Распад в краткосрочной перспективе Ливана, Сирии, Саудовской Аравии, Йемена или Пакистана – предмет отнюдь не теоретический. Вопрос лишь в том, когда и при каких условиях это может произойти.
Падение правящих режимов в Тунисе и Египте, кровопролитие в Ливии, Йемене и Бахрейне, волнения в Алжире и Марокко, Саудовской Аравии и Иордании, Иране и Турции поставили на грань коллапса весь Ближний и Средний Восток (БСВ). Регион от Атлантики до границ Индостана вступил в полосу восстаний, переворотов и гражданских войн, напоминающих события, разразившиеся в Европе после 1917 года. При этом причины, ход и результат названных событий в каждой из перечисленных стран отличаются своими особенностями, хотя некоторые общие закономерности можно отметить уже сейчас, когда до окончательной развязки еще далеко.
За социальную справедливость
На нашей планете нет государств, где отношения правящей элиты и населения были бы безоблачны. Однако БСВ, за исключением Израиля, представляющего единственное в своем роде левантийское вкрапление европейской политической и общественной системы, имеет свою специфику. Идеологической основой монархий и авторитарных светских режимов является ислам – самая молодая, динамичная и политизированная из мировых религий.
Заложенные в ней требования социальной справедливости легли в основу современных протестных движений региона. Их участники объясняют отставание БСВ от современного мира, опору на эксплуатацию природных ресурсов отходом от догм "чистого ислама". При этом светские модели, опиравшиеся на этатизм, арабский социализм и кемализм, исчерпали потенциал развития. Во многих странах правящая элита стала замкнутой коррумпированной кастой, а "социальные лифты" прекратили работу.
Лидеры, находящиеся у власти по нескольку десятилетий, разучились адекватно воспринимать ситуацию в собственных странах, превратившись в геронтократию. Дополнительно ситуацию осложняют клановые и племенные противоречия, столь же значимые на БСВ, как в тропической Африке: межрелигиозные и межэтнические проблемы, соседство самых богатых и самых бедных стран планеты, наличие в "государствах-богачах" больших общин бесправных рабочих-иностранцев, демографический, экологический и прочие кризисы.
Распад на отдельные анклавы Сомали, превращение Ирака и Афганистана в территории, раздел которых сдерживают только оккупационные армии, усилили сепаратистские тенденции не только в Африке, значительная часть государств которой – не более чем бывшие колонии, создававшиеся по принципу Divide et impera ("Разделяй и властвуй"), но и на всем БСВ.
Отделение от Судана южных провинций, населенных христианами и приверженцами традиционных культов, по итогам состоявшегося в середине января нынешнего года референдума, завершившего длительную гражданскую войну и короткий переходный период, дало старт легитимному пересмотру колониальных границ.
Возможный распад в краткосрочной перспективе Ливана, Сирии, Саудовской Аравии, Йемена или Пакистана – предмет отнюдь не теоретический. Как, впрочем, в более отдаленном будущем и бенефициаров сегодняшних смут в арабском мире – Турции или Ирана. Вопрос лишь в том, когда и при каких условиях это может произойти.
Только руководство вооруженных сил продолжает играть ключевую роль в сохранении статус-кво проблемных государств – собственных (Египет) или соседних (волнения в Бахрейне были подавлены саудовскими и кувейтскими частями), поставляя в высшие эшелоны власти новую элиту взамен свергнутой.
Светским либералам-модернизаторам и студенческой молодежи, мобилизуемым через электронные СМИ и социальные сети (это новый "коллективный организатор масс"), отведена роль "тарана", ядра антиправительственных выступлений, вокруг которого собирается недовольная своим положением "улица".
А на заднем плане все отчетливее видны исламисты, имеющие в конечном счете во всех странах региона наилучшие шансы прийти к власти через несколько месяцев или лет, как это произошло в Турции (парламентским путем), Иране (после исламской революции) или секторе Газа (в результате переворота и гражданской войны).
И если, а точнее – когда это произойдет без внешнего воздействия (а оказывать его в необходимых масштабах в настоящее время некому), эти страны и регион в целом обречены на протяжении примерно трех поколений пребывать под их управлением, проходя все неустроения, которые только можно себе представить.
