новостной сайт о событиях в курдском регионе

Изложив свое обоснование того, почему Соединенные Штаты должны проводить политику, направленную против Ирана, и наметив общие контуры того, как должна выглядеть такая стратегия, я хотел бы теперь перейти к вопросу о том, как этого добиться в некоторых наиболее проблемных областях.  Начнем с Сирии.

Как я объяснил в последнем эссе, в "оттеснении" Ирана Сирия является идеальным местом для Соединенных Штатов.  Однако, американцы обсуждают увеличение  своего участие в этом регионе, начиная с 2011 года. Как показали нам израильские авиаудары в минувшие выходные, ситуация в Сирии остается неопределенной и сложной, а это значит, что любая американская политика в отношении Сирии, скорее всего, будет сопряжена с определенными рисками и определенными издержками, которые должны быть рассмотрены максимально открыто и объективно.

Курс на противостояние Ирану сложный. Ситуация в Сирии также сложна. Неудивительно, что противостояние Ирану в Сирии также не будет легким.  По этой причине я считаю крайне важным более подробно показать ход моего размышления по этому аспекту стратегии "оттеснения" Ирана.

Гражданская война в Сирии и роль Ирана в этих событиях

Гражданская война в Сирии резко изменилась за последние три года.  Осенью 2015 года ИГИЛ удерживало большую часть Восточной Сирии, а оппозиционные силы неустанно боролись за контроль над Западной Сирией, даже угрожая базе алавитской власти в провинции Латакия.

Затем все меняется. Хорошей новостью стало то, что под руководством нового командующего Шона Макфарланда коалиция США начала реализацию новой стратегии по разгрому ИГИЛ, которая в конечном итоге должна привести к падению псевдогосударства в Ираке и Сирии.

Плохая новость заключалась в том, что Иран пришел к выводу, что он не может позволить своему сирийскому союзнику, режиму Асада, пасть.  Иран решил удвоить численность, развернув около 7000 своих войск, а также призвав "Хезболлу" усилить свой контингент в Сирии почти до 5000 человек и направив примерно 10 000 союзных ему шиитских ополченцев из Ирака и Афганистана.  Иран в значительной степени взял под контроль сирийский военный и разведывательный аппарат, чтобы попытаться заставить его работать более эффективно.  Иранцы также убедили вмешаться русских, чтобы спасти Асада.  Президент Путин предоставил российские военные самолеты и артиллерию для поддержки сухопутных войск, которые собрал Иран. Вместе эта возглавляемая Ираном коалиция сначала приостановила, а затем начала оттеснять оппозиционные силы в Западной Сирии.

Что еще хуже, Соединенные Штаты "сдали свои позиции" на Западе.  После нападения ИГИЛ в августе 2014 года на курдскую столицу Эрбиль в Ираке администрация Обамы объявила о принятии надежной стратегии по созданию жизнеспособной сирийской оппозиционной армии, которая могла бы сокрушить ИГИЛ, победить режим Асада и обеспечить безопасность страны в рамках нового политического урегулирования.  Однако почти сразу было принято решение об отказе от этой стратегии - в первый год она подготовила только 54 сирийских оппозиционера, вместо запланированных 5400, не говоря уже о 7000 потенциальных кандидатах, которые первоначально были определены Пентагоном.

Результатом всего этого иностранного вмешательства стало существенное изменение военного баланса.  ИГИЛ было побеждено, и хотя у него все еще есть террористические ячейки и даже несколько подконтрольных группировок, однако оно больше не обладает значительной военной силой в Сирии.  С другой стороны, возглавляемая Ираном коалиция, одержав одну победу, двигается к следующей. Они перечеркнули большую часть прежних завоеваний оппозиции на западе и теперь движутся на восток.  Действительно, они, похоже, намерены воспользоваться путаницей администрации Трампа, чтобы вернуть части Восточной Сирии все еще удерживаемые Сирийскими Демократическими силами [СДС], которые поддерживаются и США, и курдами. А Вашингтон до сих пор думает, готов ли он по-прежнему поддерживать СДС теперь, когда ИГИЛ побеждено.

