Истоки и корни кризиса
Начало 2011 года было отмечено острейшим социально-политическим кризисом в регионе Ближнего Востока. После Молдавии в 2009 году и Киргизии в 2010 году Ближний Восток стал третьим очагом обострения классовой борьбы, регионом, в котором противоречия, обостренные в результате мирового экономического кризиса, преломились в политической сфере в виде социально-политического кризиса. Наряду со странами периферии миросистемы обострение социально-политической обстановки наблюдается и в ее центре - прежде всего в Европе и Северной Америке. Однако в силу некоторых причин кризисные проявления в периферийных зонах носят более острый и драматический характер и в значительно большей степени затрагивают политическую надстройку.
В числе причин политического землетрясения в регионе Ближнего Востока центральной является острый кризис модели зависимого развития, имеющий место в странах региона. Традиционно кризисные процессы в мировой экономике острее проявляются в зависимой периферии, выражаясь, в ломке сложившихся экономических связей со странами центра. Это выражается в частности в сокращении прямых иностранных инвестиций, что в свою очередь ведет к росту безработицы, сокращению валютных поступлений в бюджет. Затем отрицательное воздействие на экономику стран региона оказывает кризисное сокращение производства в странах центра, что в свою очередь ведет к сокращению потребления продуктов, экспортируемых ближневосточными странами - в первую очередь энергоносителей и продукции сельского хозяйства. В свою очередь все эти факторы вызывают скачкообразный рост внешнего долга, который правительства вынужденно наращивают для покрытия расходов по спасению финансовых учреждений и финансирования импорта.
Важное значение имеет и региональная специфика. Несмотря на значительную дифференциацию (можно выделить три или четыре группировки) страны региона представляют собой и определенную общность, занимая промежуточное положение среди группировок развивающихся стран. С одной стороны, они не принадлежат к странам, выдавленным из мирового разделения труда (некоторые страны Африки и Латинской Америки, среди ближневосточных стран к этому положению наиболее близок Йемен), в то же время они и не находятся на уровне государств Восточной Азии, которые за счет глубокой интеграции в миросистему изменили свое положение в ней и вышли в экономическом плане на индустриальный уровень. В случае с ближневосточными государствами индустриализация в большей степени приобрела характер формирования "очагов транснационализации", активно развивающихся за счет остальной страны. В то же время сохранилось традиционное место ближневосточных стран в мировой экономике как поставщиков энергоносителей и сельскохозяйственной продукции.
В то же время неблагоприятное значение имели и некоторые объективные условия, прежде всего такие характеристики как размеры территории и численность населения. Если в ряде малых и средних стран Восточной Азии капиталистический уклад за 30 лет неолиберальной глобализации, сначала занял господствующее место в социально-экономической структуре страны, а затем в отдельных странах поглотил остальные уклады, то в большинстве ближневосточных стран развитие капитализма носит анклавный характер и сопровождается ростом пауперизма, городских маргинальных слоев, что создает условия для социально-политической дестабилизации.
Еще одним фактором, играющим отрицательную роль, стало соседство с ЕС, протекционистская политика которого в области сельского хозяйства оказывала долговременное отрицательное воздействие на экономики ряда ближневосточных государств. В сочетании с навязанной за последние 30 лет периферийным странам либерализацией аграрного сектора, это привело к резкому ухудшению продовольственной ситуации. Ситуацию усугубил развивающийся в рамках мирового экономического кризиса продовольственный кризис и спекулятивный рост цен на продовольствие.
В сочетании все эти факторы привели к тому, что регион Ближнего Востока стал своего рода слабым звеном капиталистической миросистемы. Также важное значение сыграло и сокращение способности правящих классов к маневрированию в результате кризиса, расстановка классовых сил и такой фактор как вмешательство империалистических держав, которые будут рассмотрены ниже.
Социально-политическая специфика кризиса
Вспышка массовых протестов на Ближнем Востоке не имеет равных за годы независимости государств региона. Схожая по своим масштабам массовая активность наблюдалась лишь в колониальный период. Также по некоторым параметрам близко стоит социально-политический кризис конца 1970 - начала 1980-х гг., связанный с Исламской революцией в Иране. Однако социально-политический кризис 2011 года по своим масштабам превышает потрясения Исламской революции в Иране.
В то же время не совсем корректным является определение ближневосточных событий как серии революций. Ни в одной из затронутых им стран не произошло выхода за пределы капиталистической формации, более того не был декларирован выбор некапиталистического пути развития. Практически везде в основном сохранился правящий режим, пожертвовав своим авторитарным руководителем. В то же время произошла ломка политической надстройки, можно говорить о смене социально- политической системы.
По ряду параметров события 2011 года несомненно имеют революционное значение. В первую очередь, они знаменуют собой первый за последние 30 лет выход народных масс на активную политическую сцену. Также небывалая массовая активность в наиболее развитых странах региона (Тунис и Египет) не пошла на убыль после свержения авторитарного лидера, более того, произошло постепенное углубление классовой борьбы и радикализация требований, что вынудило правящие классы пойти на новые уступки в целях сохранения режима. В результате это привело к достаточно серьезному изменению соотношения классовых сил в стране в пользу народных масс, которые до сих пор были скорее покорными статистами на политической сцене. Пожалуй это наиболее важный итог кризиса 2011 года который создает предпосылки для дальнейшей демократизации как в регионе, так и на глобальном уровне.
