В прошлый понедельник Турция и Ирак обменялись дипломатическими уколами, указав послам другой стороны, что их правительства заходят слишком далеко в трактовке и оценке ситуации вокруг конфессиональных разногласий в Ираке. В Багдаде после этого обстреляли турецкое посольство. Это – признаки зреющего взаимного недовольства сторон.
Вряд ли кто-то оспорит суждение, что Турция внимательнее всех следит за тем, что происходит в Ираке. Для Турции – это важнейший внешне- и внутриполитический вопрос, хотя бы потому что он уже стоил Турции ее союзнических отношений с США, которых Анкара отказалась поддержать в 2003 году, не предоставив свою территорию для вторжения войск коалиции в Ирак. Турки сделали это не из-за любви к Саддаму Хусейну, а из-за того, что США вторгаясь в Ирак, не собирались учитывать исторические претензии Турции.
Упущенная возможность
США, как и в других случаях в СССР и Югославии (пока обстоятельства не вынудила их к обратному), сделали ставку на сохранение территориальной целостности Ирака и не собирались учитывать чьи-либо исторические претензии, поскольку не видели никого в Ираке, кроме самих себя: они расчищали площадку под свой эксперимент строительства полноценной демократии на Ближнем Востоке. Кроме того, удар по Саддаму должен был завершить дело, начатое Бушем-старшим как операция по восстановлению попранного суверенитета Кувейта, т.е. по поддержанию статус-кво в регионе. Вторжение в Ирак вначале рассматривалось как крайне продолжительная операция – на несколько десятилетий, и обсуждались модели послевоенного урегулирования по образцу Германии и Японии. Турция не согласилась с такими планами, о чем, может быть, сильно пожалела, когда американские планы были пересмотрены, а операция приобрела жестко очерченные временные границы. Но уже ничего сделать было нельзя: Турция не смогла войти в Ирак вместе с американцами.
Реалии сегодняшнего дня
В Ираке уже практически произошло конфессиональное размежевание и в провинциях, и в таких больших городах, как Багдад. В любой момент это шаткое равновесие может кристаллизоваться и произойдет раскол страны. К сожалению, он не будет бесконфликтным, поскольку уж слишком велики ставки: на кону безумное количество нефти.
В Турции понимают, что устранение суннитской авторитарной скрепы в Ираке и введение демократических процедур выборов, которое привело к (по-западному) легитимному доминированию шиитского большинства, в конечном итоге, обернется распадом Ирака по этно-конфессиональным водоразделам, поскольку курды и сунниты не смирятся с шиитским доминированием.
Распад Ирака чреват угрозой дестабилизации военно-политической ситуации на турецко-иракской границе, где в случае, если шииты не смирятся с распадом Ирака и попытаются силой сохранить целостность страны, могут возникнуть серьезные конфликты. Турции первой придется реагировать на них, поскольку для Запада только с ее территории будет возможен доступ в эти районы. Это будет серьезный вызов. Во-первых, потому что Турции надо ответить на сложный вопрос: как строить отношения с Южным Курдистаном? Это непросто в виду наличия курдской проблемы в самой Турции. Во-вторых, это сложно в связи с "мосульским комплексом" в самой Турции.
Мосульский комплекс
Турция, заявляет она об этом или нет, рассматривает Ирак не просто как зону своих интересов, а как свою временно утраченную территорию. В любом случае Турция не склонна терпеть утверждение в этом районе другой державы, даже если это были бы США, не говоря уже об Иране. Это нарушило бы внутрирегиональные балансы, которые сложились в ходе османско-персидских войн XVI- XVIII вв., начиная с исторической Чалдыранской битвы (1514), которая стала началом выяснения отношений по поводу территориального наследства загадочно исчезнувшей державы Ак коюнлу, на которое претендовали как османы, так и сефевиды. Потребовалось почти три века, чтобы граница между Турцией и Персией сложилась в ее нынешнем виде.
Территория вилайета Мосул рассматривалась Турцией как жизненно важная и при распаде Османской империи. Постимперская Турция всегда – и при подписании Севрского договора в 1920 году и Лозаннского договора в 1923 году – оспаривала законность отторжения у нее вилайета Мосул, настаивая, что его захват произошел в результате незаконных действий британских войск уже после заключения Мудросского перемирия 30 октября 1918 года.
