннитских лидеров в стране, который совместно с Аллави возглавляет Иракию, баллотироваться на государственных выборах. В результате сделки, достигнутой в процессе переговоров по формированию правительства в конце прошлого года, Мутлак сейчас занимает пост вице-премьер-министра Ирака. Председатель Комиссии по дебаасификации был убит в прошлом месяце. Кто возьмется предсказать, как развернутся события в Ираке?

*

В ресторане в центре Багдада, в районе Карада, я ем пиццу и пью вино с друзьями-журналистами, и слушаю, как иракец поет песни Би Джиз. Певец растрогал меня до слез. Он поет с такой страстью, что делает песни своими собственными. Я приглашаю его за наш стол. Он присаживается и, по мере разговора, талантливый, уверенный Певец превращается в хрупкого, травмированного человека. Я гадаю, какие ужасы повидали эти глаза? С какой травмой он пытается справиться? Он рассказывает, что в семидесятых, когда был мальчиком, ездил в короткую поездку в Соединенные Штаты, сопровождая отца, который получил ранение на сирийско-израильской границе и нуждался в пластической операции. В 2003 году он сам вызвался работать с американскими вооруженными силами, но через три месяца ушел, после того как подорвался на импровизированном взрывном устройстве. Я помню этих чудесных иракцев, которые вызывались работать с Коалицией в 2003 году, мечтая построить новое демократическое общество, – многие из них были убиты повстанцами за сотрудничество с оккупационными властями, другие сбежали из страны. “У меня снус”, – говорит мне певец, доставая мешочек табака. “Ну и отвратительную привычку ты перенял у американских солдат”! – браню я его. Он смеется. Жизнь в Ираке постепенно налаживается, уверяет он. Иракцы просто хотят жить. На это уйдет много времени – очень много времени.

 Перевод Надежды Пустовойтовой специально для Альманаха "Искусство Войны"