Важно также попытаться определить место ближневосточного социально-политического кризиса в общем развитии классовой борьбы в развивающихся странах. Здесь можно выделить два основных этапа. Один, связан с освобождением от колониальной зависимости. Он характеризовался достаточно высокой степенью единства народных масс (макрокласса трудящихся) и отдельных фракций макрокласса собственников (прежде всего промышленная буржуазия) при лидирующей и организующей роли мелкой буржуазии. Второй этап развивался в условиях становления определенной модели капитализма в развивающихся странах.
В 1970-е гг. в условиях краха модернизаторской концепции макрокласс собственников, основным ядром которого была бюрократическая буржуазия (этакратия), почувствовав свою силу, пошел на активное сворачивание уступок народным массам и на новый этап взаимодействия со странами центра системы. Параллельно сложившаяся в первые десятилетия независимости этакратия пошла на уступки крупному капиталу. В 1970-80-е гг. между этими двумя фракциями правящего класса был достигнут компромисс, выразившийся в допуске крупного капитала во власть и учете его требований. В сочетании все эти процессы выразились в становлении периферийного варианта неолиберальных реформ. Наиболее ярким примером этого процесса стал "садатовский термидор" в 1970-е гг. в Египте.
В результате массовые движения второго этапа уже существенно отличались от антиколониальной активности. Они развивались в условиях становления в развивающихся странах периферийного капитализма, опирающегося на сотрудничество со странами центра системы и осуществляющего активное наступление на права трудящихся. Первым примером подобной революции стали события в Иране в 1978-79 гг. Уже тогда их отличали такие особенности как противостояние макрокласса собственников и трудящихся, большое значение организованного пролетариата, центр борьбы переместился из деревни в города. Основной протест был направлен против авторитарного режима, выступавшего как персонификатор всей модели зависимого капитализма. В тоже время в силу некоторых причин классовая борьба в Иране была облачена в религиозные одежды, что в конечном счете и предопределило сворачивание революционного процесса в дальнейшем.
В более чистом виде все эти черты революций второго этапа проявились в ходе социально-политического кризиса 2011 года. Наиболее развитые формы массовые протесты приобрели в наиболее развитых странах региона, применительно к которым можно говорить о формировании среднеразвитого капитализма - Тунисе и Египте. В то же время кризис наблюдался и в странах, в которых "термидорианские" процессы не имели места в 1970-80-е гг. Это прежде всего Ливия и Сирия, которые до распада СССР сохраняли особую модель экономики (наличие госсектора и широкой системы социальных гарантий) при включенности в мировое разделение труда.
Однако уже в 1990-2000-е гг. в регионе произошла определенная нивелировка, и в этих государствах также стали активно осуществлять реформы неолиберального толка при сохранении, однако в неприкосновенности авторитарной политической надстройки. Менее ярко массовая активность была выражена в нефтедобывающих монархиях Персидского залива и Марокко, где у правящих классов сохранялась большая свобода для экономического маневра, также большое значение имел иностранный характер пролетариата в ряде этих государств, что также затрудняет его консолидацию. Отдельное место занимают здесь Йемен, где имеет место достаточно острый узел противоречий.
Как уже отмечалось, социально-политический кризис имел целый ряд характерных черт, которые характеризуют его как ярко выраженный пример антикапиталистических движений второго этапа. Отсутствовал стабильный блок между частью правящих классов и народных масс, имело место зачастую прямое противостояние между макроклассом собственников и трудящимися. В тех случаях, когда на отдельных этапах некоторые фракции элиты присоединялись к массовым протестам, то это отражало их опасения относительно стабильности социально-экономических устоев и готовность пожертвовать главой авторитарного режима для его сохранения. Полюс массовой активности был сконцентрирован в городах, основной ударной силой массовых протестов были городские маргиналы, пролетариат и мелкие торговцы и ремесленники. Необходимо отметить также пассивную и явно второстепенную роль исламистских сил.
Основные характеристики и развитие кризиса в отдельных странах
Тунис. Как уже отмечалось в силу более высокого уровня экономического развития социально-политические кризисы в Тунисе и Египте развивались по, во многом, схожему сценарию. В Тунисе, после того как массовые акции протеста вылились в фактическое восстание, в ходе которого была разгромлена часть репрессивного аппарата режима, армия пошла на совершение по сути военного переворота и отстранила президента Бен-Али от власти, имея целью спасти режим в целом, пожертвовав диктатором. Параллельно из Европы во взаимодействии прежде всего с Францией были доставлены представители тунисской либеральной оппозиции и приведены к власти. В сочетании эти меры призваны были стабилизировать ситуацию и затормозить развитие классовой борьбы. Однако уже сейчас можно констатировать что эта тактика не увенчалась успехом так как народные массы приобрели опыт самоорганизации в ходе февральского кризиса и массовая активность в стране не спадает, выдвигая требования об углублении преобразований главным образом в социально-экономической сфере.
