новостной сайт о событиях в курдском регионе

Андрей Манчук. Социальный журнализм - Курдский Ирак

Месопотамская низменность, если смотреть на нее с высоты города Мардин, похожа на море – кажется, что под ногами лежит половина Сирии, над которой как бы нависает этот приграничный город. Ночью, со стороны равнины, его огни видны за десятки километров, как сияющая шапка на вершине горы, где стоят радары турецких военных. Путь к Ираку лежит отсюда вдоль сирийской границы, по северному краю арабского мира. Трасса Е90 «Лиссабон-Ирак» минует затерянный во времени город Нусейбин, центр несторианской и сиро-яковитской конфессий, в котором родился Ефрем Сирин.

Колючая проволока и пограничная полоса проходят прямо по его древним памятникам.
Ближе к иракской границе все чаще встречаются укрепленные бронетехникой блокпосты армейских жандармов, а процедура проверки документов является здесь обычным делом. Регион Юго-Восточной Анатолии, как стыдливо называют в Турции северный Курдистан, традиционно служит базой для вооруженного курдского подполья. Пассажирский транспорт не ходит в Ирак десятки лет, как минимум со времен ирано-иракской войны – но кое-кто говорит, что рейсовые автобусы не ходили туда никогда. В Сизри или в Салопи надо ловить такси, объясняясь языком жестов и минимумом турецких слов. Граница проходит в долине реки Хабур, которая впадает неподалеку  в Тигр. По обе ее стороны, в живописных горах, словно прорисованных тонкой кистью по рисовой бумаге неба, живут курды – так что эту границу правильнее было бы называть «курдско-курдской».
Пограничный переход, который  вызывает приступы вдохновения у российских путешественников, впечатляет многокилометровой колонной грузовых автомобилей – по обе стороны от границы. Они везут в разрушенный войной Ирак продовольствие и товары, и завозят обратно в Турцию дешевый бензин. Взрывы на проходящем здесь нефтепроводе Киркук-Джейхан обеспечивали стабильность этого бизнеса. Турецкие пограничники по шурупам разбирают некоторые иракские машины в поисках оружия или наркотиков, сканируя их миноискателями. А таксисты дают взятки и ссорятся за право скорее проехать через КПП. Уже после него, на нейтральном мосту через Хабур, нашу машину задержали у турецкой танкетки.
 – Зачем вы едете в Ирак? Это весьма опасно, – риторически спросил на английском турецкий офицер.
И, выслушав очевидно не убедившие его объяснения, закончил досмотр словами:
– Держитесь подальше от бомб.
Курдские солдаты на таможенном посту  «Ибрагим Халиль» отправили нас мерить температуру с помощью лазерного термометра – кое-как, на слух, записав наши имена. Эта забавная для европейцев процедура очень логична для страны с хронической нехваткой лекарств, где на каждую общину приходится едва ли один квалифицированный врач. Таможня отличалась демократизмом, приятно напомнившим мне Ливан – несколько курдов без проволочек проверяли документы у пьющих чай водителей, передавая их по цепочке из рук в руки.

На КПП почти не было женщин, а на стенах висели неизбежные портреты президента Масуда Барзани и его отца, шейха Мустафы.
Над таможней лениво трепыхалось знамя Ирака в его седьмой по счету версии, без трех звезд парии БААС: символов «свободы, единства, социализма». Рядом висел «arengîn», «красочный флаг» курдов – с золотым солнцем, старым символом огнепоклонников. Он стал символом Курдистана еще со времен первых восстаний против Османской империи. Нам выдали паспорта со штампами: «Республика Ирак – Регион Курдистан».

Но настоящие хозяева этой страны с очевидностью находились на военной базе армии США, прямо у въезда на пункт «Ибрагим Халиль». Два вертолета «Апач» как раз заходили туда на посадку, а в небе летел робот-беспилотник, очерчивая в облаках патрулируемую им границу Ирака.


Автобусы не ходят и в самом курдском Ираке. Мы взяли такси в пограничном городе Захо, и ехали на нем через безжизненные горы, обгоняя караваны бензовозов.