В свою очередь британские чиновники считали, что Мосул благодаря своим нефтяным и иным ресурсам и границе с Турцией, проходившей по горам, был крайне необходим для выживания Ирака, поэтому они, пользуясь своим влиянием в Лиге Наций, сделали все, чтобы оторвать Мосул от Турции. Англичане, не имея возможности удержать его непосредственно в своих руках, предпочли включить его в состав только что образованного Ирака. Это было преподнесено как компромиссное решение Лиги Наций. Мосул был включен в королевство Ирак, которое возглавил ставленник англичан король Фейсал ибн Хусейн. Великобритания получила нефтяные концессии, а часть прибылей с нефтяных месторождений в Мосуле, или Курдистане, в качестве своеобразной компенсации доставалась Турции.
Но сегодня, если Ираку предстоит распасться, Турция не намерена упускать своё, по крайней мере, имея перед глазами пример Китая, который вернул себе Гонконг (1997). Если Ирак перестанет существовать, то, по крайней мере в Анкаре, неизбежно возникает вопрос об исторической судьбе Мосула, или того, что ныне называется Иракский Курдистан, хотя вилайет Мосул был шире.
Историческая аналогия
Может быть, это не самое выгодное сравнение, но оно позволяет лучше понять ситуацию. В своё время, когда Германия разрушила Версальский договор, а ее войска вступили в созданную этим договором Польшу, СССР (как правопреемник Российской империи) ввел свои войска на бывшие российские территории, которые были в свое время переданы после первой мировой войны Польше. Пакт Молотова – Риббентропа лишь определил линию разграничения сторон, которой армии обеих держав придерживались. Его негативный аспект был в том, что договор якобы гарантировал невмешательство СССР в выяснение отношений между Германией и Польшей, но о позиции СССР и Польше, и ее союзникам надо было заботиться раньше, но не в том, что он изъял свои земли из-под предстоящей оккупации. Почему СССР должен был оставить эти российские земли Германии в 1939 году? Был повергнут в прах Версальский договор, поэтому В.М. Молотов констатировал: "Прекратила свое существование Польша — ублюдок версальской системы!" территории, которые были утрачены Россией в пользу Польши, возвращались России, как это было с территориями и правами, ранее утраченными по Брестскому договору с Германией (1918) и возвращенными после ее поражения.
В 1939 году СССР счел себя свободным от прежних ограничений. И.Сталин решил, что советское правительство возьмет "под свою защиту жизнь и имущество украинского и белорусского населения восточных областей Польши и выдвинет свои войска для защиты их от немецкой агрессии". СССР заявил, что не может безразлично относиться к тому, "чтобы единокровные украинцы и белорусы, проживающие на территории Польши, брошенные на произвол судьбы, оставались беззащитными" (Нота правительства СССР от 17 сентября 1939).
Версальский договор вместе с договорами, подписанными странами Антанты с Австрией, Болгарией, Венгрией и Турцией (Сен-Жерменский от 10 августа 1920 г., Нейиский от 27 ноября 1919 г., Трианонский от 4 июня 1920 г. и Севрский от 10 августа 1920 г., Лозанский, подписанный двумя актами - от 30 января и от 24 июля 1923 г.), составлял так называемую Версальскую систему послевоенного устройства мира. Кстати США не ратифицировали Версальский договор и не стали членом Лиги Наций, поэтому многие положения международных договоров, на которых основывается нынешний порядок на Ближнем Востоке, не являются значимыми для США.
У Ирака и Польши гораздо больше параллелей, чем можно подумать, поскольку это типологически такая же территория, которая в контексте локальной геополитики часто использовалась для уравновешивания баланса сил между тремя крупными частями Ближнего Востока: турками, персами и арабами. Четыре раза делили Польшу, а сколько было разделов Месопотамии до того, как ею овладели османы, не сосчитать. Другое дело, что Ирак сегодня – это самоценная сущность сама по себе из-за обильных запасов нефти на его территории.
Во время Второй мировой войны Ирак спас Советский Союз, который вместе с Великобританией де факто разделил Иран: СССР в августе – сентябре 1941 года ввел свои войска в северный, а Великобритания – в южный Иран. Кроме нейтрализации Ирана, эти действия союзников вынудили Турцию соблюдать нейтралитет не только в отношении СССР, но и в отношении арабских стран Ближнего Востока и, прежде всего, в отношении Ирака.