Египет. Более сложный характер носил кризис в Египте, который в целом имел ключевое значение для региона, оказав влияние на общую расстановку классовых сил. Здесь также как и в Тунисе массовые акции протеста переросли по сути в восстание, в ходе которого были разгромлены силы полиции, в отдельных районах страны власть фактически перешла в руки восставших. Представители "официальной" либеральной и исламистской оппозиции на начальном этапе движения либо не принимали в нем участия либо играли второстепенную роль. На этом этапе египетские народные массы приобрели опыт самоорганизации. На втором этапе активную роль стали играть два основных центра силы во властной элите Египта - армия и спецслужбы. Военные обозначили свое присутствие, заняв ключевые позиции в Каире, ряд их представителей вошел в правительство.
Параллельно глава общей разведки Египта стал вице-президентом. На этом этапе была сделана попытка пойти на определенные уступки массовому движению с тем, чтобы спасти ситуацию и сохранить режим Мубарака. Верхушка оппозиции пошла на переговоры, выразив по сути готовность к достижению компромисса. Однако такой ход развития событий встретил резко негативную реакцию народных масс, массовое движение именно в эти дни достигло своего пика, на этом этапе решающую роль сыграли профсоюзы, проведшие целую серию массовых забастовок. В этой обстановке армия оказалась перед выбором: либо вступить в прямое противостояние с массовым движением, рискуя потерять легитимность и подорвать собственную внутреннюю стабильность, либо пойти на переворот по тунисскому сценарию, попытавшись сохранить режим Мубарака без Мубарака.
Реализован был второй сценарий, и власть перешла в руки Высшего совета вооруженных сил (ВСВС). После отставки египетского президента правящие круги вновь, но в более тонкой форме попытались стабилизировать ситуацию за счет частичных уступок. Были начаты процессы над рядом видных деятелей режима, осуществлены серьезные изменения во внешнеполитическом курсе (отношения с Израилем, Ираном, палестинская проблема). Также предприняты шаги по легализации "Братьев-мусульман" и их интеграции в политическую систему в качестве оппозиционной опоры режима. Все эти меры направлены на то, чтобы притупить накал классовой борьбы, канализировать массовое движение в нужном правящим классам направлении и не допустить дальнейшей демократизации. Однако развитие событий в Египте в июне-июле 2011 года свидетельствует о неэффективности этих мер. В силу этого нельзя исключать на определенном этапе более активной роли военных и принятия ими более жесткой линии по отношению к массовому движению.
Ливия. Третьим кризисом стали события в Ливии, которые развивались по другому сценарию. В первую очередь это связано со спецификой общественно-политического развития страны в стране. Режим Каддафи пережил сложную эволюцию: на начальном этапе он носил главным образом модернизаторский характер. Однако после выявления кризиса модернизаторской идеологии в 1980-1990-е гг. режим стал сворачивать ощутимо вправо, осуществляя неолиберальные реформы, при одновременной архаизации политической надстройки. За последние 10-15 лет в Ливии в определенной мере была ликвидирована модель экономики, сложившаяся в 1970- е гг., были начаты процессы приватизации, ликвидации части социальных гарантий, в страну вновь были допущены нефтегазовые ТНК.
С 2003-2004 гг. Ливия возобновила отношения с основными игроками мировой политики при преимущественной ориентации на ЕС, но при сохранении определенной доли антиимпериалистической риторики. Параллельно внутри страны сменилась направленность и социальная функция режима - из модернизаторского он стал скорее выполнять функцию по архаизации общества, консервации отсталых общественных отношений, пройдя примерно ту же эволюцию что и в свое время режим Саддама Хуссейна при аналогичном повороте вправо после утраты модернизаторской перспективы. Родоплеменные отношения были интегрированы в структуру власти и вожди крупнейших племен стали социальной базой режима.
Кроме того важной особенностью авторитарного режима было отсутствие хотя бы слабых компенсационных механизмов в виде парламента и политических партий, а также отсутствия внутри властной иерархии эффективных центров силы наподобие армии в Египте. В результате режим Каддафи был фактически лишен поля для политического маневра, массовые акции протеста быстро вылились в прямое вооруженное противостояние с режимом. Как следствие на определенном этапе произошел раскол среди вождей ряда основных племен, часть которых выступила против Каддафи, то есть против диктатора выступила часть его собственной социальной базы. В результате в Ливии кризис вылился в гражданскую войну, с расколом страны на исторические Триполитанию и Киренаику и перспективой ее дальнейшей "сомализации". Отметим, что на ход кризиса в Ливии деформирующее воздействие оказало и вмешательство империалистических держав, прежде всего входящих в западноевропейский центр силы.
Йемен. Во многом по схожему сценарию развивались события в Йемене, в то же время кризис в этой стране имел и черты подобных процессов в других странах. Исторически Йемен представляет собой своего рода слабое звено в цепочке ближневосточных государств, будучи отягощен сложнейшим комплексом экономических проблем, и узлами противоречий в виде активно действующей "Аль-Каиды" и сепаратистского движения на юге. Йемен исторически был в центре переплетения и столкновения империалистических интересов в регионе, находясь в непосредственной близости от основных путей поставок энергоносителей в Европу и Восточную Азию. В свое время сочетание некоторых из этих факторов предопределило радикальность национально-освободительного движения в Южном Йемене против английских колониальных властей.