Победа Ирана стала его слабым местом

Все изменения на поле боя привели к важным изменениям в наиболее характерных для Сирии  видах политического урегулирования.  Было время, когда можно было представить американскую политику в отношении Сирии, которая могла бы привести к миру, разделению власти и восстановлению в разумные сроки, скажем, за 3-5 лет.  Сегодня из-за изменения военного баланса все эти "лучшие варианты" исчезли.  Но это не означает, что не осталось никаких путей, которые позволили бы Соединенным Штатам уменьшить влияние Ирана и создать лучшие условия для Сирии в будущем. 

Интересный парадокс Сирии заключается в том, что победы Ирана, успех коалиции Иран/Асад/Хезболла/Россия, создали новые "слабые места" для Тегерана.  Иран вложил огромное количество крови и денег в Сирию.  Большинство оценок показывают, что иранцы, вероятно, уже потеряли по крайней мере 2000 своих военнослужащих, включая ряд высокопоставленных генералов, и еще тысячи членов "Хезболлы", иракцев и афганцев.  Трудно представить, сколько Сирия должна Ирану, но один (предвзятый, но надежный) источник оценил это в 15-20 миллиардов долларов в год.  Это кажется волне разумным, учитывая широкий спектр обширной поддержки, которую оказывает Иран, и составляет почти 20% стремительно растущего оборонного бюджета Тегерана.  Даже при скромном росте цен на нефть хрупкая экономика Ирана не может бесконечно нести эти расходы.  В частности, сами иранцы недовольны этими расходами, более того затраты на оборону становятся одним из важных элементов, подпитывающих массовые протесты против режима в декабре 2017 – январе 2018 года.

Тем не менее, Иран не может уйти.  Режим Асада смертельно слаб и полностью зависит от иранской и, в меньшей степени, российской поддержки.  Многие аналитики сосредоточились на заинтересованности Ирана в создании сухопутного моста из Ирана через Ирак и Сирию вплоть до Ливана в качестве обоснования поддержки Асада Ираном. В этом, вероятно, выражается частичная заинтересованность Тегерана в Сирии, но конечно же Иран больше озабочен обороной.  Для Ирана потерять его Сирийскую конфедерацию — единственного его истинного союзника на Ближнем Востоке – значит получить огромный удар по его престижу, а значит, это затруднит поиск новых союзников.  Что еще более важно, Иран по-прежнему опасается, что поражение режима Асада может произойти от рук злобных суннитских шовинистов, которые будут стремиться вести войну в Ливане, сокрушить "Хезболлу" и вернуть себе эту потерянную сирийскую провинцию, отрезанную еще французами.  Таким образом, если война в Сирии продолжится, Иран, вероятно, не изменит своей политики, и если война обострится, Тегеран, скорее всего, снова усилится.

Более того, победа коалиции Иран/Асад/Хезболла/Россия все еще далека от завершения.  По-прежнему большое количество сирийских оппозиционеров удерживают важные участки страны, а войска коалиции продолжают борьбу с ними на местах.  Согласно сообщениям СМИ, 10 000 сирийских боевиков оппозиции помогают турецкому нападению на курдские силы в Африне.  Есть еще много сирийцев, которые ненавидят режим Асада (и Ирана) и были бы более чем готовы взять в руки оружие, чтобы бороться с ними.

Другими словами, Иран платит за Сирию очень высокую цену, он не может уйти, но он вряд ли сможет погасить боевые действия и таким образом сократить свои расходы в ближайшее время. В такой ситуации Соединенные Штаты могли бы увеличить расходы Ирана путем поддержки его врагов.

Стратегия сирийских моджахедов

По сути, иранцы оказались в той же ситуации, в которой когда-то  оказались Соединенные Штаты, а именно во Вьетнаме в 1960-х годах, а Советы - в Афганистане в 1980-х годах. Иранцы вовлечены в войну, которая обходится дороже, чем они хотят, но эта война слишком важна для них, чтобы оставить ее.  Если бы Сирия была полностью изолирована от внешнего мира, то возглавляемая Ираном коалиция могла бы сокрушить сирийскую оппозицию и восстановить контроль режима над страной в течение еще нескольких лет тяжелых, кровавых боев.  Но чем больше внешней поддержки получит оппозиция, тем больше времени, крови и денег потребуется для такой победы.

