новостной сайт о событиях в курдском регионе

Совершенно очевидно, что Арабский Восток забыл об Ираке и его проблемах, увлеченный поисками решения разнообразных проблем, в том числе и тех, которые выдвинула "арабская весна", констатируют немецкие политологи. Однако есть проблемы и с более продолжительной биографией.

Благополучные государства Арабского Востока многие годы воспринимали Ирак как поле не утихающих баталий, ядром которых было шиитско-суннитское противостояние. При этом шииты в Ираке представляют 60% населения, сунниты — 32-37%. Разумеется, арабские инвесторы, видя фракционный раздор по конфессиональному признаку, забывали о пресловутой "арабской и мусульманской солидарности" и боялись вкладывать средства: неизвестно, в чьи руки попадут капиталы и попадут ли вообще. Собственный карман дороже, чем пылкие декларации и заверения, что "с безопасностью все наконец-то в порядке". Шейхи — народ прагматичный, волнения им ни к чему.

К тому же лицо шиитов в регионе оказалось политически многоплановым. Шиитская "Хизбалла" в Ливане, которая объявила войну Израилю и США, называла своих конфессиональных собратьев в Ираке "пособниками американских оккупантов" и рассматривала их, наподобие известного сказочного персонажа, как "неправильных шиитов". Шииты региона, прежде всего Ирана, страны с 90%-ной шиитской приверженностью, смотрели друг на друга с подозрением. И тем и другим надо было выживать в новых иракских реалиях.

Многие немецкие аналитики убеждены, что подозрения арабов не беспочвенны. Иран явно пытается изолировать Ирак от арабского мира, лишить его "арабской самобытности" и пристегнуть к собственным планам. Для этого ему необходимо заручиться поддержкой не только шиитской части населения Ирака, но и суннитской. Поэтому Иран в последние месяцы изменил тактику, он уже не грозит суннитам небесными карами, хотя сунниты Ирака знают о том, что творят иранские шииты у себя в стране. К примеру, в августе 2010 года в ряде немецких СМИ была опубликована информация о том, что в области Ахваз, известной не только нефтяным месторождением, но и наличием суннитских святынь, была разрушена мечеть Имама Аш-Шафии — последнее суннитское культовое сооружение. Она разделила печальную участь мечетей Ахлю-Сунна. По существу, с суннитским наследием в этом иранском регионе покончено. Понятно, что сунниты Ирака с большей долей сомнения воспринимают заверения Тегерана по поводу самых лучших намерений шиитского соседа.

Хотя часть арабского мира откровенно приветствует Иран как региональный противовес Израилю, его роль в Ираке вызывает все большую озабоченность — в целом регион не желал бы персидской гегемонии, указывает Ламис Андони, ведущий аналитик в ряде мировых СМИ (Middle East International, Le Monde Diplomatique, Jordan Times, Al-Ahram, Al-Hayat). Особенно тревожит Запад перспектива использования Ирака в качестве моста для расширения иранского влияния и для дальнейшего подрыва стабильности на Ближнем Востоке. Соседние арабские правительства, в основном состоящие из представителей суннитских партий, — по существу, единственное активное противостояние шиитскому влиянию. Это является решающим фактором в периоды охлаждения отношений между преуспевающим арабским миром и иракским правительством. Ирак для арабских стран много лет служит "площадкой для соперничества с Ираном".

С самого начала своего пребывания в Ираке США так же, как и Иран, сделали ставку на шиитов, таким образом религиозно определяя своих главных союзников в стране и задвигая суннитов на задворки своих интересов. Ставка была явно несостоятельная, хотя не исключено, что США хотели заработать политические баллы, помня о соседнем шиитском Иране. Подобный расклад разделил иракский народ и повел его по беспрецедентному пути, основанному на конфессиональных различиях. Поэтому не удивительно, что идея сопротивления была сконцентрирована не только на борьбе против иностранного военного вмешательства, но и в первую очередь на антисуннитских лозунгах. Усиление религиозной поляризации в обществе было использовано "Аль-Каидой»" умело сыгравшей на противоречиях, и еще больше рассорило общество. Насилие на религиозной почве на политическом уровне в свою очередь способствовало фрагментации в кабинете министров. На его заседаниях актуальные экономические вопросы решались, исходя из сектантских идей и предпочтений сформировавшихся по религиозному признаку политических группировок.

В трех крупнейших группах населения (шииты, сунниты и курды) есть разделения по поводу политических предпочтений, подтверждает Ферхад Ибрагим, немецкий политолог-курд сирийского происхождения, профессор ряда университетов ФРГ, Ирака и Иордании, эксперт по проблемам Ближнего Востока, постоянно живущий в Эрфурте. Он обнародовал свое исследование «Грозит ли разрушение этническому и религиозному разнообразию в Ираке?» Приводя статистику, согласно проведенной около пятнадцати лет назад переписи населения, он указывает: 75–80% населения Ирака являются арабами, 15–20% — курды, по 5% — турки и ассирийцы. Политическая дифференциация между различными этническими и религиозными группами становится более очевидной, отмечает ученый.