В 2011 году изначально массовое движение в Йемене развивалось более мирными средствами чем в других странах региона, однако последовательные репрессии, применяющиеся режимом, привели к его радикализации. Против президента Салеха постепенно выступила часть его социальной базы - часть армии и некоторые вожди племен. Часть правящей элиты заинтересована в устранении Салеха с тем, чтобы избежать более широкой дестабилизации. Однако ряд попыток при посредничестве ССГАПЗ достижения договоренностей срывался как со стороны Салеха, так и в силу неспособности верхушки оппозиции обеспечить прекращение массовых акций протеста после достижения договоренности о поэтапном отказе Салеха от власти. Массовое движение в стране занимает более радикальную позицию в вопросе о сроках отставки президента и перспективах его привлечения к ответственности. На момент июня-июля политический тупик привел к вспышке фактической гражданской войны и вынужденному отъезду президента из Йемена. Все более реальной становится перспектива развития ситуации по ливийскому сценарию и "сомализации" Йемена.
Сирия. Не менее сложный и специфический характер приобрело движение в Сирии. Находящийся у власти алавитский клан создал сложную систему внутривластного баланса, при которой к власти допускались верхушечные слои других этноконфессиональных групп. Однако в Сирии режим пережил примерно ту же эволюцию что и в Ливии, пройдя путь от модернизаторского до фактически правого режима. Ломка государственно-ориентированной социально-экономической модели началась уже в 1990-е гг. Особенно за последние 10 лет в стране активизировалась неолиберальная перестройка экономической модели (при сохранении в неприкосновенности политической надстройки) в направлении ее дальнейшей периферизации. Результатом стал неизбежный рост социального напряжения, что и привело к нынешнему кризису.
В то же время фактор консолидации власти в руках алавитского клана неизбежно должен был привести к тому что социальный по сути протест в Сирии был облачен в одежды религиозных и этнических противоречий. В качестве основной ударной силы массовых акций протеста выступает в первую очередь суннитская молодежь, районы массовых акций протеста приходятся и на регионы, в которых преобладает курдское и друзское население. Другой важной спецификой сирийского кризиса стала стабильность правящей элиты. Подавление массовых акций протеста очень быстро приобрело крайне жесткий характер, уже на раннем этапе началось массовое применение армии и тяжелых вооружений. Здесь сработал ливийский вариант, то есть отсутствие более ли менее действующих компенсационных структур привело к сужению поля политического маневра режима и вылилось во фронтальное столкновение части народных масс и государственного аппарата.
Наряду с расстрелами демонстраций режим прибег к тактике последовательного блокирования и ввода войск в отдельные города - очаги массовых акций протеста. Однако несмотря на это, а также на стремительный рост числа жертв, в отличие от остальных государств, затронутых кризисом, в Сирии пока не произошло раскола элиты, правящий режим по-прежнему монолитен. Этому способствует как наличие у режима Асада определенной массовой базы, так и эффективность системы внутривластного баланса. Кроме того, у сирийской элиты существуют опасения относительно дестабилизации страны в случае отстранения от власти Башара Асада. Большую устойчивость сирийскому режиму придает и геополитические факторы. В первую очередь Сирия ключевой участник ближневосточного конфликта и ее дестабилизация может привести к более широкому по масштабам региональному кризису. Затем существуют опасения относительно судьбы уже действующих и планируемых трубопроводов, в которых Сирия играет роль крупного транзитного узла. И наконец, сирийский крупный капитал испытывает серьезные опасения относительно надежности обеспечения своих интересов в Ливане в случае падения режима Асада. В то же время ситуация в Сирии все более ощутимо сползает к гражданской войне.
Палестинская автономия. И наконец обратимся к району который имеет узловое значение для судеб ближневосточного конфликта и который оказывает зачастую определяющее влияние на процессы в регионе. Речь о Палестинской автономии. Здесь в наиболее обнаженной форме проявляется весь узел противоречий существующий в регионе. Это и экономическая эксплуатация в фактически превращенной в неоколониальную периферию Израиля Палестинской автономии, и прямое противостояние с империализмом и его региональным агентом Израилем. Прогнозы о начале в ПА третьей интифады пока не оправдались, однако возможность подобного развития событий тесно связана с перспективами урегулирования палестинского конфликта. В случае начала еще одного массового восстания в ПА оно окажет влияние на обстановку и соотношение классовых сил в регионе в целом.
Параллельно для недопущения нового массового восстания в ПА, предпринимается ряд мер как внутри автономии, так и за ее пределами. В первую очередь обе основные фракции палестинского движения сопротивления ФАТХ и ХАМАС, осознавая, что новое восстание может быть направлено как против Израиля так и затронуть их позиции в автономии, активизировали в конце весны и начале лета шаги по достижению национального примирения. При этом на позиции ХАМАС также оказало влияние ослабление позиций движения вследствие острейшего кризиса в Сирии. Затем США, ЕС и РФ (при этом для Запада урегулирование палестинской проблемы является также средством стабилизации лояльных арабских режимов) активизировали усилия по достижению урегулирования хоть в какой-то форме. Однако в силу, как позиции Израиля, так и ряда других факторов потенциально нельзя исключать срыва попыток реанимировать мирный процесс и резкой активизации палестинского сопротивления и как следствие выхода на новый уровень социально-политического кризиса в регионе.