Учитывая эти обстоятельства, мне кажется, что правильной реакцией Америки будет  убедиться, что США не останутся одни, чтобы навести порядок в Сирии в ближайшее время, убедится, что их силы вооружены, обучены и снабжены, чтобы сражаться против Ирана и его союзников.  Это именно та стратегия, которую Соединенные Штаты проводили с моджахедами в Афганистане в 1980-х годах, а Советы (и китайцы) - с Вьетнамом и Северным Вьетнамом в 1960-х и 70-х годах.  (Я мог бы легко добавить УНИТА, никарагуанских контрас, "Хезболлу", курдов, алжирских НСО и множество других примеров мятежей и ополчений, поддерживаемых одной державой, чтобы ослабить или связать другую.)

Это послужило бы достижению сразу  нескольких целей.  Во-первых, вынудило бы иранцев растрачивать ресурсы, защищающие Сирию, ресурсы, которые затем были бы недоступны для использования в других местах. Вероятно, это был бы мощный удар по экономике Ирана и власти режима, что может подтолкнуть Тегеран к компромиссу по другим вопросам, таким как Йемен, Ирак или последующее соглашение по СВПД.  В конце концов, это может убедить иранцев (и россиян), что единственный способ защитить свои интересы - убрать Асада и согласиться на новую, федерализированную политическую систему в Сирии. Именно это произошло с русскими в Боснии, кубинцами в Никарагуа и египтянами в Йемене в 1960-х годах.

Нет причин, по которым та же стратегия не смогла бы сработать в Сирии.  Все, что для этого требуется, - это чтобы Соединенные Штаты оказывали "тайную” помощь широкому кругу сирийских оппозиционных группировок.  Это означало бы оружие, обучение, деньги и другие поставки, вероятно, предоставляемые из подпольных баз в Иордании и Турции.  Затраты на такого рода поддержку, как правило, минимальны, особенно по сравнению с затратами на раскручивание непопулярного правительства против такой оппозиции.  Вот почему США в конечном итоге отказались от Вьетнама, а Советы в конечном итоге отказались от Афганистана.  Стоит отметить, что гораздо более амбициозная программа обучения и оснащения, которую на короткое время приняла администрация Обамы, должна была стоить 500 миллионов долларов по сравнению с десятками миллиардов долларов, которые Иран тратит на Сирию каждый год.  Кроме того, навыки и оружие, необходимые для ведения партизанской войны по образу моджахедов или вьетконговцев, минимальны, и ЦРУ хорошо подготовлено для предоставления этого.  (По правде говоря, оно [ЦРУ] делало это в Сирии в течение многих лет при Обаме, только на меньшем уровне усилий, чем предполагает эта стратегия.) Если наша единственная цель - причинить вред Ирану и его союзникам в Сирии, это не сложно и не дорого.

Такой подход также имеет ряд важных геостратегических преимуществ.  Во-первых, это то, чего все наши региональные союзники - от Саудовской Аравии до Турции, от Эмиратов до Иордании - годами хотели от нас.  Фактически, большинство из них пытались сделать это самостоятельно и были разочарованы отсутствием интереса со стороны Соединенных Штатов, а зачастую и создаваемыми им препятствиями.  В частности, это, вероятно, лучший способ начать возвращать Турцию.  Если мы хотим, чтобы она прекратила сотрудничать с иранцами и русскими, не говоря уже о нападении на сирийских курдов, единственный способ сделать это - продемонстрировать, что мы будем активно проводить политику, направленную на то, чтобы убрать Асада и сохранить единую Сирию.  Давление на русских и иранцев для достижения нового соглашения  о разделе власти в Сирии, является лучшим методом,  к которому в настоящее время должны прибегнуть США, а также это и лучший способ для Турции присоединиться, а не пытаться действовать в одностороннем порядке. 

