За последние несколько лет, и особенно после подписания ядерного соглашения в 2015 году, я все больше убеждаюсь в необходимости принятия Соединенными Штатами более конфронтационной политики в отношении Ирана. Я много писал и говорил об этом. Но я никогда не излагал что-то близкое к моему полному размышлению, ни то, почему я считаю это необходимым, ни то, как, по моему мнению, это должно работать на практике, как в широком смысле, так и конкретно применительно к ключевым площадкам, таким как Сирия и Ирак. Данное упущение вызвало многочисленные вопросы и просьбы сделать именно это. Так что в течение следующих шести дней я собираюсь представить серию эссе, в которых конкретизируется идея оттеснения Ирана. Сегодня я начну с объяснения, почему я считаю такую стратегию необходимой.
В качестве окончательного предостережения, прежде чем начать, я признаю, что администрация Трампа также выступала за аналогичный подход к Ирану. Хотя я согласен с общей идеей и с некоторыми соображениями, которые выдвинула администрация, позже вы увидите, что я категорически не согласен с ними по некоторым критическим особенностям (например, отказ от ядерной сделки и Сирии). Более того, администрация до сих пор действительно не сформулировала полноценную стратегию в отношении Ирана, а просто заявила о намерении сделать это. Таким образом, в этих постах не будет комментироваться иранская политика администрации Трампа, а скорее буде показано мое собственное обоснование того, почему и как Соединенные Штаты должны следовать этой стратегии.
Потому, что Иран относится к нам как к противнику
Я не сторонник конфронтационной политики в отношении Ирана. У меня нет неприязни к иранскому народу, и я не хотел бы ничего, кроме мирных отношений между нашими странами. На протяжении всей своей карьеры я выступал за взаимодействие и даже сближение, когда считал, что иранское руководство может быть заинтересовано в том же. Находясь в правительстве, я надеялся, что иранское президентство Хашеми Рафсанджани позволит достичь некой оттепели в отношениях, а также поддержит известную попытку примирения Джорджа Буша - " добрая воля порождает добрую волю". В конце 1990 - х годов я был главным по делам Персидского залива при президенте Клинтоне в СНБ [Служба национальной безопасности] и горячо поддерживал его предложение о сближении с президентом-реформатором Ирана Мухаммедом Хатами. Точно так же, когда администрация Обамы добивалась не только ядерной сделки с Ираном, но и полноценной трансформации отношений, я как публично, так и неофициально поддерживал их. По общему признанию, я был более скептически настроен в отношении перспектив, чем они были вначале, но я полагал, что США могут получить хорошую сделку на ядерном фронте, и полностью согласился с тем, что стоит попытаться увидеть, может ли такая сделка стать первым шагом к более широкому примирению.
Провал всех предложений, в частности предложений Обамы установить связь с Ираном, является моим первым обоснованием поддержки более жесткой линии в отношениях с Тегераном. После всех этих попыток становится ясно, что те, кто руководит внешней политикой Ирана, не заинтересованы в улучшении отношений с Соединенными Штатами. Они по-прежнему считают Соединенные Штаты своим врагом и относятся к нам соответствующим образом. Есть еще те, кто обвиняет Вашингтон в повторяющихся американских жалобах на Иран, но, наконец, после стольких попыток сближения, и стольких отказов, мне кажется неизбежным вывод о том, что в данном случае вина лежит не на нас самих, а на наших врагах.
Мы все можем рассуждать о том, почему бескомпромиссное руководство Ирана продолжает считать США врагом: в какой мере это чрезмерная персидская паранойя, основанная на американских действиях во внешней политике в прошлом (реальных и воображаемых), а насколько это необходимость сохранить идеологическое обоснование теряющему популярность режиму, или это традиционное иранское желание свергнуть правящий гегемон для доминирования на Ближнем Востоке самому. Вероятно, какая-то из этих комбинаций работает с различными иранскими лидерами, возможно, в разное время и при разных обстоятельствах. По правде говоря, это не имеет значения. Какими бы ни были мотивы, их политика остается неизменной.