Империалистическое вмешательство: сила и бессилие
Отношения между государствами региона и основными глобальными центрами силы прежде всего несут на себе отпечаток последствий реализации в 2000-2008 гг. ближневосточного курса администрации Дж. Буша-младшего. В этот период США пытались установить непосредственный военный контроль над регионом, рассматривая его как средство продления своей гегемонии. В результате до предела обострились отношения со странами региона, в том числе с лояльными США и Западу. Администрация Обамы, действуя в условиях кризисного сокращения экономики, вынуждена была коренным образом пересмотреть свою линию. Новый курс во многом воспроизводил компоненты линии администрации Никсона в 1970-е гг. Его основными компонентами стали сокращение непосредственного военного вовлечения США в региональные процессы, опора на региональные центры силы (субимпериалистические очаги) и усилия по разрешению палестинской проблемы как главного противоречий между арабским миром и Западом.
Все эти попытки наталкивались на проблемы, обострившиеся именно с началом мирового экономического кризиса. В первую очередь это активизировавшийся в условиях кризисной дезинтеграции мировой экономики новый виток региональной интеграции. Правящие круги ближневосточных стран начинают рассматривать ее (как и ранее в Латинской Америке) как основное средство выхода из тупика зависимого развития, особенно в условиях роста протекционизма со стороны США и ЕС. Проявлением региональной интеграции стали проекты "Арабской соседской зоны" и создания зоны свободной торговли с участием Турции и ряда арабских стран (в последнем случае несомненно имеет место и аспект турецкого гегемонизма, то есть стремление турецкого крупного капитала застолбить свою зависимую периферию в регионе). Также необходимо отметить, что проекты прокладки новых трубопроводов все чаще приобретают внутрирегиональное измерение. Еще здесь следует выделить проблему цены на нефть, которая исторически была предметом противоречий между странами центра системы и ближневосточными государствами и которая особенно обострилась в условиях кризиса. Все эти факторы накладываются на недовольство как широких масс так и части правящих кругов результатами 30-летней реализации неолиберальных экономических рецептов.
В этих условиях разразившийся в начале 2011 года в регионе социально-политический кризис поставил перед США и ЕС новые задачи. Он продемонстрировал с одной стороны низкий уровень возможностей последних по воздействию на народные массы и зачастую слабую управляемость лояльных Западу правящих классов. С другой стороны идеологическая и организационная незрелость массового движения создает для империализма широкое поле для политического маневра и манипуляций, особенно при участии региональных центров силы. Их значительная роль в ходе кризиса объективно способствовала реализации линии США на сокращение своих военно-политических усилий и перекладывание ответственности на плечи региональных субимпериалистов.
Первый из кризисов разразившийся в регионе - тунисский означал главным образом нагрузку на ЕС и, прежде всего на Францию, в сферу влияния которой входит Тунис и Северная Африка в целом. Париж был вынужден дистанцироваться от Бен-Али, с которым до этого были налажены достаточно хорошие отношения. При непосредственном участии Франции к власти были приведены представители буржуазно- либеральной оппозиции из числа европейских иммигрантов. Однако на этом методы и приемы в арсенале европейцев можно сказать закончились, и проблема обуздания неутихающего в стране массового движения остается пока не решенной. США и ЕС пока пытаются поддерживать преобразования в стране, имея целью направить их в нужное для себя русло, провозглашая Тунис пионером демократизации и своим партнером в регионе.
Более сложный и противоречивый характер носила вовлеченность империалистических центров силы в египетский кризис. Ключевую роль играли США при относительно пассивной роли ЕС, так как с конца 1970-х гг. Египет является одной из опор региональной политики США. В ходе кризиса позиция США претерпела ряд зигзагов. На начальном этапе США были скорее заинтересованы в отстранении Мубарака от власти, выдвигая М. Аль-Барадеи, имея целью "оседлать" массовое движение в стране. Похоже, что США прогнозировали кризис в Египте и стремились осуществить превентивную смену власти в стране сверху, сохранив режим без Мубарака. При этом можно предположить, что новые власти по замыслу Вашингтона были бы более управляемы во внешнеполитическом плане. Характерно, что на этом этапе ключевые страны ЕС достаточно прохладно отнеслись к отстранению Мубарака, учитывая его растущую в последние годы ориентацию на западноевропейский центр силы.
Однако данный курс Вашингтона встретил определенное сопротивление правящих классов в Египте, прежде всего армии и спецслужб, не заинтересованных в немедленном отстранении от власти действующего президента. Затем и Вашингтон, напуганный размахом массового движения в стране, стал склоняться к компромиссному варианту (передача части полномочий вице-президенту, ряд иных уступок при сохранении Мубарака у власти до окончания срока его президентства). На этот вариант была в частности нацелена миссия спецпредставителя президента США Франка Виснера. Однако после провала этого варианта и появления перспектив отстранения президента от власти военными США вновь изменили позицию и поспешили благословить фактический военный переворот. Но и здесь они очутились в сложной ситуации: из-за сопротивления спецслужб и непосредственного окружения Мубарака, которые попытались продлить его пребывание у власти, сценарий переворота был сорван и отсрочен на день.
