новостной сайт о событиях в курдском регионе

В одной из деревень Эчмиадзинского района Армении  ещё с древних времён обосновался один из знатных курдских родов. В 50-х и 60-х годах  прошлого века этот род возглавлял человек по имени Джаво. Лет ему было уже за семьдесят, но глядя на его молодцеватую стать, пружинистую походку, никто бы не назвал его стариком: моложавое лицо, с лихо закрученными кверху густыми и всегда ухоженными усами, неизменно привлекало внимание. 

Но вот самыми впечатляющими на его лице  были, конечно, его карие глаза. Глубоко посаженные  под кустистыми седыми бровями, они при разных эмоциональных ситуациях светились то радостью, то бывали печальными, а в гневе могли метать и молнии.   Но чаще всего в них сидела хитринка, и это придавало выражению его лица совершенно определённый характер. Да и за словом, надо отметить, он никогда не лез в карман, всегда был остр на язык.

Большая и дружная семья Джаво – "маla mezin", так это звучит по курдски, обосновалась   в трёх каменных домах, возведённых на обширной территории одного двора. Именно так, как это заведено в курдской традиции: в главном доме проживал сам Джаво со всеми своими детьми и внуками, а в двух других домах жили его младшие братья со своими семьями.

Эти три семьи, численностью примерно с полсотни, и составляли ту самую "Mala mezin", где все относились друг к другу с любовью, уважением, где все вопросы решались на семейном совете. Но у Джаво было неизменное право последнего слова, и он иногда пользовался этим правом, хотя, и не злоупотреблял, только в тех случаях, когда его опыт, знания и интуиция, которые никогда его не подводили, помогали  находить  правильное решение.

Основным родом занятий этого семейного клана было скотоводство.  Главным образом, держали овец и коз, числом не менее 1200 голов.

С приходом весны вся семья со всеми  односельчанами, которые принадлежали к тому же роду, что и семья Джаво, со всем своим нехитрым, но необходимым скарбом, поднимались на свои летние стойбища в горах Алагяза.  Громоздкие вещи, такие, как палатки из чёрного войлока, паласы и ковры, постельные принадлежности, всю необходимую  утварь, перевозили на грузовиках.  А овец и остальных домашних животных, собак, лошадей и ослов, перегоняли ещё загодя пастухи. Это было очень непростое  путешествие,  длившееся  обычно  несколько  дней.

Надо сказать, что пастбища в тех местах были отменные, земля плодородная, а трава всегда густая и сочная. За время летнего выпаса овцы набирали вес,  молока давали в избытке и вкуснейших курдских сыров, знаменитых на всю Армению, изготавливалось впрок. В избытке хватало  для личного потребления,  а  львиная  доля, как правило, уходила на  продажу.  Точно также  поступали с другими молочными продуктами: сметаной, маслом, курдским мастом / йогуртом /, творогом. Всё, как всегда, было отменного качества. С реализацией не было никаких проблем. Проверенные временем оптовые покупатели из числа армян, сами приезжали на стойбище и забирали всю продукцию. Весь род Джаво всегда жил  в достатке, на широкую ногу, ни в чём себе не отказывали и знали толк в обустроенной и достойной жизни.

Сам Джаво, будучи по природе очень отзывчивым и добрым человеком, помогал всем в округе, а люди платили ему уважением,   признательностью и ласково называли его дядюшка Джаво.

Знало о нём и всё высокое начальство района, начиная от первого секретаря райкома и кончая прокурором. Умный, с хорошей жизненной смекалкой, прекрасно разбирающийся в людях, дядюшка Джаво имел прекрасные отношения с начальниками районной милиции, прокуратуры и госбезопасности.

Сам, не дожидаясь каких-то намёков или прямых обращений, Джаво отправлял всему начальству в дни всех праздников или наездов высоких начальников из центра, несколько  освежёванных бараньих туш для шашлыков.

В общем, хоть овцы и не были целы, но волки всегда были сыты. Дядюшка Джаво хорошо знал, как выстраивать правильные отношения с людьми, от которых многое в этой жизни зависит. И эта практика стала  доброй традицией, она устраивала всех.

Но, как говорится, "и на старуху бывает проруха". В том смысле, что никто и предположить не мог,  что что-то или кто-то нарушит такую хорошо налаженную жизнь.  Взаимоотношения  между  добрейшим дядюшкой Джаво и  не менее  милыми начальниками района   подверглись серьёзному испытанию.

В конце 50-х  и начале 60-х годов прошлого века появились указы Верховного Совета СССР "Об ограничении содержания скота в личной собственности", "Повышении налогов с граждан, содержащих скот с целью личного обогащения".