Фактически Ирак пережил самого себя, поскольку давно нет той системы договоренностей, которая послужила юридической базой его создания. Кроме того, свержение королевской семьи в 1958 году поставило крест на этой линии преемственности в отношении Мосула. Но существование Ирака оказывалось самодостаточным, чтобы страна продолжала существовать, будучи признанным членом международного сообщества. Если же Ирак прекратит свое существование и появится несколько еще неопределившихся и уж точно непризнанных территорий, значит ли это, что Турция будет свободна от международных ограничений времен крушения османской империи и сможет вернуть себе часть своих земель, по крайней мере бывший Мосульский вилайет? Не отсюда ли растут ноги нынешнего турецкого "нео-османизма"?
Иранский вызов
Сейчас в результате стратегической ошибки или срыва стратегии США в отношении послевоенного устройства Ирака, доминирование Ирака перешло к Ирану, а вместе с тем усилились позиции Ирана на всем пространстве до Ливана, несмотря на попытки свалить алавитский режим в Сирии и разорвать шиитскую дугу.
Что делать Турции, если распадется Ирак? Или даже если не распадется (что для турков явно хуже), а будет превращен, естественно, поскольку агрессии мир не допустит, непрямо, а косвенно через зависимый от Тегерана режим в довесок Ирана, а тем более, если внутренняя политика Багдада будет направлена на подавление курдов и суннитов (сейчас Турция вряд ли станет разделять эти две группы), то как должна вести себя Турция? Должна ли она безучастно смотреть на это, как того Запад требует от России, чьи исторические территории вот-вот будут включены в НАТО, а в бывших российских крепостях станут чужие гарнизоны, или точнее батареи ПРО и станции слежения за российским ракетно-ядерным оружием. Или она должна найти формы влияния на ситуацию в Ираке? Каким образом осуществлять эту опеку над этой частью Ирака, если это будет суверенная страна, член ООН, имеющая права на территориальную целостность? Слать ноты, заявления, требования, направляемые через международные организации? Определить красные линии? Ввести зоны безопасности? В конечном итоге, ввести войска? Или пустить дело на самотек, устранившись от ситуации?
Если ситуация в Ираке не выйдет из-под контроля правительства, это будет самый сложный вызов Турции, поскольку ей придется вписываться в палитру мер, которые приемлемы для Запада: критиковать, использовать дипломатические каналы, вводить санкции и т.д. Но мы видим, что между Турцией и Ираном не тот баланс сил, чтобы ненасильственные меры были эффективны в давлении на проиранский Ирак.
Кстати Турция сохраняет свои ресурсы давления на Иран, не включаясь в его экономическую блокаду в связи угрозой потенциального приобретения этой страной ядерного оружия. Этот потенциал давления может пригодиться Турции для достижения собственных целей.
Турция не может рассчитывать на смену ценностей и идеологический переворот, поскольку речь идет о религиозной конфронтации, устойчивой (воспроизводящейся) уже на протяжении свыше тысячи лет, то это будет не финансирование диссидентского и профсоюзного движения, как было в Польше, а поддержка тех или иных сепаратистов или, в лучшем случае, федералистов, поскольку единственный способ защитить этнос или религиозную коммуну в Ираке – это добиться региональной автономии по курдскому образцу. Иными словами, Турции придется добиваться в Ираке того, что она не приемлет у себя дома: федерации или даже независимости для курдов и арабов-суннитов.
Странно, что арабы-сунниты так долго не могли оценить перспективы стратегии федерализации Ирака, когда федерализация навязывалась им оккупационной администрацией как выход и решение проблемы их отношений с явно бесповоротно шиитским центром. Но тогда они сопротивлялись этому всеми силами. Видимо, должен был выгореть не растраченный в боях с американцами баасистский запал, но золотое время, когда было возможно этно-конфессиональное обособление, арабами-суннитами было упущено. Хорошо, что курды успели взять свое, но как это сохранить – и для них актуальный вопрос.
Кроме того, путь федерализации страны, открытый Конституцией 2005 года, в любой момент может быть прерван: может быть, пересмотрена Конституция, а еще проще, как показывает деятельность Малики на посту руководителя страны, ее игнорировать. Посмотрите, что делает сейчас Нури эль-Малики с требованиями суннитских и шиитских провинций об автономии: он их просто отбрасывает под тем или иным предлогом.