Ложка дегтя в бочке меда

Как я уже отмечал выше, в Сирии бардак и нет такой стратегии , которая не повлекла бы за собой значительных затрат и рисков.  Есть три больших проблемы, присущих этому курсу действий.

Кого мы уполномочиваем?  Самая большая проблема в аналогии с афганскими моджахедами и вьетнамскими коммунистами заключается в том, во что превратились эти группировки после победы.  Они были ужасны, создавали хаос в своих кварталах и головную боль для своих бывших покровителей - сверхдержав.  Самая большая опасность этой стратегии та же – она означает вооружение, обучение и расширение прав и возможностей большого числа сирийских оппозиционеров, и в этой группе есть довольно неприятные люди.  Администрация Обамы хотела вооружать и обучать только "ангелов", поэтому в итоге у них появился "мертворожденный помет" из 54 человек, которых окружили, как только они пересекли границу.  Чтобы эта стратегия сработала, США и их союзники должны быть готовы вооружать и обучать всех, кроме самых худших сирийских оппозиционеров.  Это единственный способ оказать давление на иранцев, русских, "Хезболлу" и режим Асада, и заставить их отступить или пойти на компромисс.

Такой подход, как правило, вызывает брезгливость.  Так и должно быть.  Но это не значит, что на этот вопрос нет ответов.  Есть.

Во-первых, американцы бесконечно ошибаются, предполагая, что идентичность фиксирована — или, что хуже, что когда кто-то надевает на себя экстремистскую мантию, он никогда не сможет отказаться от нее.  Что как только ты станешь джихадистом, ты уже никогда не вернешься в нормальное состояние.  Это убеждение противоречит всем нашим доказательствам.  Да, есть некоторые наиболее ярко выраженные экстремисты, которые никогда не отказываются от своей идеологии ни при каких обстоятельствах, так же, как есть некоторые абсолютные пуристы, которые никогда не примут идеологию ни при каких обстоятельствах.  Тем не менее, от Ливана до Боснии и Ирака, то, что мы видели снова и снова, заключается в том, что подавляющее большинство людей, оказавшихся в гражданских войнах, часто чувствуют себя втянутыми в экстремистские группы, потому что те сильны и могут предложить бойцам и их семьям защиту, славу и шанс жить хорошей жизнью.  Но их решения обосновываются сложившейся ситуацией, а когда эта ситуация меняется, меняются их верность и убеждения.

Огромное количество людей присоединяются к таким группировкам, как "Аль-Каида" и ИГИЛ, сражаются в их войнах, а затем меняют свое мнение.  Они отказываются от джихада, возвращаются домой и к обычной жизни.  Подавляющее большинство иностранных боевиков, вернувшихся в Европу из борьбы салафитских джихадистских группировок, вернулись к нормальной жизни и полностью отказались от насилия.  Точно так же десятки тысяч иракцев, которые когда-то сражались за "Аль-Каиду" и другие террористические группы в Ираке, и многие из которых, вероятно, в то время заявляли, что являются ярыми салафитами и, возможно, даже сами верили в это, - отказались от этого.  Сегодня подавляющее большинство этих бывших салафитских террористов - простые иракцы.Ополченцы-экстремисты имеют определенные преимущества в гражданских войнах, эти преимущества позволяют им привлекать новобранцев и принуждать к повиновению другие группировки.  Они зачастую хорошо финансируются странами, которые разделяют их идеологию (такими как Иран или Саудовская Аравия).  Их преданность делу повышает боевой дух и сплоченность бойцов.  И привлекательность их идеологии, особенно когда она выражена в религиозных терминах, часто собирает больше новобранцев.  В результате в гражданских войнах на Ближнем Востоке салафитские джихадистские группировки часто становятся крупными, даже доминирующими ополчениями и повстанческими группами, привлекая большое количество боевиков.  Многие из этих людей приходят в эти группы, не будучи очень религиозными, но затем, после присоединения, становятся ярыми салафитами.  Опять же, многие из них, вероятно, вполне серьезны в своем рвении, когда они сражаются в этих группах.  Но если появятся причины отказаться от этого, многие согласятся, и когда они это делают, они, как правило, "отбрасывают" свой салафизм.