Подобной причиной, в частности, объясняется затянувшийся процесс демократизации в стране. Известно, в частности, что после выборов 7 марта 2010 года прошло несколько напряженных месяцев, прежде чем в декабре того же года было сформировано правительство «национального партнерства». В нем под руководством премьер-министра Нури аль-Малики представлены в едином альянсе четыре основные партии, представители которых наметили задачу — четко определиться c содержанием будущих реформ в стране. Однако время идет, экономика продолжает оставаться в стадии ступора. В определенной степени это результат внутренних раздоров на межэтнической и межконфессиональной почве. В качестве примера можно привести возникающее время от времени обострение отношений между общинами на севере Ирака, зависящее от количества дождей и, соответственно, уровня воды у плотины Дукан. Проблема воды — вопрос выживания как арабов, так и курдов, живущих здесь. Это такой же многолетний источник напряженности, как в Центральной Азии между Таджикистаном, Киргызстаном и Узбекистаном за сток вод Амударьи и Сырдарьи. В районе Киркука схлестнулись интересы земледельцев из числа курдов и арабов. Последние обвиняют курдов в том, что те перекрывают воду в зимний период, когда ее недостаточно для орошения, и делают это специально, чтобы заставить арабов убраться из региона. Официальный Багдад разъясняет, что такова практика водопользования: в период дождей необходимо накопить влагу для весенних работ. То, что при этом ущемляются интересы земледельцев-арабов, его не заботит: плотина Дукан находится на территории Иракского Курдистана, вот пусть местные власти и решают проблему. А местная власть — курды. Ситуация не решается с 1955 года, с момента, когда плотина была введена в действие.

Межэтническое противостояние ярко проявляется в аспекте отношения к национальным меньшинствам. Христианское меньшинство в Ираке испытало тяготы в ходе подстрекательств «Аль-Каиды» к суннитско-шиитской гражданской войне, а до этого в ходе ирано-иракской войны (1980–1988). Политический ислам привел к исходу иракских христиан, большинство которых поселились в Соединенных Штатах Америки, а затем — второй волной эмиграции (1990-е) — в странах Старого Света, поскольку нарастание насилия в государствах Ближнего Востока не оставляло им иных шансов.

Даже после падения режима Саддама Хусейна в 2003 году не удалось остановить эмиграцию иракских христиан, которые словно предчувствовали размах вероятной надвигающейся гражданской войны. Это были живущие в Ираке халдеи, ассирийцы, сирийцы, разговаривающие на различных диалектах арамейского языка, а также армяне, бежавшие перед Первой мировой войной и во время нее в Месопотамию. Их объединяла межнациональная идея на единой конфессиональной основе. В Конституции Ирака 2005 года данное единство названо халдейско-ассирийской общиной, а с момента падения режима Саддама Хусейна чаще употребляется термин «халдейская нация». Однако дефиниции отходят на второй план на фоне реалий: к концу 2010 года, по оценкам немецких экспертов, объектами нападений стали 25 церквей и монастырей (в том числе церковь Святого Иосифа в Багдаде в октябре 2010), погибли более 900 христиан (в том числе халдейский архиепископ Мосула Паулос Фарадж Раххо от рук «Аль-Каиды» в 2008 году). В ряде населенных пунктов Ирака христиане были вынуждены создавать своеобразные «гетто», где можно было получить защиту или, по крайней мере, почувствовать ее подобие. Очевидно, что не лишена смысла идея создания христианских автономий, однако эти планы следует согласовывать в Эрбиле и Мосуле. Учитывая мощное курдское, туркменское и арабское противодействие — а они в этот момент забывают о собственных распрях и становятся единым мусульманским монолитом — подобные образования появятся не скоро. Для многих христиан бегство из Ирака остается единственным решением. Этот путь избрали от 300 до 500 тыс. христиан, причем поток не иссякает, так как власти на местах неспособны гарантировать прекращение нападений на христиан.