Мы можем также признать, что есть иранцы—лидеры, которые искренне хотят лучших, более мирных отношений с Соединенными Штатами и даже готовы пойти на реальные компромиссы для их достижения. Многие видные иранские политические деятели от Рафсанджани до Хатами, от Рухани до Зарифа пытались достичь этих компромиссов. Но мы также должны признать, что таким умеренным или реформистским деятелям никогда не позволялось управлять иранским государственным кораблем. Они имели некоторое влияние, часто достаточное, для того, чтобы США и весь остальной мир обрел надежду на возможные изменения. Однако недостаточное для того, чтобы произвести значимый, устойчивый сдвиг, который может поспособствовать реальному сближению.
Это особенно очевидно после президентства Обамы. У Соединенных Штатов никогда не было президента, более желающего превратить Иран из врага в друга, и у нас, возможно, никогда не будет другого. Обама открыто презирал важность Ближнего Востока. Он публично наказал ближайших союзников Америки и даже встал на сторону Ирана в региональных спорах. Он согласился с совместным всеобъемлющим планом действий по иранской ядерной программе-сделке, которая, хотя все еще полезна для Соединенных Штатов, могла (и должна, на мой взгляд) быть более ограничительной для Ирана. По крайней мере, на раннем этапе этого процесса и президент, и многие из его ключевых политических советников надеялись, что ядерная сделка с Ираном может стать началом более широкого сближения, и государственный секретарь Джон Керри пытался сделать все возможное до, во время и после ядерных переговоров, чтобы попытаться сделать это.
У иранцев никогда еще не было американского президента, который настолько сильно стремился к сближению с Ираном, однако его политика была отвергнута иранцами. Защитники могут предложить множество тайных оправданий того, почему Иран не ответил взаимностью, однако самое простое объяснение происходящего, наиболее соответствующее прошлому поведению Ирана, и наиболее очевидное, заключается в том, что Аятолла Хаменеи и остальная часть иранского руководства не были заинтересованы в лучших отношениях, к которым стремились Обама и Керри. Если Иран не смог принять то, что предлагали Обама и Керри, трудно заключить что-либо другое, кроме того, что Тегеран намерен рассматривать Соединенные Штаты как своего врага, какими бы не были причины этого.
Потому что Иран угрожает нашим союзникам
Дело не только в том, что Иран отверг отчаянные ухаживания Обамы и Керри и продолжил называть нас своим врагом. Есть много правительств в мире, которым могут не нравится Соединенные Штаты, и их вражда сама по себе не оправдала бы крупных стратегических усилий, чтобы ограничить их деятельность и влияние. Иран отличается тем, что он активно угрожает интересам Америки и ее союзникам на Ближнем Востоке.
Израиль является самым известным из союзников Америки, которым Иран угрожал (и даже атаковал) через различных доверенных лиц и союзников. При щедрой поддержке Ирана "Хезболла" продолжает вооружаться и грозить, что она уничтожит еврейское государство. После арабской весны, когда суннитско-шиитские разногласия обострили отношения, "ХАМАС" вновь начал получать поддержку от Ирана против Израиля. И сами иранцы продолжают демонстрировать свою решимость уничтожить Израиль и помочь его врагам.
В Ираке Иран последовательно поддерживал самую жесткую линию антиамериканских группировок, действия которых больше всего угрожают дестабилизации страны. Примерно с 2005 по 2011 год поддерживаемые Ираном террористические группы были ответственны за убийство сотен американских солдат и гражданских лиц. Сегодня Иран отдает предпочтение премьер-министру Хейдару аль-Абади, который был главным в действиях иракских военных против регионального правительства Курдистана в октябре прошлого года. Иран намерен сохранить власть шиитских ополчений "Хашд аш-Шааби", которые подрывают гражданский контроль над иракскими войсками, и поддержать на предстоящих выборах в Ираке тех кандидатов, чья приверженность демократии и сектантской интеграции в лучшем случае сомнительна.
В Йемене Иран поддерживает повстанцев-хуситов против правительства Абеда Раббо Мансура Хади, которое в свою очередь поддерживает Саудовская Аравия. Иран не является причиной гражданской войны, и это не единственная внешняя сила, которая разжигает пламя. Однако, что весьма важно для политики США в отношении Ирана, это то, что иранцы вмешались в дела Йемена исключительно для того, чтобы навредить нашим саудовским союзникам. Многие американцы недолюбливают саудитов, а саудовские интересы не совсем совпадают с нашими; но они - наши верные союзники, у нас много важных общих интересов, и они работают над тем, чтобы стать лучше, чем сейчас.