Дахук – столица одной из трех провинций Иракского Курдистана – укрылся под скалой, на которой выложен гигантский флаг автономии. Он представляет собой хаотичное скопище отстроенных после войны бетонных домов с солнечными батареями и дизельными генераторами на крышах. Часто такие здания стоят отдельными группами – это значит, что в них живут выходцы из одного курдского клана.


Большинство курдов на севере Ирака входят в состав знаменитого племенного союза Барзан, которым руководят шейхи суфийского ордена Накшбанди. Именно они встали во главе череды восстаний за независимость Курдистана – против Турции, Великобритании, иранского шаха и арабских властей в Багдаде. История семьи Барзани является историей освободительного движения иракских курдов.
В начале ХХ века шейх Абдель-Салям II разделил общинные земли поровну между всеми членами племени, взяв себе надел рядового общинника. Веротерпимость суфиев привела к тому, что в племя Барзан вступили общины христиан-ассирийцев. Преданные Абдель-Саляму воины, прозванные «диванна» — «безумцы» – за безудержную храбрость в бою, подняли восстание против турецкой администрации. Потерпев поражение, шейх бежал в Россию, а потом вернулся и был повешен в Мосуле. Его брат, Ахмед Барзани, выступил затем против британских оккупационных войск. Восстание быстро охватило весь регион, и после гибели английского комиссара королевская авиация разбомбила родовые села племени Барзан
"Пасынки истории", как назвал курдов академик Марр, отказывались сдаваться. Третий из братьев, Мустафа Барзани, продолжил боевые действия против иракской армии и англичан. В 1946 году он становится главнокомандующим войсками Курдской Народной республики, провозглашенной в иранском Мехабаде при плохо скрытой поддержке СССР. В это же время шейха Мустафу заочно избрали председателем Демократической партии Курдистана, образованной слиянием левых организаций: «Освобождение курдов» – «Рызгари курд», и «Революция» – «Шорш». Курдский литератор Ибрагим Ахмед ввел в ее программу тезис о руководящей роли марксизма-ленинизма. Он также предложил название «пешмерга» – «смотрящие в лицо смерти» – под которыми вскоре стали известные вооруженные отряды Демократической партии, лично подконтрольные Барзани.
После крушения Мехабадской республики, оставшейся в памяти курдов благодаря практике социальных реформ, Мустафа Барзани уводит своих «пешмерга» в СССР – где их депортировали на территорию Узбекистана.
– Там жили девять моих родственников. Один был коммунистом – мы его звали «Красный Джамаль», – вспоминал почтенный курд, у которого мы остановились в Дахуке. Он был несказанно удивлен, когда Виктор Шапинов попросил передать привет его красной родне от коммунистов бывшего СССР. Со смертью Сталина Барзани переехал из Ташкента в Москву, где после встречи с Хрущевым, поступил в Военную Академию имени Фрунзе – под псевдонимом «товарищ Мамедов». Советские специалисты готовили из его людей отряд для диверсий на нефтепроводах Ближнего Востока, на случай новой мировой войны. В 1958 году, после победы Иракской революции, Мустафа возвращается в Курдистан, выдвинув лозунги автономии и аграрной реформы. Несколько лет сотрудничества с революционным правительством в Багдаде закончились после его крена в сторону арабского национализма. Иракские войска входят в курдские города, и в 1961 году двадцатитысячная армия «пешмерга», вооруженная закупленными на советские деньги оружием, поднимает Сентябрьское восстание, которое переросло в многолетнюю гражданскую войну между курдами и арабами.
Освобожденная территория Курдистана переходит под управление  Совета Революционного Командования под председательством Мустафы Барзани. Этот «повстанческий парламент» состоял из избранных  «народных представителей» от Демократической партии и отрядов «пешмерга», и имел квоты для национальных меньшинств. В него вошли два ассирийца, два халдея, туркоман и командир «Коммунистического батальона» – араб.