Возможные горячие точки
В Египте пришедшая к власти военная хунта во главе с престарелым маршалом Тантауи на протяжении сравнительно короткого периода должна будет провести выборы, итог которых на сегодня тем более непредсказуем, что недавний наследник Мубарака – генерал Омар Сулейман оттеснен от власти. Новому президенту придется выстраивать отношения с основными политическими течениями страны, включая запрещенных с 50-х годов "Братьев-мусульман", один из лидеров которых – шейх Кардауи, "суннитский Хомейни", вернулся в Каир из катарской ссылки. Разрыв с США из-за многомиллиардной ежегодной военной и экономической помощи не в интересах Египта, но охлаждение отношений с Израилем практически неизбежно.
По мере исламизации общественно-политической жизни и ослабления экономики, такие отрасли которой, как туризм, вряд ли переживут революцию без потерь, проблемы ждут египетских христиан-коптов, составляющих примерно 10 процентов населения страны.
Через 3–5 лет, когда Южный Судан реализует планы по строительству гидроузлов в верховьях Нила, его сток уменьшится и Египет охватит водный кризис, тем более острый, что предел ресурсов, достаточных для физического выживания населения этой страны на 4 процента ее доступной для жизни территории, ограничен 86 миллионами человек (сегодня египтян 80 миллионов).
Единственный вариант в такой ситуации для Египта – экспансия. Он может расширяться на юг, объединяясь с Северным Суданом, который еще во второй половине ХХ века был англо-египетским владением, формируя ядро будущего "нового халифата". Причем не исключено, что в состав последнего войдет еще ряд арабских территорий.
Альтернатива – пересмотр Кемп-Дэвидского договора и война с Израилем. Варианты развития событий лежат в диапазоне от очередной потери Египтом Синая до катастрофического для еврейского государства сценария, в рамках которого не исключен давно обсуждавшийся экспертами удар израильтян по Асуану. При этом даже в случае широкомасштабного вооруженного противоборства Израиль сделает все возможное, чтобы не блокировать Суэцкий канал.
Впрочем, как представляется, вскоре новое египетское правительство наверняка откроет доступ в Газу через КПП Рафиах, перестанет бороться с антиизраильским террором и ослабит контроль над Синайским полуостровом за счет усиления там влияния Ирана. Неясно положение на египетско-израильской границе. Ее до начала 2011 года ежемесячно пересекали до одной тысячи беженцев-нелегалов из Судана, Эритреи и других стран Африки, а в январе не более 400 человек – после интенсификации строительства израильтянами пограничного забора.
Утрата Суданом своей южной части может оказаться не последней территориальной потерей этой страны. Проблемы Дарфура, Кордофана, побережья Красного моря и треугольника Халаиб ждут своего разрешения, а успех южан подогрел сепаратизм провинций, требующих у Хартума своей доли нефтяной ренты. Осложняют ситуацию наступление Сахары, а также миллионы беженцев и перемещенных лиц.
Джибути, Эритрея и Судан – часть маршрута транзитных иранских поставок движению ХАМАС вооружений и боеприпасов в Газу (включая ракеты среднего радиуса действия) через Египет. Антиправительственные волнения в этих странах облегчают деятельность иранского Корпуса стражей исламской революции (КСИР), порождая попутно изрядные трудности для противостоящих ему израильских спецслужб, особенно в Эритрее, до недавнего времени поддерживавшей отношения и с Ираном, и с Израилем.
Не следует забывать и о том, что обострение ситуации в Джибути, главном порту Африканского Рога, через который идет внешняя торговля Эфиопии и значительная часть товарооборота других стран региона, ставит под удар не только находящуюся там французскую военную базу, но и безопасность морского транзита через Красное море.
Это обстоятельство будет использовано в равной мере и сомалийскими пиратами, расширяющими масштабы и географию своих операций в бассейне Индийского океана, и сомалийскими исламистами движения "Аш-Шабаб", успешно ведущими бои с африканскими миротворцами, тесня в Могадишо "правительственные" войска.
На Аравийском полуострове наиболее опасными горячими точками являются Йемен и Бахрейн. Обрушение режима президента Салеха в Сане означает не только практически гарантированный раздел страны, но и начало конца Саудовской Аравии и, возможно, султаната Оман. Зейды (последователи шиизма) Северного Йемена не столь давно доказали свою военную состоятельность, когда племена хауси успешно сражались с саудовской Национальной гвардией.
Шафиитская военная элита Адена, восстановив Южный Йемен в качестве отдельного государства, с большой вероятностью дестабилизирует обстановку вокруг пролива Баб эль-Мандеб. В конечном счете морское пиратство – не монополия сомалийцев, тем более что число сомалийских беженцев в Йемене доходит до двух миллионов человек.
