новостной сайт о событиях в курдском регионе

Источник: Эксперт
Крупнейшие нефтяные компании мира не могут приступить к разделу нефтяных богатств Ирака, пока не разделят сам Ирак

В августе 2009 года «коалиция воли» ушла в историю. В середине июля Ирак покинули последние румынские военные, в конце июля — последние австралийцы. Около двух тысяч грузинских военнослужащих, которые отвечали за КПП «зеленой зоны» и прославились скупкой дешевой бытовой техники и полным незнанием каких-либо языков, кроме грузинского (из-за чего попасть в «зеленую зону» простым иракцам стало принципиально невозможно), были срочно отправлены на родину после начала войны в Южной Осетии. А тут еще умирающие от жары иракские парламентарии досрочно завершили политический сезон, так и не проголосовав за продление соглашения с сотней британских военных инструкторов, размещенных на военной базе в Басре. Закон есть закон — британцев пришлось срочно перебрасывать в Кувейт, чтобы, может быть, вернуть в сентябре, когда в Ираке начнется новый политический сезон.

Два ключевых нефтяных терминала на юге страны, через которые проходит 80% всей иракской нефти, оказались без всякого прикрытия со стороны войск коалиции. Американцы, покинув иракские города и закрывшись на военных базах, остались с иракцами один на один. Наблюдатели в регионе утверждают, что, как только вывод американских войск из городов фактически состоялся, отношения американских и иракских силовиков резко охладились. Глава группы американских военных советников в Багдаде полковник Тимоти Рис даже написал скандальный доклад, в котором призвал отправить американские войска домой, так как «гости — как рыба: начинают вонять на третий день». Что уж говорить о шести годах оккупации.

Большим сюрпризом для американской верхушки стал и тот факт, что именно это время умопомрачительной жары, жесточайших песчаных бурь, повальных отпусков и очередных кровавых терактов было использовано для начала юридического процесса раздела страны и ее ресурсов.

Единый и делимый
В июле 2009 года парламент Курдистана повременил с отпусками, одобрив новую конституцию региона и вынеся ее на референдум. Логика политического выживания диктует курдским удельным князькам радикальные решения — замкнуться в «национальном доме», отгородиться стеной безопасности от иракского хаоса и взять под контроль часть арабского Ирака (прежде всего Киркук, а также некоторые нефтеносные районы в провинциях Ниневия и Дияла).

Горячие головы хотели провести референдум не затягивая, уже в первой половине августа. Пока организовать его не удалось, но, во всяком случае, он должен состояться никак не позже сентября — до того, как разъяренные шиитские и суннитские парламентарии вернутся из отпусков в Багдад. Вице-президент США Джозеф Байден так и не смог отговорить курдских лидеров от столь радикального шага — в оправдание он сослался на песчаную бурю, которая якобы помешала ему срочно вылететь в Эрбиль на встречу с президентом Курдистана и лидером Демократической партии Масудом Барзани. Курдские лидеры уже никого не слышат. Промедление с конституцией, попытки хоть как-то учесть интересы правительства Нури аль-Малики в Багдаде, а также соблюсти политические договоренности с союзниками уже стоили им монополии на власть: сильная националистическая оппозиция в лице партии «Горран» («Перемены») совершенно неожиданно для бессменных автократов Масуда Барзани (ДПК) и Джаляля Талабани (Патриотический союз Курдистана, ПСК) взяла в конце июля четверть мест в курдском парламенте.

Игра в «единый и неделимый» Ирак закончена. Власть в Багдаде уже не кажется привлекательным призом. Де-юре страна превращается в федерацию. Де-факто — распадается на север, где неизбежен мощный всплеск межэтнической и религиозной бойни за нефтяные ресурсы; суннитский центр, получивший в наследство от Саддама разве что ключевой иракский НПЗ (в местечке Баиджи); и разношерстный шиитский юг, где варятся различные идеи территориально-политического устройства (Большой шиитский юг, басрийский регион и т. п.).

До сих пор весь Ирак скрепляли только статус оккупированной страны, единая нефтяная инфраструктура добычи (Северная и Южная нефтяные компании), переработки и сбыта нефти (State Oil Marketing Organization, SOMO), а также скромные бюджетные субсидии багдадского правительства провинциям. Сейчас эти скрепы рушатся. К концу 2010 года в соответствии с персональными договоренностями Нури аль-Малики и Барака Обамы американские военные покинут страну. И без того скромные бюджетные ассигнования уже мало кому нужны — племена живут на контрабанде товаров, нефти, грабеже, вымогательстве, наркотрафике, похищениях людей и угоне скота, взятках от Пентагона за борьбу с «Аль-Каидой» и своими собственными бандами, которые научились выдавать разбой за сопротивление оккупантам.