Не менее сложный характер носило западное вмешательство и в ливийский кризис, которое в конечном счете вылилось в непосредственное военное вмешательство. При этом в его ходе в полной мере проявились сложные противоречия между западноевропейским и североамериканским центрами силы. Ливия как страна, входящая в североафриканскую периферию ЕС, изначально привлекала внимание именно европейских государств, прежде всего Франции, Великобритании и Италии, рассматривавших Ливию как сферу своего влияния. В ходе кризиса, однако, позиция Запада претерпела ряд изменений. На начальном этапе США и ЕС занимали относительно мягкую позицию, не звучало требований относительно немедленного отстранения от власти Каддафи. В тот период еще сохранялась надежда на то, что восстание будет подавлено. Затем по мере его разрастания и возникновения угрозы занятия восставшими Триполи США и ЕС поспешили установить контакты с оппозицией, параллельно свернув отношения с официальным Триполи.
Наибольшие опасения в Вашингтоне и европейских столицах вызывала перспектива прихода к власти в Ливии неконтролируемых ими сил. Однако за это время ливийские качели вновь покачнулись - теперь силы Каддафи стали контратаковать, угрожая подавить оппозиционное движение. В этих условиях Франция и Великобритания вынуждены были инициировать военную операцию. Результаты вмешательства противоречивы: с одной стороны США и ЕС смогли приобрести канал воздействия на ситуацию в стране, прочно привязав к себе верхушку ливийской оппозиции. С другой стороны вмешательство НАТО объективно способствовало консервации конфликта, резко повысило уровень непримиримости оппозиции, исключив варианты разрешения конфликта в рамках инициатив развивающихся стран (Венесуэлы и Африканского союза).
Но затягивание конфликта в свою очередь противоречит интересам ЕС, который получил очаг нестабильности в непосредственной близости от своих границ, ставящий под угрозу поставки энергоносителей из североафриканской периферии ЕС. В поисках выхода из ситуации европейские страны в настоящее время применяют ряд мер. Это и вооружение оппозиции, и попытки осуществить физическую ликвидацию Каддафи, при одновременных попытках отстранить его посредством переговоров, надеясь на эрозию режима и готовность части его окружения пожертвовать лидером для сохранения своих позиций и восстановления нормальных отношений с ЕС.
Ливийский кризис высветил также межимпериалистические противоречия на двух уровнях: между США и ЕС и внутри ЕС. Они характеризуются сложным соотношением центробежных и центростремительных тенденций. Противоречия между США и ЕС проявились прежде всего в вопросе вовлечения США в ливийскую операцию. Вашингтон достаточно вяло участвовал в ней, периодически делая попытки либо понизить уровень своего участия, либо вовсе прекратить его. Это связано как с нежеланием вовлекать американские силы в еще один конфликт, так и пониманием того что Магриб- это преимущественно сфера влияния ЕС и активно участвуя в ливийской операции, США по сути служат интересам европейцев.
В свою очередь ЕС заинтересован в вовлечении США, так как ливийский кризис вновь выявил недостаточность возможностей ЕС в сфере обороны и безопасности, прежде всего по проецированию военной мощи в периферийных районах и зависимость западноевропейского центра силы от США в этом вопросе. В силу этого ливийский кризис вызвал укрепление трансатлантических связей и центростремительной тенденции в отношениях между западноевропейским и североамериканским центрами силы.
В то же время сама структура ЕС подверглась в ходе событий в Ливии дополнительной перегрузке, и в ней усилились центробежные тенденции, которые и так были крайне обострены в результате мирового экономического кризиса. В первую очередь это противоречия между Францией и Германией. Париж рассматривает Средиземноморье как свою зону интересов, в то время как интересы Берлина сосредоточены главным образом в Восточной Европе, что и объясняет пассивность Германии в ходе ливийского кризиса. В то же время попытка Франции выступить в ходе ливийской операции в качестве военно-политического лидера ЕС, связана в том числе со стремлением Парижа сбалансировать рост влияния Германии. В условиях мирового экономического кризиса значение экономической мощи Германии выявило ее роль фактического гегемона Европы и привело к нарушению равновесия в треугольнике Париж-Берлин-Лондон. Еще одним уровнем противоречий стали конкуренция между Францией и Италией, рассматривающих Ливию как сферу своих интересов, а также противоречия между интеграционным ядром ЕС и странами европейской периферии, которые в большинстве своем проявили подчеркнуто равнодушное отношение к ливийскому кризису.
В Сирии ситуация по многим параметрам развивалась подобно ливийской. На начальном этапе позиция Запада была достаточно сдержанной. Затем по мере того как усиливались сомнения в способности режима Асада взять ситуацию в стране под контроль, позиция США и ЕС становилась все более жесткой. В настоящее время по некоторым признакам империалистические центры силы склоняются к варианту по отстранению сирийского лидера от власти при постепенной интеграции оппозиции во власть с тем чтобы не допустить более широкомасштабной дестабилизации.
Кроме того, в качестве перспективной цели можно отметить сокращение влияния Ирана в Сирии и приход к власти более послушных и управляемых сил. В то же время реальные возможности Запада по вооруженному вмешательству в события в стране ограничены. В первую очередь у США и ЕС просто нет для этого необходимых сил и средств. Затем существуют опасения относительно дестабилизации ситуации в Сирии, что может иметь катастрофические последствия для всего региона, хода развития ближневосточного конфликта и поставит под угрозу систему нефтепроводов, пролегающую по территории Сирии.