Таким образом, даже несмотря на то, что такие группировки, как "Ахрар аш-Шам" и ответвление "Аль-Каиды" – "Хайят Тахрир аш-Шам", сегодня доминируют над сирийской оппозицией, мы не должны предполагать, что они всегда будут существовать,  или же что невозможно укрепить другие существующие сирийские оппозиционные группы, или даже поощрять создание новых.  Многие из людей, которые сейчас воюют в этих группах или под их началом, начинали борьбу в других группировка, и, опять же, как показал опыт Ирака, Алжира и Египта, можно убедить их покинуть салафитские группы — и даже бороться в других — если для этого будут созданы правильные стимулы.  В случае с Сирией это будет означать начало более масштабной,  более обеспеченной ресурсами американской программы вооружения и обучения сирийских оппозиционеров и полную поддержку Соединенными Штатами усилий по ее завершению.

Более того, Соединенные Штаты вполне могут сотрудничать с некоторыми салафитскими группами и оказывать им поддержку.  Все они презирают Асада и иранцев, но не все они разделяют желание "Аль-Каиды" убивать американцев, включая некоторые из наиболее важных групп, таких как "Ахрар аш-Шам".

В конечном счете, чем больше США будут вовлечены в сирийскую оппозицию, тем лучше мы сможем помочь умеренным группировкам одержать верх над экстремистскими. Опять же, полезен опыт Афганистана.  Там США удалось создать коалиции оппозиционных групп, начиная от "умеренных" во главе с такими представителями, как Бурхануддин Раббани, и до салафитов, возглавляемых Гульбеддином Хекматиаром.  До тех пор, пока США были частью уравнения, мы гарантировали, что умеренные элементы играли ведущую роль.  Только когда мы ушли из Афганистана после отступления Советов, экстремисты (в конечном счете, "Талибан") одержали победу.

На войне у вас часто нет выбора, кроме как работать с ненавистными вам людьми.  Во время Второй Мировой войны мы оказывали огромную помощь сталинской России.  В корейской войне мы встали на защиту диктатуры Ли Сын Мана.  Список можно продолжать. Зачастую это становилось ценой победы в войне.

Для достижения мира важно продолжать принимать участие и использовать все формы помощи для создания стабильной политической системы, возглавляемой умеренными силами. Урок Афганистана не в том, чтобы ошибочно вооружать моджахедов для свержения Советов, а скорее в расчете на то, чтобы выйти из войны и помешать Афганистану быть захваченным худшими афганскими группировками. Это урок, с которым США столкнулись во время кризиса в Ираке. Вместо того, чтобы бежать от гражданской войны, которую мы создали, мы продолжали участвовать, прекратили насилие и создали новый политический процесс.  У этого политического процесса были свои проблемы — многие из них были результатом дальнейшей американской халатности — но он бесконечно лучше, чем Сирия сегодня.

Что нам делать с курдами?  Нападение Турции на Африн подчеркивает тяжелое положение сирийских курдов.  Как сетовал Фред Хоф в своем колком эссе, судьба курдов - следствие глупой политики Обамы в Сирии.  Сделав сирийских курдов центральным элементом своей стратегии противодействия ИГИЛ, отказавшись сделать то, что было необходимо, чтобы победить режим Асада и заменить его более плюралистической, федерализованной сирийской политической системой, Соединенные Штаты поставили курдов в невозможное положение.  Теперь они контролируют большую часть Восточной Сирии, включая некоторые арабские земли, когда-то принадлежавшие ИГИЛ.

Но теперь турки и коалиция Иран / Асад / "Хезболла" / Россия наступают, чтобы получить их, и Соединенные Штаты боятся их защитить.  Независимое курдское государство на востоке Сирии не нужно, чтобы победить ИГИЛ, и это анафема для турок и Асада, но это де-факто то, что мы создали.  Со своей стороны, курды не хотят отказываться от вновь обретенной свободы, но они не могут победить своих врагов самостоятельно.