Действительно, саудиты, возможно, приступают к самому важному эксперименту XXI века, пытаясь реформировать и модернизировать все свое общество. Как справедливо утверждал Том Фридман, реформа Саудовской Аравии абсолютно необходима для американских интересов, и чем больше саудовцы отвлекаются на угрозы со стороны Ирана, тем труднее будет достичь широкого круга целей, которые сами по себе достаточно сложны.
Наконец, что устраивает меня в саудитах, так это то, что они не определяют Соединенные Штаты как своего величайшего противника, в отличие от Ирана. Фактически, они определяют нас как своего самого важного союзника, и они помогали нам снова и снова в различных американских проектах.
Бахрейн - еще одно место, где Иран активно подрывает интересы США. Пожалуйста, не поймите меня неправильно: правительство Бахрейна оставляет желать лучшего и отчаянно нуждается в переменах. Более того, Иран не создал антиправительственную оппозицию в Бахрейне и не является главной движущей силой продолжающихся там беспорядков. Но он помогает. Даже несмотря на очевидное (и неустанное) преувеличение правительством Бахрейна роли Ирана, Соединенные Штаты по-прежнему считают, что Иран оказывал всевозможную поддержку Бахрейнской оппозиции в разное время. Правильный выход для Бахрейна - программа всеобъемлющей политической реформы. Это достаточно сложно, если Иран, вооружая крайних оппозиционеров, дает предлог правительству оправдывать репрессии. Тегеран делает проведение необходимых реформ практически невозможными.
Список можно продолжить. И эти угрозы нашим союзникам имеют реальные последствия для Соединенных Штатов. Наш повседневный и исторический опыт показывает, что наши ближневосточные союзники никогда не хотели напрямую противостоять Ирану. По правде говоря, они предпочитают, чтобы это делали Соединенные Штаты, отчасти потому, что у нас гораздо больше возможностей, чем у них, а также потому, что они предпочли бы, чтобы мы понесли расходы. Проблема в том, что когда Соединенные Штаты не справляются с угрозой, которую Иран представляет для всех них — или, что еще хуже, когда мы отстраняемся от большинства проблем Ближнего Востока, как мы это делали в ограниченной степени при президенте Джордже Буше (чтобы сосредоточиться на Ираке и Афганистане) и в гораздо большей степени при Обаме и Трампе, — это пугает наших союзников. Иран смог добиться больших успехов в регионе с 2011 года, и без Соединенных Штатов там, чтобы справиться с проблемой, наши союзники пытались сделать это сами. Только наши союзники не имеют столько возможностей, как мы, и они часто преувеличивают масштаб иранской угрозы. Обе эти тенденции заставляют их слишком остро реагировать и решать проблемы, которые выходят за рамки их возможностей, таким образом, что ситуация ухудшается, а не улучшается.
Всего несколько лет назад мы могли быть вовлечены в израильский военный удар по ядерным объектам Ирана, который, я боюсь, был бы за пределами даже исключительных полномочий Израиля и, вероятно, начал бы войну, которую нам пришлось бы закончить. К счастью, СВПД ["Совместный всеобъемлющий план действий"] устранил этот риск, по крайней мере на данный момент. Но США ничего не сделали по поводу иранского участия в Сирии, Ираке и Йемене, и результатом стала ужасная чрезмерная реакция Саудовской Аравии, военное вмешательство в Йемен таким образом, что уже осложняет политику и давит на финансы Эр-Рияда, и обеспечивает мало перспектив хорошего или хотя бы быстрого конца.
Саудовско-Эмиратско-Катарская путаница, причудливая отставка и уступка Харири, а также ошибочное вмешательство Турции в Ираке и Сирии - все это примеры непродуманных шагов американских союзников, предназначенных для решения проблем, которые кажутся им более угрожающими, потому что Соединенные Штаты не играли свою традиционную роль в руководстве усилиями по устранению основных угроз. И в каждом случае Иран играл прямую или косвенную роль в разжигании страхов наших союзников.