И наконец еще два кризиса в которых внешнее вмешательство сыграло и продолжает играть достаточно важную роль. При этом оно протекало в весьма специфической форме - решающую роль сыграли региональные центры силы - прежде всего Саудовская Аравия. В первом случае в Бахрейне Эр-Риад совместно с ОАЭ в рамках Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ) фактически осуществил интервенцию с целью содействовать подавлению массового движения шиитского большинства. В этом случае Саудовская Аравия по сути преследовала две цели: не допустить дестабилизации Бахрейна и свержения суннитской династии Аль-Халифа, что могло повлечь за собой волнения шиитов в Восточной провинции Саудовской Аравии.
Вторая цель была связана со стремлением помешать усилению геополитического влияния Ирана, для которого регион Персидского залива был исторически основным направлением экспансии. США, по сути молчаливо благословили эту акцию. Во втором случае в Йемене позиция США изначально была направлена на безоговорочную поддержку Салеха. Лишь по мере расширения массового движения, возникновения угрозы гражданской войны, Вашингтон стал склоняться к его отстранению от власти. Это открыло дорогу посредническим усилиям ССАГПЗ, которые, однако, пока не привели к успеху. Также по некоторым данным для выхода из тупика Саудовская Аравия может пойти и на более активное вмешательство, в частности обеспечить отстранение Салеха от власти, не позволив ему вернуться в страну после завершения лечения.
Исламский фактор
Одной из особенностей социально-политического кризиса 2011 года стало второстепенная роль в нем исламистских политических сил и структур, которые до этого были неотъемлемой частью общественно-политических процессов в регионе. Практически ни в одной из затронутых кризисными процессами стран они не заняли центральное или руководящее место в движении. Нельзя говорить и о об их идеологической гегемонии. В ряде случаев исламисты присоединялись к массовому движению на поздних стадиях его развития и в определенные моменты проявляли готовность пойти на компромисс с властями. В целом движение не носило религиозного характера, примером чего стали в частности массовые акции протеста в Ираке, разделенном по религиозно-конфессиональному признаку - они имели место практически во всех районах страны, без различия к какой конфессиональной группе принадлежит большинство населения данного региона.
В первую очередь это связано с определенной долей разочарования итогами идеологической гегемонии исламистских сил в оппозиционных движениях на Ближнем Востоке. Идеологический и политический арсенал исламистов оказался бессилен перед лицом проблем, стоящих перед государствами региона, прежде всего они оказались неспособны предложить пути выхода из тупика зависимого развития. Необходимо отметить, что в 1950-60-е гг. исламистские силы были оттеснены на периферию общественно-политического процесса и центральное место в нем занимали модернизаторские светские силы. Укрепление позиций исламистов в 1970-800-е гг. было связано в первую очередь с провалом усилий по модернизации, обернувшихся воспроизводством зависимости. Затем важное значение имела и политика правящих кругов некоторых ближневосточных государств, которые часто использовали исламистов как противовес левым силам.
Однако исламисты оказались несостоятельны в качестве эффективного носителя альтернативных моделей развития, хотя в 1990-2000-е гг. они занимали центральное место в качестве оппозиции правящим классам и аккумулировали значительную часть протестного потенциала. Причины этого кроются в первую очередь в ограниченности идеологического потенциала исламистов. Выход из тупика зависимого развития они предлагали за счет движения назад, к первоистокам ислама, что уже само по себе было исторически обреченным направлением, которое находило главным образом отклик у мелкой буржуазии, потрясенной масштабом и стремительностью общественных и экономических сдвигов в арабских странах.
Во-вторых, необходимо отметить крайнюю неоднородность, дифференциацию исламистских сил в различных арабских странах и зависимость их подъема от конкретных условий. Пример Ирана отражает в этом отношении крайне специфическую ситуацию, которая в чистом виде не повторилась больше нигде. Затем в Иране исламское духовенство было лишь одним из нескольких авангардов массового движения, который затем смог консолидировать власть в своих руках, узурпировать результаты революции, и, остановив ее развитие, сохранить модель зависимого развития при смене правящего субъекта. Специфика иранской ситуации была связана и с особой ролью и спецификой шиизма, особой ролью шиитского духовенства, а также наличием конфликта между духовенством и государственной властью.
Между тем в большинстве ближневосточных государств исламистские силы принадлежат к суннитской ветви ислама, они в разное время зачастую сотрудничали и взаимодействовали с правящими классами в борьбе против левых сил (Египет, Йемен). В настоящее время правящие режимы практически всех стран региона активно признают значение ислама, подчеркивают свою религиозность, интегрируют его компоненты во властную систему. Сочетание этих факторов предопределило временный характер монополии исламистов на оппозицию в регионе. В то же время ислам как фактор политической жизни несомненно продолжает сохранять свое значение, однако роль и значение исламистских сил несомненно подвергнутся корректировке.
В частности социально-политический кризис 2011 года открыл перед прежде всего умеренными исламистами новые перспективы. В ряде государств (Египет, Тунис) правящие круги активно вовлекают их во властную систему, легализуют исламскую оппозицию, рассматривая их в качестве относительно умеренной силы, способной канализировать массовое движение в нужном элите направлении и обеспечить противовес более радикальным структурам, сформировавшимся на волне массовых протестов. В то же время и нынешним правящим классам придется потесниться и уступить часть политической власти исламистским силам.