На эту проблему также нет простого ответа.  Как я уже отмечал выше, США необходимо убедить турок прекратить нападать на курдов, и единственный способ сделать это - убедить их в том, что сирийский Курдистан не станет независимым.  Единственный способ заставить курдов согласиться на это – наличие у курдов автономии в новой сирийской политической системе, что, опять же, требует смены режима Асада и его союзников, в первую очередь иранцев, создание условий нового соглашения о разделе власти, а затем - политической системы для всей Сирии.

Лучшее, что мы собираемся сделать, это поддержать курдов против турок дипломатически и в военном отношении против Асада и иранцев, убедить турок, что мы не позволим курдам добиться независимости, перенаправить турков в оппозиционную кампанию, а также убедить Анкару в том, что нет смысла сближаться с Ираном  и россиянами, поскольку их дни влияния в Сирии сочтены.

Как отреагирует Иран?  Наконец, как я отметил во вчерашнем эссе, мы не должны предполагать, что иранцы примут это спокойно.  Проблема для них заключается в том, что, если все будет должным образом обеспечено ресурсами, им будет очень трудно справиться с этой стратегией в Сирии. Они будут чувствовать себя вынужденными выделять больше ресурсов для защиты режима Асада (и, в конечном счете, "Хезболлы"), пока не поймут, что они обречены, а затем им понадобится найти спасительный путь из своего затруднительного положения, как США во Вьетнаме и Советам в Афганистане. В этой ситуации у Ирана не так много стратегически верных вариантов.

Вместо этого мы должны предположить, что они пойдут на обострение по горизонтали, пытаясь создать для нас проблемы в другом месте.  Они могут совершать террористические или кибер-атаки против американцев или наших союзников.  Они могут попытаться причинить нам или нашим союзникам вред где-то еще в регионе, помогая палестинским группировки атаковать Израиль, или хуситов, чтобы они больше бомбили Саудовскую Аравию.  Они могут заставить своих иракских союзников преследовать американских военных Ираке (хотя это несет риски для Ирана, о которых я расскажу в завтрашнем эссе по Ираку).  Они могут попытаться разжечь массовые беспорядки против правительств важных американских союзников.  Они могут атаковать нас способами, о которых мы еще даже не думали.  Это все возможно.

Но каждый из этих возможных иранских ответов является неотъемлемым риском в любой стратегии оттеснения Ирана. Если мы позволим Ирану препятствовать достижению наших интересов, мы проиграем.  Иран победит, и нам придется найти способы жить с Ближним Востоком, в котором все больше доминирует Тегеран.  Противостоять Ирану - значит идти на эти риски и брать на себя определенные затраты.  Однако в случае с Сирией, если эта стратегия будет осуществляться решительно, как это было сделано Соединенными Штатами в Афганистане и Советами во Вьетнаме, она, вероятно, нанесет гораздо больший ущерб Ирану, чем нанесет нам их контратака.

Заглядывая в будущее.

Итак, это короткая версия моих размышлений о Сирии и той роли, которую она должна играть в стратегии оттеснения Ирана.  Завтра я собираюсь обратиться к востоку и обсудить Ирак и ту роль, которую он должен играть в такой стратегии.

Кеннет Майкл Поллак (англ. Kenneth Michael Pollack; 1966 г.р.) — американский политолог, эксперт по вопросам национальной безопасности и ближневосточной политике.Окончил Йельский университет (бакалавр, 1988). Степень доктора философии Массачусетского технологического института(1996). В 1988—1995 годах работал в ЦРУ военным аналитиком. В 1995—1996 годах работал в Совете национальной безопасности США. В 1999—2001 годах директор по делам Персидского залива в Совете национальной безопасности США. Преподавал в Университете национальной обороны (США). В настоящее время директор Сабанского Центра по ближневосточной политике Брукингского института.  

Перевод: Татьяна Некрасова 

Теги: Кеннет Поллак