Потому что Иран пытается контролировать изменения Ближнего Востока
Ближний Восток меняется, хотим мы этого или нет. Политические, экономические и социальные системы, которые управляли преимущественно мусульманскими государствами региона в конце XX века, разваливаются, порой почти до основания. Восстания "арабской весны" 2011 года были лишь самым очевидным проявлением разочарования старым порядком и стремлений к изменениям во всем регионе. И хотя некоторые из стран, такие как Египет, Алжир и Бахрейн, пытаются цепляться за старую, неэффективную систему, большинство знает, что они должны измениться или погибнуть, однако пути достижения этого не известны.
Я считаю, что американские интересы будут глубоко и широко затронуты характером этих изменений. Ближний Восток трансформируется, но неясно, во что он превращается. Регион все еще находится на очень раннем этапе этого процесса. Падение правительств в Тунисе, Египте, Ливии, Сирии, Йемене и Ираке (в 2014 году) свидетельствует о том, что доминирующей тенденцией по-прежнему является конец старого порядка, а не появление нового. Есть много возможных вариантов будущего для Ближнего Востока. Некоторые из них были бы очень полезны для Соединенных Штатов, особенно те сценарии, которые обеспечивают более прочный мир и процветание в регионе. Есть много других потенциальных перспектив для Ближнего Востока, которые однако были бы очень вредны для Соединенных Штатов. Сценарии, в которых Ближний Восток станет более жестоким и нестабильным, будут угрожать нефтяному экспорту (который, по-прежнему, останется актуальным по крайней мере в ближайшие 10-20 лет независимо от того, сколько сланцевой нефти мы откроем), породят больше террористов и беженцев, и другим образом распространятся на союзников Америки и торговых партнеров в Европе, Азии и Африке.
Одна из самых серьезных угроз, которую представляет Иран, заключается в том, что он активно борется за то, чтобы продвинуть трансформацию Ближнего Востока в направлениях, которые наилучшим образом отвечают его интересам, большинство из которых не устраивают ни Соединенные Штаты, ни народы Ближнего Востока. Внутри страны и за рубежом иранский режим выступает за автократию, отсталую экономическую политику и отсталые социальные системы. Он поддерживает практически всех, кто готов прибегнуть к насилию для подрыва статус-кво и / или для борьбы с Соединенными Штатами и их союзниками. Он видит возможности в хаосе и стремится ослабить арабские государства, чтобы он мог доминировать. Чем больше Тегерану будет позволено формировать трансформацию Ближнего Востока в течение грядущего поколения, тем больше вероятность того, что Ближний Восток станет еще более бедным и нестабильным, чем сегодня.
На самом широком уровне это фундаментальная угроза, которую Иран представляет для американских интересов на Ближнем Востоке, и я считаю, что Соединенные Штаты должны противостоять Ирану, который неоднократно демонстрировал, что он не пойдет на компромисс или сотрудничество, а только стремится к конфликту — Иран упорно работает, чтобы подтолкнуть развивающийся Ближний Восток к большей фрагментации и раздору, чтобы он был менее опасным и более подчиненным Тегерану. Какими бы ни были лучшие или наиболее вероятные результаты для Ближнего Востока, трудно представить, что они могут быть хуже для Соединенных Штатов, чем те, которые может вызвать Иран, если ему это будет позволено.
Заглядывая вперед
Вот почему я считаю, что Соединенные Штаты должны оттеснить Иран. Завтра я изложу в общих чертах, как этого можно добиться, а затем, в последующие дни более подробно обсудим, как такая стратегия должна применяться к самым важным частям иранской головоломки.
Кеннет Майкл Поллак (англ. Kenneth Michael Pollack; 1966 г.р.) — американский политолог, эксперт по вопросам национальной безопасности и ближневосточной политике.Окончил Йельский университет (бакалавр, 1988). Степень доктора философии Массачусетского технологического института(1996).В 1988—1995 годах работал в ЦРУ военным аналитиком. В 1995—1996 годах работал в Совете национальной безопасности США. В 1999—2001 годах директор по делам Персидского залива в Совете национальной безопасности США. Преподавал в Университете национальной обороны (США).В настоящее время директор Сабанского Центра по ближневосточной политике Брукингского института.
Перевод: Татьяна Некрасова
Теги: Кеннет Поллак, Ближний Восток, США, Иран