Падение же правящей суннитской династии в Бахрейне с его шиитским большинством и активной дестабилизирующей ролью Ирана, считающего это государство своей бывшей провинцией, сыграет роль детонатора для основного саудовского нефтяного резервуара – Восточной провинции, шиитское население которой жестко подавляется Эр-Риядом. Это же касается ибадитского Омана, где в пограничной с Южным Йеменом провинции Дофар сепаратизм имеет давние исторические корни, а султан Кабус бен-Саид правит с 1970 года, не имея наследников.
И тут нет поводов для оптимизма
Ключевым государством, от ситуации в котором зависит будущее Магриба, является Алжир. Пока президент Бутефлика удерживает ситуацию под контролем, а военная элита имеет достаточный опыт в передаче полномочий от одного руководителя страны другому, который позволяет даже в случае критического развития событий надеяться на египетский вариант.
Однако в Алжире, где армия, отменив результаты выборов, перехватила власть у победивших на них исламистов, с 1992 года идет гражданская война – менее жестокая, чем десять лет назад, когда погибли сотни тысяч, а беженцами стали миллионы алжирцев, но отнюдь не закончившаяся. В стране действует сильное исламистское подполье.
Оно опирается не только на "Аль-Каиду Магриба" и родственные ей экстремистские организации, но и на многомиллионные алжирские общины Франции и Испании. Дополнительным фактором, осложняющим ситуацию, является противостояние правительства с берберами, на протяжении десятков лет сопротивляющимися насильственной арабизации.
Сосед и соперник Алжира – королевство Марокко может получить смертельный удар в случае коллапса алжирского правительства, даже если забыть о деятельности борющегося против Рабата за независимость Западной Сахары Фронта Полисарио.
Давление исламистов, терроризирующих еврейскую и христианскую общины, нападающих на иностранных туристов, на режим короля Мохаммеда VI, при поддержке оппозиции и населения может обрушить страну в хаос. Ситуация в Марокко играет ключевую роль для безопасного прохождения судов через Гибралтарский пролив, ее обострение может оказать столь же негативное воздействие на мировую экономику, как блокада пролива Баб эль-Мандеб или Суэца.
События в Ливии, где режим Муамара Каддафи близок к падению, несмотря на принятые им чрезвычайные меры подавления волнений с использованием иностранных наемников, повторяют египетский и тунисский сценарии. Нельзя не отметить, что Тунис, с которого началось падение правящих режимов в арабском мире, был наиболее стабильной, демократической и вестернизированной страной Магриба. Сохранит ли он после свержения президента Бен Али постколониальные достижения – вопрос, ответить на который положительно не представляется возможным.
Обстановка в восточной части арабского мира – Машрике, за пределами Египта и Аравийского полуострова, также не внушает особого оптимизма. Наиболее остро обстоят дела в Иордании, где финансовые и земельные спекуляции палестинских родственников королевы Рании – семьи Ясин вызвали беспрецедентный кризис доверия между бедуинскими племенами и Хашимитской династией. Положение короля Абдаллы II осложняет не только традиционная нелояльность палестинцев, составляющих большинство населения страны, но и присутствие на ее территории более 700 тысяч иракских беженцев.
Еще одна опасность для Аммана – ситуация в Палестинской национальной администрации (ПНА). Без военной поддержки Израиля режим Махмуда Абасса в Рамалле заменит ХАМАС – и в этом случае с Хашимитами будет покончено в кратчайшие сроки. При проведении выборов в палестинские органы власти ХАМАС гарантированно берет большинство и события развиваются по тому же сценарию.
В Газе при поддержке Сирии и Ирана ХАМАС прочно удерживает контроль над ситуацией, восстановил оборонную инфраструктуру и способность к ведению боевых действий против Израиля. Руководство ПНА не готово к созданию палестинского государства, не хочет и не может это признать и предпринимает все возможные шаги для обострения отношений с Израилем, провоцируя Иерусалим на силовой сценарий в рамках подготовки к переходу на положение финансируемого мировым сообществом "палестинского правительства в изгнании".
Именно провал проекта образования палестинского государства лежит в основе попыток делегитимации израильских поселений в Иудее и Самарии, отказа от прямых переговоров с правительством Израиля и политико-финансовой комбинации, стоящей за "парадом суверенитетов", в ходе которого ряд стран Латинской Америки и Европы приступил к "признанию Палестины в границах 1967 года".