Турция должна помочь этим районам – Курдистану и Суннитскому Ираку - обрести самостоятельность, оказав им или, по крайней мере, гарантировав им политическую и, если понадобится, военную помощь, поскольку она не может их оккупировать, как она поступила на Кипре, где ее действия не получили международной поддержки.
Кстати, Россия также оказала военную помощь Южной Осетии и Абхазии, да еще в ситуации, когда те подверглись агрессии, но ее действия так же не нашли поддержки в мире. Южную Осетию и Абхазию, как Северный Кипр, никто не спешит признавать. Хотя, спрашивается, почему не признать эти страны, ведь получив международное признание, они, естественно, смогут опереться на международную помощь, на другие страны, помимо России, а значит их нынешняя почти полная зависимость от России уменьшится? Но не признают, чем де факто подчеркивают, что это – зона 100% ответственности России.
Сирийский опыт
Может быть, ситуация в Сирии будет и испытанием, и полигоном для Турции. В определеннной степени там прорабатывается тот же вариант – перераспределение власти между этно-конфессиональными группами. В Сирии ситуация сложнее, поскольку ее разделение на отдельные государства практически невозможно. Она много меньше, здесь нет ресурсов, как у Ирака, этническая чересполосица. Турция здесь также на стороне суннитских повстанцев против шиитского или прошиитского компонента. Но здесь сунниты наоборот составляют большинство, поэтому здесь можно просто требовать демократии и соблюдения прав человека, чтобы сунниты победили. Как быть с алавитами и курдами, которых роль меньшинств не устраивает, как курдов, или явно не устроит, как алавитов? Турция должна найти одно решение для Сирии и принципиально другое для Ирака, хотя и там, и там надо отодвинуть от власти нынешнее руководство страны.
Помочь курдской пешке пройти в ферзи
Единственное, что не дает ситуации в Ираке трансформироваться окончательно в пользу Ирана – это автономный Курдистан, создавший в период безвластья собственную, правда, автономную государственность, т.е., как считается, полу-государственность, но, тем не менее, получившую частичное признание более сотни государств, разместивших в Курдистане свои консульства. Именно Курдистан сейчас удерживает бывший мосульский вилайет вне иранского контроля, и вместе с тем сохраняет хрупкое этно-конфессиональное равновесие в стране. В результате Турция оказывается в положении естественного и очень заинтересованного союзника Иракского Курдистана, в том числе и в вопросе сохранения и даже расширения им своей автономии.
Но как быть с тем, что Южный Курдистан обладает самостоятельностью, немыслимой пока для курдских районов в самой Турции? С Курдистаном невозможно повторить советский опыт в Прибалтике, хотя до сих пор Курдистан – часть Ирака, а прибалтийские государства почти двадцать лет жили самостоятельно как европейские государства. Необходимо признать права Южного Курдистана. Но как Турция может это сделать, не нанеся удар себе?
Есть законная возможность. Создание независимого Курдистана было предусмотрено Севрским договором, правда, в границах, которые ни тогда, ни сегодня не устраивают Турцию, но они касались именно турецкой территории. Если бы Турция была способна пересмотреть свою позицию в отношении Курдистана и признать права курдов на государственность в рамках турецко-курдской федерации. Создание подобной федерации могло бы преобразить карту Ближнего Востока. Турция могла бы обеспечить проход курдской пешки в ферзи, признав Курдистан в качестве равной стороны в создании этой новой государственной структуры. Но для это требуется признание государственно-политических прав турецких курдов не в меньшем объеме, чем есть у Южного Курдистана.
Возможно, это будет сделано в несколько этапов начиная с признания права Южного Курдистана на независимость и предоставления Турцией существенных гарантий этой независимости. Дальнейшая логика событий неизбежно приведет к союзу или федерации турков и курдов. Турецко-курдская федерация, в рамках которой Турция, разрешившая внутреннюю курдскую проблему, будет дополнена сравнительно небольшим по территории, но обладающим несметными нефтяными богатствами, мосульским довеском, а, может быть, и частью сирийских курдских территорий, станет региональной супердержавой, а учитывая ее географическое положение на путях в Центральную Азию, то и мощнейшей континентальной державой.
Что выберет Турция? Какая стратегия будет у нее в надвигающейся перекомпоновке ближневосточного пространства? Есть ли программы действий у других стран, которые неизбежно будут втянуты в решение этой острой проблемы?