Данный процесс не проходит мимо немецких лидеров. Так, в ходе визита главы МИДа Ирака в Берлин (4 мая с.г.) состоялась встреча глав МИДов двух стран, в ходе которой Гидо Вестервелле и Хошияр Зебари обсудили широкий спектр вопросов региональной политики и двустороннего сотрудничества. В частности, касаясь положения христиан как нацменьшинства в Ираке (около 3% населения, включая остальные конфессии), Вестервелле подчеркнул, "что должно быть сделано все, чтобы христиане получили возможность безопасной жизни", и это должно стать одним из пунктов демократических преобразований, за которые ратует новый кабмин. В свою очередь, Зебари подчеркнул, что христиане, составляющие часть иракского общества, не испытывают никакой правовой дискриминации в Ираке. Иракское правительство будет и впредь делать все возможное, чтобы обеспечить их безопасность, заверил он. Вполне вероятно, он заявил это вполне искренне, отмечают немецкие эксперты, однако доподлинно неизвестно, многие ли в иракском кабмине поддерживают позицию Х. Зебари.

Вспыхивающие время от времени атаки против иракских христиан, а также против поселений езидов (например, в округах Синджар и Шайхан на западе и севере провинции Найнава), как и нетерпимость по отношению к представителям религиозных меньшинств (прежде всего, к шабакам и мандеям), особенно в последние три-четыре года, дополнялись столкновениями между суннитами и шиитами. Создается впечатление, что все стороны, участвующие в подобных стычках, стремятся как можно сильнее разжечь пламя религиозных и этнических конфликтов, не вполне осознавая, что сами при этом становятся все менее защищенными в военном отношении, подчеркивают немецкие эксперты. Понятно, что первыми в этом ряду стоят немусульманские меньшинства. Совершенно очевидно, что создается обстановка выдавливания их из страны. В этом контексте нельзя не упомянуть, что основными жертвами большинства вооруженных конфликтов все же являются исламские институты и мусульмане.

Политологи ФРГ указывают, что в Ираке прошли дебаты о правах, закрепленных за этническими и религиозными общинами, прошел референдум, после которого была принята Конституция страны (2005). Однако в ряде статей Конституции намеренно подчеркивается роль ислама в обществе, что воспринимается немусульманскими общинами как дискриминация. К примеру, во второй статье говорится, что ислам является государственной религией Ирака и основным источником законодательства, ни один закон не должен быть принят, пока не будет приведен в соответствие с принципами ислама. Для того чтобы смягчить впечатление о дискриминации, в статье указано, что ни один закон не должен противоречить принципам демократии (статья 2, пункт б). Возникает законный вопрос: какие все-таки основы положены во главу угла — исламского права или демократически признанные.

Статья 42 дает религиозным общинам три гарантии: свободу вероисповедания, безопасности религиозных учреждений и защиты религиозных основ. В статье 3 заявлено, что Ирак является многонациональной и многоконфессиональной страной, и (статья 4) члены различных этнических групп могут получать образование на родном языке. Кроме двух основных языков — арабского и курдского — полноправное хождение имеют туркменский и ассирийский. Статья 10 предусматривает конституционную защиту шиитских святынь (atabat) и других религиозных объектов (maqamat). Вероятно, наиболее продвинутой в плане приближения к демократическим основам является статья 125, которая гарантирует создание самоуправляющихся территорий для туркменов, ассирийцев и халдеев в случае, если они составляют в некоторых районах большинство населения.

Казалось бы, заложены вполне приемлемые основы равноправия различных этнических и религиозных групп. Однако в стране отсутствуют достоверные данные, например, о числе туркмен. Как в данном случае оценивать вышеупомянутое "большинство населения в некоторых районах", недоумевают немецкие эксперты. По некоторым оценкам, туркмены составляют не менее 5% населения Ирака. По данным организации "Иракский туркменский фронт" в 1994 году их численность составляла 1,75 млн, к 2005 году — 2 млн, то есть 7% населения страны. Результаты выборов не отражают эту долю: в ходе парламентских выборов в декабре 2005 года столь многочисленный этнический фрагмент был представлен лишь одним туркменом. В этой связи весьма проблематично требование туркменской диаспоры о признании ее этнической автономии и права на самоуправление. Тем более что туркмены свое будущее связывают с территориями Киркука и Мосула, где крупнейшие туркменские поселения находятся в окружении соответственно курдского и арабского большинства. Утверждение туркменских националистов о том, что Киркук должен быть сохранен как туркменский исторический центр, кажется нереалистичным. Не только потому, что курды выступают против таких заявлений, но и потому, что арабское большинство Ирака — за курдскую автономию в данном регионе. Это формирует еще более сложную конфессионально-этническую коллизию.

Свой печальный опыт гонений имеют езиды, шабаки и другие этнические меньшинства в Ираке, исповедующие различные религии. Их численность различна: езидов, к примеру, от 0,7 до 0,9 млн жителей, шабаков — 60 тыс. Однако чувствуют они себя одинаково неуютно в современных иракских реалиях. Они подвергаются террористическим атакам от имени Аллаха. Не удивительно, что они считаются политическими беженцами. К примеру, в ФРГ проживают около 2 тыс. мандеев, представителей единственной сохранившейся до наших дней гностической секты, много веков назад избравшей местом жительства современный Ирак. Учение мандеев вобрало в себя элементы иудейского, христианского и гностического представления.