Интегрировать страну могли бы силовые органы. Но армию и полицию так и не удалось воссоздать на общенациональных принципах, они были приватизированы этническими и религиозными партиями. Разгар межэтнической и религиозной бойни в Ираке в 2004–2007 годах можно назвать этапом «первичного накопления» капитала насилия. Можно с уверенностью утверждать, что в той, первой, гражданской войне состоялась приватизация всей государственной инфраструктуры страны партийными религиозными группами для более масштабной схватки. Результатом этнорелигиозных чисток стало не только вытеснение большого количества иракцев за пределы страны, но и четкое разнесение силовых группировок по национально-религиозным квартирам. Кварталы городов Ирака стали моноэтничными и монорелигиозными. Обученные американцами иракские армейские дивизии оказались перекуплены партийными силовыми группами. Так, 8−я иракская дивизия в Куте и Дивании стала фактически силовой группировкой партии «Даава» («Исламский призыв»), 4−я дивизия в провинции Салахаддин является карманной группировкой Патриотического союза Курдистана президента Ирака Джаляла Талабани, 7−я дивизия в провинции Аль-Анбар (когда-то основной район операций «Аль-Каиды») попала под мощное влияние суннитской Иракской партии пробуждения (союз суннитских племен против пришлых джихадистов), 5−я дивизия в провинции Дияла — карманная силовая группа Высшего совета исламской революции в Ираке (сильное иранское влияние).

Трансформация Ирака, произошедшая за шесть долгих лет оккупации, необратима. Распад третьей в мире по запасам нефти страны знаменует собой нечто большее, нежели просто неудачный проект nation building, который американцы постараются как можно быстрее забыть. В самом сердце Ближнего Востока для крупных и малых нефтяных компаний всего мира открываются новые окна возможностей. Те компании, которые первыми осмыслят правила игры и научатся по ним играть, станут (или останутся) в будущем лидерами мировой нефтяной индустрии.

Красная тряпка
По самым консервативным оценкам, запасы нефти Ирака превышают 115 млрд баррелей. Только 17 из 80 разведанных нефтяных месторождений находятся в разработке. Эти 17 полей содержат не более 40 млрд баррелей. По различным прогнозам, около 200 млрд баррелей может быть разведано, если начнется серьезная и систематическая работа геологов. Но «сырьевое проклятье» сработало в Ираке на полную катушку. Страна прочно села на нефтяную иглу — экспорт углеводородов составляет 95% доходов в центральный бюджет. Сельское хозяйство развалено: Ирак в больших количествах начал импортировать пшеницу, рис, фрукты и овощи, сахар, чай, скот — в общей сложности на 5 млрд долларов в год. Некогда первое по количеству пальм и по объемам экспорта фиников (свыше 620 видов!) государство осталось далеко позади Саудовской Аравии, Египта и Ирана. Почти весь рыбацкий флот на юге страны используется для контрабанды нефти и товаров.

Ни одно правительство в Багдаде не сумело исполнить своих ключевых обязательств перед Вашингтоном — ради которых, собственно, и была задумана вся эта авантюра по силовому свержению Саддама Хусейна. Ключевой для входа западных компаний в нефтяной сектор Ирака «Закон о нефти» в том виде, в каком его разработала американская консалтинговая компания BearingPoint (ныне — полный банкрот), стал форменной красной тряпкой для иракских политико-религиозных групп. В вопросах раздела нефтяного богатства иракские политики проявили завидный ситуативный национализм. Правительство Нури аль-Малики даже не решилось выдвинуть этот закон, ставивший всю иракскую индустрию на рельсы соглашений о разделе продукции (СРП), на обсуждение в иракский парламент. Сверхтонкая работа по перенесению различных рекомендаций рабочих групп Вашингтона в иракское законодательство провалена. Планы американских эмиссаров по масштабному открытию иракского и всего регионального рынка для торговых центров 7−Eleven, Wal-Mart, а также McDonalds, банковских сетей HSBC и Citigroup, дистрибутивных сетей P&G и заводов GM спустя шесть лет после начала оккупации кажутся неизлечимым лунатизмом.

Пока в выигрыше оказались те компании, которые заключили с курдским региональным правительством нефтяные соглашения в 2004–2007 годах.