К проблеме исламизма тесно примыкает и фактор роста геополитического значения Ирана. На первом этапе кризиса руководство ИРИ попыталось придать новый импульс концепции экспорта исламской революции, рассматривая происходящее как волну исламских антиамериканских революций. Однако, похоже, что с подобными оценками в Тегеране поторопились. В первую очередь необходимо отметить, что экспорт исламской революции бывший основной внешнеполитической концепцией ИРИ в 1980-88 гг. и в свое время дал достаточно скромные результаты, и руководство ИРИ само отказалось от нее. Действительно социально-политическому кризису 2011 года предшествовал период ослабления позиций США и роста геополитического значения Ирана. Исчезновение в 2003 году регионального противовеса в лице Ирака параллельно с кризисом вокруг ядерной программы ИРИ создало возможности для активизации внешней политики Ирана, возник неформальный альянс Ирана, Сирии, ливанского движения "Хизбаллах" и палестинского ХАМАС. Иран стал также оказывать воздействие на процессы в Ираке.
Однако результаты кризиса 2011года для Ирана оказались противоречивы. Действительно произошло определенное ослабление позиций США в регионе, переориентация внешней политики ряда стран в части отношений с Ираном. Однако в то же время в ряде ключевых районов Иран столкнулся с жестким противодействием своего основного регионального конкурента - Саудовской Аравии. Ключевыми пунктами стали Бахрейн и Йемен. Затем достаточно активно действуют страны Персидского залива и прежде всего Катар и в Ливии, где они вооружают и обучают ливийскую оппозицию. Затем социально-политический кризис разразился в Сирии - ключевом союзнике Ирана в регионе. Дестабилизация Сирии и ослабление позиций Ирана окажут воздействие на весь региональный баланс и особенно на соотношение сил в Ливане и Палестине.
Сам Иран не застрахован от потрясений. Модель зависимого развития сохранилась и после исламской революции. Изменилась лишь правящая группировка, были осуществлены определенные уступки части низов, являющейся социальной базой нового режима (мелкой буржуазии базара, сельскому населению). Понижательная тенденция цен на нефть негативно сказывается на иранской экономике, обостряя свойственные ей противоречия в виде роста числа городских маргиналов, аграрного перенаселения, безработицы (особенно среди молодежи) и т. д. В результате с начала мирового экономического кризиса социально-политическая обстановка в Иране характеризуется нестабильностью. Вслед за кризисом в ходе президентских выборов 2009 года, зимой-весной 2011 года последовала новая волна массовых протестов. Параллельно развивался острый кризис верхов, проявляются тенденции к эрозии существующей модели равновесия внутри властной элиты Ирана.
В виде заключения
Исходя из вышеизложенного, выделить по итогам 6 месяцев развития социально- политического кризиса можно выделить некоторые основные выводы:
- В своих истоках политические потрясения в регионе в первую очередь связаны со структурным кризисом модели зависимого развития, который затронул и базис и надстройку государств региона. В первую очередь причины кризиса связаны с подчиненным и эксплуатируемым положением стран региона в капиталистической миросистеме. Катализатором политических потрясений выступил продолжающийся с 2008 года мировой экономический кризис.
- Несмотря на то, что с формационной точки зрения в регионе не произошло ни одной революции, в то же время социально-политический кризис, несомненно, имеет революционное значение, так как его следствием стало изменение соотношения классовых сил в странах региона. На политическую арену активно вышли народные массы, в то время как до кризиса прошедшие 30 лет были временем практически полного господства интересов элит, как на региональном, так и глобальном уровне. В ходе кризиса народные массы приобрели бесценный опыт самоорганизации, что также окажет воздействие на последующие события. Характерно и то, что со свержением диктатора массовое движение зачастую не идет на спад, наоборот происходит его радикализация, выдвигаются требования углубления преобразований.
- С типологической точки зрения серия смен власти в регионе относится ко второму этапу массовых движений в развивающихся странах. Они происходят в условиях независимости и состоявшейся модели зависимого развития. Основное противоречие в ходе подобных социально-политических кризисов это противостояние между макроклассом трудящихся и макроклассом собственников. Последних персонифицирует авторитарный режим, в разной степени являющийся младшим партнером империалистических держав.
- Социально-политические движения в регионе существенно дифференцированы исходя из ряда факторов. Наиболее развитые формы массовое движение получило в Тунисе и Египте. В Ливии, Сирии и Йемене в силу специфики политической надстройки кризис развивался в более ожесточенной форме. В нефтедобывающих монархиях Персидского залива правящим классам благодаря экономическому и политическому маневрированию пока удается избежать кризисных проявлений.
- С точки зрения отношений стран региона и основных центров силы итоги кризиса пока противоречивы. С одной стороны США и ЕС удалось в некоторых случаях успешно воздействовать на процессы в странах региона. В то же время события 2011 года продемонстрировали общее понижение управляемости, как народных масс, так и элит региона со стороны основных центров силы. В то же время кризис выявил возросшее значение региональных центров силы, что укладывается в современную внешнеполитическую линию США.
- Роль исламистских сил в ходе кризиса не была руководящей и центральной. Само движение в большинстве случаев не носило религиозного характера. В то же время по мере развития и радикализации массового движения значение исламистских сил и тенденция к их легализации и интеграции в политическую систему усилится. Также сохранится и даже увеличится значение и роль армии в политической жизни стран региона.