После нескольких лет войны шейх Барзани изгоняет из партии ее «правую» и «левую» фракции, открыто опираясь на племенную верхушку. А в 1972 году, когда Саддам Хусейн заключил договор о дружбе и сотрудничестве с СССР, курды начали получать финансовую поддержу США. Вскоре Саддам в одностороннем порядке объявил о создании курдского автономного региона, исключив из его границ нефтеносных район Киркука и курдские земли возле Мосула. Нынешний Федеральный Регион Курдистан в целом продолжает оставаться в границах этой, куцей саддамовской автономии. Спорные территории подверглись этническим чисткам и интенсивной арабизации. Она особенно усилилась после поражения курдского восстания – когда Саддам заключил мир с поддерживавшим курдов Ираном. Преданные всеми «пешмерга» отступили в горы, а смертельно больной «товарищ Мамедов» – шейх Мустафа Барзани – закончил свою удивительную жизнь в одной из больниц Вашингтона. Через несколько лет после его смерти восемь тысяч мужчин племени Барзан в возрасте от шестнадцати лет были вывезены из родных сел и казнены.

Сын шейха, Масуд Барзани, унаследовал от отца председательский пост в Демократической партии. В 1991 году, с началом войны в Персидском заливе, подконтрольные ему «пешмерга» заняли территорию Иракского Курдистана, но столкнулись там с боевиками другой курдской партии – Патриотического союза Курдистана, официально входящей в Социнтерн. Ее возглавлял влиятельный племенной лидер Джаляль Талабани. В свое время он был видным полевым командиром Демократической партии – но затем порвал с кланом Барзани, и основал собственную структуру на основе Марксистско-ленинской лиги Курдистана («Комала») и Социалистического движения Курдистана. В отличие от Барзани, опиравшегося на курдские кланы провинций Дахук и Эрбиль, талабанисты имели поддержку в подконтрольной им провинции Сулеймания. В самой провинции Дахук начались столкновения между сторонниками Барзани и боевиками Курдской Рабочей партии Абдуллы Оджалана, имевшими здесь свою тыловую базу. Лишь после четырех лет гражданской войны, под нажимом со стороны США, сторонники Барзани и Талабани согласились на перемирие, сформировав в 2006 году единое правительство автономии.

Масуд Барзани стал президентом автономного Курдистана, поставив во главе кабинета своего родного племянника. Тогда как Джаляль Талабани получил в качестве синекуры почетный, но маловлиятельный пост президента Иракской Республики. «Два курда поделили Ирак» – говорят об этом сейчас арабские националисты.
Боевики-«пешмерга» являются сегодня основой вооруженных сил автономии. Тогда как «Парастин», партийная разведка барзанистов, выполняет роль курдской спецслужбы. Солдаты патрулируют города Северного Ирака, охраняя административные здания и офисы Демократической партии от терактов суннитских исламских боевиков. «Пешмерга» старшего возраста часто одеты в традиционную курдскую одежду. Они ходят в просторных шароварах и халате цвета хаки, затянутых поясом-кушаком, с пестрыми платками, повязанными на головах – хотя молодые курды явно предпочитают одеваться на европейский манер. Старики с неизменными четками в руках, застенчиво, но с большим достоинством, позволяли фотографировать себя – даже немного краснея от удовольствия. А курдские дети в Ираке ни разу не попросили у иностранцев милостыни, разительно отличаясь в этом от своих сверстников в Северном Курдистане.
Уличная жизнь Дахука выглядит вполне мирной, несмотря на обилие вооруженных людей в форме, которую можно купить за динары на местном базаре.

Здесь расположены целые ряды «милитаристского» товара на любой вкус – куча военной униформы, развешанной на солдатах-манекенах, прекрасная полевая оптика по смешным ценам, шевроны и нашивки американских и курдских войск. Все новое и американское – как будто только что своровано с военных складов США. Курды роются во всем этом как покупатели белья где-нибудь на наших блошиных рынках.