Пять лет назад небольшая норвежская компания DNO, закрыв глаза на угрозы тогдашнего правительства в Багдаде, ставившего цель централизовать для западных компаний вход в нефтяной сектор Ирака на условиях СРП, подписала с курдскими региональными властями соглашение о разработке нефтяного месторождения Тоук (на условиях 55−процентной доли в проекте). В планах компании — извлекать из этого месторождения в течение ближайших двух лет 200 тыс. баррелей в сутки (для сравнения: весь сегодняшний иракский экспорт составляет 2,5 млн баррелей в сутки). До июня 2009 года курдские власти просили компанию не направлять добываемую нефть на экспорт — пока Багдад не примет пакет законов, касающихся прежде всего распределения прибыли и административной структуры нефтянки. DNO заполнила экспортную трубу водой и ждала. В июне курдские власти вынудили Багдад согласиться с началом экспорта курдской нефти через Северный иракский магистральный нефтепровод в Турцию. Никаких внятных условий раздела прибыли с Багдадом декларировано не было — курды согласились только с тезисом, что делиться в принципе нужно. Отношения с Багдадом накалились до предела, но объем экспортируемой таким образом нефти еще не достиг и половины запланированного (пока речь идет о добыче и экспорте около 60 тыс. баррелей к концу года) и сопоставим разве что с уровнем контрабанды. Норвежцы оказались первыми, кто прорвал блокаду сотрудничества с региональными силовыми группами в нефтянке: теперь компания не может отбиться от многочисленных предложений о покупке со стороны более крупных игроков.

А недавно крупнейшая китайская государственная нефтяная компания Sinopec сделала предложение швейцарской Addax Petroleum Corporation, также работающей в Курдистане (листинг в Лондоне и Торонто, владеет 45% в месторождении Так-Так в иракском Курдистане и долями на шельфе в Западной Африке), от которого та не смогла отказаться. Sinopec предложила 7,22 млрд долларов за 97,62% обычных акций корпорации. 14 августа состоялась сделка по их приобретению, в отношении остальных акций предложение продлено до 27 августа.

Китайцы повели рискованную, но в значительной мере беспроигрышную игру. Понимая, что у Багдада кишка тонка отлучить от участия в аукционах центрального правительства китайские структуры, за которыми стоит мощное и во многом альтернативное американцам государство, государственные компании КНР смело раскладывают яйца по всем корзинам. Пространство для маневра чиновников министерства нефти Ирака сужено до предела. Первый аукцион по выдаче лицензий на техническое обслуживание ключевых иракских нефтяных (шесть полей) и газовых (два поля) месторождений, прошедший 30 июня 2009 года, едва не провалился. Давление на министра нефти Ирака Хусейна аш-Шахристани со стороны практически всех политических сил в стране было столь велико, что он выставил почти неприемлемые для западных компаний условия соглашений о техническом обслуживании месторождений, переварить которые смогли только BP и Китайская национальная нефтяная компания (СNOC): двадцатилетнее техническое обслуживание крупнейшего иракского месторождения Румейла с задачей поднять добычу с 1 млн до 2,85 млн баррелей будет происходить на условиях оплаты 2 доллара за каждый извлеченный баррель нефти (британцы и китайцы рассчитывали на 3,99 доллара). Запасы Румейлы оцениваются в 18 млрд баррелей — это половина всех нефтяных запасов США, поэтому жаловаться китайцам и британцам не приходится. Они делают ставку на то, что приватизация иракской нефтяной индустрии — несмотря на амбициозные планы воссоздать национальную иракскую нефтяную компанию (INOC) — неизбежна.

Честные контрабандисты
Жесткая критика даже столь безобидных для Ирака условий соглашений о техническом обслуживании крупнейшего месторождения страны раздалась со стороны практически всех иракских политических сил. Больше всего возмущалось руководство Южной нефтяной компании, которое увидело в данном типе соглашений попытку оттеснить иракский менеджмент от разработки самых лакомых месторождений. Подключились и иракские нефтяные профсоюзы, которые по степени корпоративной солидарности дадут фору любым шахтерским.

Критиков не смущало даже плачевное состояние всей нефтедобывающей и транспортной инфраструктуры отрасли. Несмотря на значительные инвестиции со стороны министерства нефти Ирака, нефтяные терминалы страны выглядят нарочито изношенными. Что говорить, если на них до сих пор не было установлено даже новое контрольно-измерительное оборудование. Тендер на поставку и установку современных измерительных приборов на нефтяные насосы терминалов Басры был выигран, как полагается, американской KBR, но с таким же успехом и провален. Ключевые нефтяные терминалы региона работают, как супермаркеты без касс. То оборудование, которое все-таки есть, не калибровано многие годы. Речь идет о процветающем и поставленном на поток бизнесе хищений и контрабанды иракской нефти.