Это стало серьёзным ударом по крестьянству. Те гроши, которые получали люди за свой труд в колхозах и совхозах, не давали даже сводить концы с концами. Народ бедствовал, хоть и не роптал. Переживши страшный и голодный период войны, они ценили как никогда ранее мир и спокойствие. Тем не менее, личные хозяйства разорялись, а это становилось угрозой для идеологически устоявшейся конструкции под  названием "коллективное хозяйство".  Осознав это, в 1964 году власти отменили те самые абсурдные постановления, но ввели новый указ об ограничении содержания скота для тех, кто не являлся членом колхоза. Именно к таким хозяйствам и относилась большая и такая трудолюбивая семья дядюшки Джаво.

И как на беду, в том же 1964 году был назначен новый первый секретарь райкома партии. А новая метла, как  правило, метёт очень усердно. Новый первый хотел удостовериться, что  все постановления и указы  выполняются неукоснительно.

Районное  начальство, хорошо осведомлённое о численности принадлежащего семье Джаво  стада овец и коз, вело себя достаточно корректно и с пониманием. От Джаво требовалось лишь  время от времени сдавать государству определённое количество мяса, шерсти и молочной  продукции.  Что им  неуклонно и своевременно исполнялось.

Но ведь именно слухами земля полнится. Кто-то таки донёс до ушей нового секретаря всю правду о хозяйстве Джаво.  Вызвав прокурора, он потребовал, чтобы Джаво немедленно сдал государству  весь излишек скота, оставив в личном хозяйстве не более 100 голов.

Но подобный разворот не очень вписывался и в интересы упомянутых  начальников   района.  К тому же и старика Джаво они искренне уважали.

И было принято решение пригласить Джаво, обсудить с ним сложившуюся ситуацию, и найти некий устраивающий всех выход. И на сей раз, чтобы и овцы, как бы  были целы, да и волки были вполне сыты.

На следующий день за Джаво был послан участковый. В назначенное время старик Джаво был на месте, с тройкой бараньих туш. Всё как всегда: он их уважал за то, что и они  его уважали. Это были отношения, проверенные годами, без сучка и задоринки.

Войдя в кабинет прокурора, Джаво сразу понял, что случилось что-то такое,  когда  бараньи туши были не очень уместны. На его лице написался большой вопрос. И тогда деликатный прокурор очень тихо, с грустью стал объяснять Джаво генеральную линию партии, не забыв подчеркнуть о том уважении, которое все присутствующие испытывали к добрейшему  Джаво. Но старый курд, проживший и переживший столько, что  сделало его сильным, умудрённым, многоопытным, терпеливым, не мог вникнуть в суть той  глупости, которую пытался донести до него прокурор. Слово по очереди брали и начальник милиции, и начальник госбезопасности. Говорили о том, что указы партии не обсуждаются, а новый первый секретарь человек очень суровый и жёсткий.

Усмехнувшись, Джаво спросил:  - Как моё большое семейство должно прожить с этими ста овцами? Даже османы никогда не ограничивали курдов в количестве  скота. И что получается?

В помещении  воцарилась гробовая тишина. Её прервал  сам Джаво.  Спокойно, с достоинством, он произнёс: - Тогда скажите, что я не курд, а армянин.  Вы, армяне, хорошие ремесленники и торговцы, а мы, курды, отличные скотоводы. Мы создаём то, без чего нельзя прожить никому, без чего немыслима моя жизнь. Как мне жить без моих овец, без пастбищ в горах, без родниковой воды, без чистого воздуха, без всего того, что есть мой образ жизни, без всего того, ради чего я дышу и существую?

Затем он ненадолго призадумался, окинул всех грустным взглядом и степенно, но не без металла в голосе, изрёк:

- А вы передайте первому секретарю райкома мои слова, скажите,  что если дядюшка Джаво  будет держать овец, то секретарь райкома будет кушать мясо, сыр, масло,  сметану.  А если Джаво не будет держать скотину, то он будет вот это кушать! – и характерным, хорошо читаемым жестом руки сверху вниз, указал ровно на то место, где находился его детородный орган.  Потом, хлопнув дверью, вышел.

Начальство же, не без труда стряхнув с себя оцепенение от  слов Джаво, стало искать решение этой проблемы и нашли довольно оригинальный способ: предложить старому курду спрятать свою огромную отару в горах, подальше от любопытных глаз.  А государству сдавать мясо в соответствии с приплодом. Через несколько дней Джаво был вновь приглашён в тот же самый кабинет.  Прокурор огласил принятое решение. Хитрый, умный,  всегда умеющий договариваться Джаво согласился с таким  выходом из ситуации.

На следующий день в кабинет прокурора пришёл сын старика Джаво. Он принёс туши баранов, ровно четыре. На вопрос прокурора, кому предназначена четвёртая туша, сын сказал, что его отец просил передать эту тушу секретарю райкома.  Так как уверен, что  тот обязательно поймёт: если такие как Джаво будут держать баранов и овец,  то мяса в стране всегда будет в достатке, и всем от этого будет только хорошо и секретарю райкома в том числе.

 

Афан Авдали

Теги: Афан Авдали, курды, Армения