Власти пытаются украсить центр Дахука доступными им средствами – бетонные заборы вдоль главной улицы расцвечены яркими граффити с сюжетами из курдской мифологии и историческими сценами борьбы «пешмерга».
В центре города возвышается недавно отстроенная церковь ассирийцев-несториан. Всего в пятидесяти километрах от Дохука, возле города Мосул, некогда располагалась древняя Ниневия, легендарная столица беспощадной империи Ассирии. Мосул считается самым «стабильно опасным» регионом во всем Ираке.
Здесь продолжается противостояние между курдами и арабами-суннитами, во главе которых стоят ушедшие в подполье саддамовские офицеры.
– Мосул негласно контролирует партия БААС. Об этом известном всем, и американцем, конечно, тоже. Но ситуация не меняется. Референдум о включении Мосула и Киркука в состав Курдистана так и не состоялся. Конечно, мы можем взять эти регионы силой, но мы бы этого не хотели, – рассказывал нам доктор Дауд Атруши, вице-президент Дахукского университета.
– Надо понимать, что эти территории подверглись масштабным этническим чисткам. Сотни тысяч курдов были убиты, изгнаны, заключены в концлагеря, села снесли бульдозерами. Как видите, мы до сих пор не перешли к мирной экономике. Разрушено все, даже сельское хозяйство – целые поселения уничтожали с помощью бомб и химического оружия, так что даже продукты питания завозятся сейчас из-за границы. Не развита промышленность, коммунальная сфера, нет транспорта, повсюду хаос бесконтрольного строительства, – перечислял он очевидные проблемы автономного региона.

Действительно – нам встретилось только два вида продукции иракского производства: пряный кетчуп для гамбургеров – очень странный для мест, где веками господствуют кебабы и шашлыки, – а также финиковая водка-ракы производства «Мodern Сhemical  Industries co». Деиндустриализованный, разрушенный Ирак полностью зависит сегодня от поставок импортных товаров. Местные жители живут за счет контрабанды и торговли, работая на американских базах и в автомастерских, крайне необходимых в условиях здешних дорог. Массовая безработица среди молодежи, о которой тоже упоминал доктор Дауд, является типичной для зависимых и милитаризованных регионов – что-то подобное можно наблюдать в Косово. Хотя курдские подростки могут получать бесплатное образование за счет государства. Дахук является самым бедным из трех курдских провинций. Согласно данным Министерства статистики и информационных технологий Ирака, уровень жизни десяти процентов населяющих его курдов опустился ниже прожиточного минимума в 76 896 иракских динаров – что составляет около 66 долларов в месяц.
Безнадежность социального кризиса усугубляется очевидной политической зависимостью от США. После нескольких дежурных слов благодарности в адрес американской армии, Дауд Артуши с обычной здесь прямотой признал, что американская администрация контролирует автономный регион Иракского Курдистана. Было очевидно – суть колониальной политики США состоит в том, чтобы поддерживать конфликты между курдами, суннитами и шиитами, обеспечивая себе роль военного и политического арбитра. Фракционное противостояние сторонников Барзани и Талабани вынуждает вчерашних курдских партизан соревноваться за экономическую поддержку США.
Тогда как Единый Курдистан – государство для десятков миллионов курдов, разделенных границами и враждующими между собой кланами – пока существует только на карте. Ее специально содрали для нас с деревянного щита на уличной лавке в Дахуке, где торгуют книгами на курдском и новоарамейском языках. Если бы эту карту нашли на турецкой таможне, нас просто не пустили бы обратно.

На обратном пути мы наблюдали, как взятка в десять долларов, именуемая волшебным словом «бакшиш», устраняет у таможенников интерес к содержимому багажника такси. – Тра-та-та-та! – улыбаясь, сказал, показывая на нас, какой-то курд, имитируя руками стрельбу из автомата. Здесь уверены: сейчас из Ирака едут только европейцы-наемники. Мы въехали в Турцию, и после Южного Курдистана, пестрого от яркой курдской символики, было очень странно осваиваться в стране, где власть преследует само слово «Курдистан».
Стало понятно, как много значит для этого народа его зависимая автономия на куске иракской земли, оплаченная кровью повстанцев-«пешмерга», гибнувших по воле иностранных лидеров и местных вождей. Но также было ясно другое. Всем курдам, живущим по обе стороны от границы, еще только предстоит обрести реальную независимость, невозможную без демократической власти народных масс.