Положение Сирии, отягощаемое иракскими беженцами (1–1,4 миллиона человек) и в меньшей мере палестинцами (около 400 тысяч, в лагерях беженцев живут не более 200 тысяч человек), сравнительно устойчиво. Дамаск поддерживает баланс интересов между суннитами, христианами и правящим алавитским меньшинством, контролирует и подавляет курдов и вернул себе доминирующее положение в Ливане, "переиграв" Эр-Рияд.
Калейдоскоп нестабильности
Доминирующее положение Турции и Ирана в регионе укрепилось вследствие падения режима Мубарака в Египте и ослабления внешнеполитической активности Саудовской Аравии. Пока их тактические интересы совпадают, хотя в перспективе не могут не разойтись.
Анкара успешно строит "новую Оттоманскую Порту". Для этого она согласовала с Тегераном раздел на сферы влияния после ухода войск США из Ирака, использует трудное положение Ирана для вывода его энергоносителей через собственную территорию на европейский рынок и формирует альянс Сирия – Ирак – Иран – Турция, в котором предполагает играть ведущую роль. Турецкая армия оттеснена от власти, потеряв возможность влиять на формирование правительства.
Правящий триумвират премьер-министра Эрдогана, президента Гюля и министра иностранных дел Давутоглу закрепил доминирующее положение в стране правящей Партии справедливости и развития (ПСР). Он остановил Турцию "на пороге" Европы, ограничил ее участие в НАТО турецкими интересами, минимизировал зависимость страны от США и наладил прочные отношения со всеми соседями, включая Россию.
Попытки светских партий, молодежных движений и курдских националистов повторить революционные события в арабских государствах на собственной территории провалились. Турецкая армия успешно проводит военные операции против Рабочей партии Курдистана (РПК) на севере Ирака (в иракском Курдистане), хотя террористическая активность боевиков РПК по-прежнему высока. Израиль более не является для Анкары союзником. Его "разменяли" на интересы в арабском мире и Иране, хотя дипломатические отношения между Анкарой и Иерусалимом не прерваны.
Иран, жестко подавив очередные выступления оппозиции, продемонстрировал несостоятельность "Зеленого движения" в условиях, когда генералитет КСИР под руководством президента Ахмадинежада, поддерживаемого рахбаром Хаменеи, готов, "добивая" его оппонентов и конкурентов из Кума, удерживать власть любой ценой. Несмотря на экономические проблемы вследствие действия санкций, Тегеран успешно развивает ядерную программу и скорее всего оправдает прогноз экс-директора МОССАДа Меира Дагана о том, что в 2015 году ИРИ станет обладателем атомной бомбы, разрушив режим нераспространения.
Государственный строй Ирана трансформируется из революционного в имперский, основанный на персидском национализме. Интересы Тегерана охватывают значительную часть исламского мира, включая такие суннитские радикальные движения, как ХАМАС, и столь отдаленные страны, как Мавритания, откуда Иран вытеснил Израиль.
Последнее, не исключено, было вызвано необходимостью закрепиться на самом близком к Южной Америке участке африканского побережья, через который возможен скрытый трансфер вооружений или компонентов ядерной программы между ИРИ и Венесуэлой, а возможно, и Бразилией.
Революционная ситуация в арабском мире усиливает роль Ирана, в том числе в Ираке и Персидском заливе, позволяя ему и Турции заполнить возникающий вакуум. При этом главной мишенью Ирана по-прежнему является Израиль, война с которым, несмотря на дестабилизацию региона и явное нежелание конфликта с Ираном США, достаточно вероятна.
Наркопроизводящий Афганистан и Ирак дестабилизированы до такого уровня, что превратились из стран в территории, формально управляемые коррумпированными правительствами. Однако главной опасностью для мирового сообщества может оказаться распад Пакистана с его ядерными арсеналами (до 110 зарядов). Единственными государствами, которые могут сыграть стабилизирующую роль в зоне "АфПака", являются Индия и Китай, а на БСВ в целом – КНР, играющая активную и растущую роль в экономике всего региона.
При этом ожидать от Дели и Пекина действий, выходящих за пределы их непосредственных интересов, бессмысленно. Сугубый прагматизм – основа их политики. Существует определенное расхождение КНР и Индии в вопросах ядерного статуса Ирана и проблемы ядерных арсеналов Пакистана, однако если в случае Пакистана Индия может быть привлечена к ее решению, Иран – за пределами непосредственных интересов Дели.
Островком стабильности пока остается Израиль, уровень безопасности которого снижается до состояния, предшествовавшего 1967 году. Маловероятно, что ему удастся пройти без войн иранский кризис, близящийся распад палестинского проекта и ухудшение отношений с соседями, в первую очередь Египтом.