Еще с 90−х годов контрабанда нефти была одним из основных источников выживания режима Саддама Хусейна. После его свержения она стала источником существования ключевых политических партий страны. Практически все нападения на нефтяную инфраструктуру, может быть, и были поначалу призваны досадить правительству и американцам, но теперь направлены исключительно на создание дополнительных возможностей для контрабанды нефти. Взрывы нефтепроводов имеют цель вынудить нефтяников использовать бензовозы для доставки нефти к терминалам — один из ключевых каналов хищений. До прошлого года, когда правительство аль-Малики провело ряд спецопераций по вытеснению мафиозных групп из этого бизнеса (речь во многом шла скорее о перехвате бизнеса), те сплошь и рядом практиковали врезы в нефтепроводы. Похищенную таким образом нефть переливают в скрытые емкости на небольших суднах и баржах в районе глубоководной реки Абу-Хасиб, которая впадает в Залив. На небольших суденышках нефть доставляют к устью реки, где переливают небольшими порциями в поджидающие контрабандистов танкеры. Далее нефть доставляется на НПЗ в ОАЭ, Йемене и даже Индии. При необходимости на всю поставленную таким образом нефть, а также долитую в ходе отгрузок на терминале оформляется подложная документация. Если таковой нет, многочисленные баржи и суденышки идут под иранским флагом через иранские воды и договариваются с иранской береговой охраной. Масштабы бизнеса таковы, что в ходе одной лишь спецоперации иракским специальным подразделением, выходцы из которого, по данным различных источников, сами активно задействованы в этом бизнесе, были захвачены 166 судов с контрабандой.

Судить о размерах хищений можно по несоответствиям между объемами официально добытой нефти (2,1–2,5 млн баррелей в сутки), потребляемой внутри страны и экспортированной: в некоторые годы разница доходила до 500 тыс. баррелей нефти в сутки. По самым консервативным подсчетам, из Ирака похищается различными способами от 100 тыс. баррелей нефти ежесуточно, на сумму от 2 до 5 млрд долларов в год. Такие объемы хищений как раз и делают возможным финансирование иракской политической жизни — как в свое время маржа на продаже дешевого российского газа украинским предприятиям и его хищения позволили аккумулировать ресурсы для украинской оппозиции всех мастей. Нефтяная контрабанда стала одним из основных средств существования иракской партии «Аль-Фадыля», которая до сих пор осуществляла контроль над иракским министерством нефти и силами защиты нефтяной инфраструктуры. Чуть позже инициатива на юге была перехвачена боевой организацией «Месть Аллаха», приватизировавшей всю криминальную полицию Басры.

Речь уже идет не о том, что партии и боевые ячейки таким образом обеспечивают себе существование, — целые иракские клановые группы (Рувейми, Ашур, Юсиф, Каттан, Марвини) стали своего рода племенными синдикатами по контрабанде нефти. Так, клан Ашур, в который входит больше 50 семей, захватил порт Абу-Флас сразу после оккупации Ирака и стал местной властью с доходом свыше 5 млн долларов в неделю. Такая же ситуация сложилась с нефтепереработкой и контрабандой импортированного в страну топлива обратно в соседние государства, где оно, в отличие от Ирака, не субсидируется. Потери только на одном НПЗ в Баиджи достигают 1,5 млрд долларов год.

Проблема Ирака заключается в том, что ни одна из его военно-политических групп так и не смогла монополизировать насилие и таким образом стать «самым сильным племенем». Отсутствие единого центра, единой политики, единой инфраструктуры, распад на племенные, религиозные, мафиозные и клановые группы — таков пейзаж нового Ирака. Алгоритм свободных выборов предопределил перманентный контроль над правительством различных шиитских группировок. Среди всех этнических и религиозных групп абсолютный контроль над своей территорией (за исключением ряда спорных районов) пока держат именно курды.

Сейчас американцы воспринимаются иракцами как «самое сильное племя», присутствие которого не дает возможности принципиально решить проблему власти в стране. Но так не может продолжаться бесконечно. Логика политического процесса подсказывает, что после грядущей большой гражданской войны, а скорее еще в ходе нее «самым сильным племенем» Ирака станет мощная нефтяная корпорация, и только она сможет приватизировать насилие, власть, а значит, и ресурсы страны.