Продолжая с 2003 года убивать христиан и езидов и вынуждая их покидать страну, вооруженные группировки осуществляют стратегическую цель «Аль-Каиды»: изгнание немусульманских групп из региона, который в прошлом отличался в аспекте терпимости и человечности. Уничтожение этнического и религиозного многообразия налицо, свидетельствует эксперт Ф. Ибрагим, указывая на печальный итог работы властных структур после марта 2010 года и приводя последнюю статистику. Так, в 2010 году террористические нападения в Ираке уносили около 50 жертв в день, причем росло число членов немусульманских общин. Это провоцирует сепаратистские настроения, расчленение страны по конфессиональному признаку. В данном контексте следует воспринимать заявление спикера парламента Нуджейфи, который, отмечая центробежные политические силы, спрогнозировал распад Ирака на четыре «суннитские» провинции. Подобные заявления — отчетливый сигнал Багдада: положение в сфере взаимопонимания разных религиозно-этнических групп настолько катастрофично, что один из ведущих политиков страны готов принять даже такой, кажущийся сегодня нереальным сценарий. Он полностью противоречит декларации премьер-министра Н. аль-Малики, озвученной 21 декабря 2010 года, когда он представлял на рассмотрение парламента правительственную программу и, в частности, обозначил усиление роли государства и приверженность принципу верховенства закона. Ирак будет "демократическим, федеральным, многопартийным и суверенным государством", где уважаются права человека, различных этнических и национальных групп. Особо была подчеркнута необходимость сохранения территориальной целостности и национального единства Ирака. Получается, что через семь месяцев после формирования кабмина в политическом аспекте Ирак остался на уровне протокола о намерениях, если идеи расчленения страны охватывают лидеров парламента, делают вывод немецкие эксперты.

Анализируя особенности и характер этнических и религиозных проблем в современном иракском обществе, Хеннер Фюртиг, профессор Института ближневосточных исследований в составе гамбургского научного центра GIGA, приводит политическую формулу. Согласно ей, Ирак пребывает сегодня в состоянии "между демократией, самодержавием и новой автократией". В любом случае, подчеркивает он, решение вопросов в многоконфессиональном и разношерстном Ираке не может быть реализовано даже в среднесрочной перспективе.

Происходит это оттого, что фактически до сих пор не определен курс страны, которая стремится преодолеть многолетнюю изоляцию и встроиться в современные реалии. Ламис Андони пытается уточнить: с изоляцией понятно, а вот интеграция — куда? В демократические реалии Запада или в исламистскую зашоренность Востока? Запад приблизился, поскольку каждый житель Ирака на протяжении многих лет видел американцев на своих улицах. Арабский Восток, напротив, отдалился — правительства арабских стран почти ничего не сделали, чтобы остановить насилие в Ираке и его сегодняшние последствия. "Даже в среде немногочисленной иракской интеллигенции, представители которой есть в сегодняшнем составе правительства, включая самого премьер-министра, нет ясной картины, что надо предпринять, чтобы Ирак гарантированно стал частью арабского мира. Была легитимация американского влияния, есть нарастающее иранское влияние на Багдад, но где соседи по региону в лице арабских правительств, которые разделяют озабоченность будущим Ирака?»"

Выводы

Первый. Между представителями различных национальных и религиозных общин сохраняются противоречия по многим важнейшим вопросам внутренней политики и территориального устройства, а их урегулирование в ближайшем будущем не представляется возможным.

Второй. Желание усилить иранское влияние в Ираке в противовес США — сегодняшняя реальность. Тегеран стремится найти точки соприкосновения с многонациональным иракским руководством, члены которого действуют с явно этнорелигиозных позиций. Внешне не отдавая предпочтения шиитской общине, декларируя сбалансированную тактическую позицию, Иран позиционирует себя как гаранта внутренней стабильности в Ираке. Однако немецкие эксперты не исключают участия Ирана в создании предпосылок к новым межэтническим потрясениям.

Третий. В Ираке многие хозяйственные конфликты, связанные с доступом к воде, затрагивают интересы различных этнических групп и легко переходят в политическую плоскость. При этом в течение десятилетий центральная власть не желает или не в состоянии решать подобные споры, указывают немецкие политологи. В связи с этим легко прогнозируется продолжение межэтнических конфликтов, связанных с реализацией повседневных потребностей регионов с преобладанием той или иной этнорелигиозной общины.

Использованы данные медиацентра Bundeszentrale fuer politische Bildung (Берлин-Бонн).