новостной сайт о событиях в курдском регионе

Василий Папава. Kurdistan.Ru Для оценки важности «курдского фактора» во внешней политике ближневосточных государств следует отдельно рассмотреть пример регионального противоборства за геополитическое доминирование на Ближнем Востоке между Ираком и Ираном, в процессе соперничества которых активное участие принимали СССР и США, при активной вовлеченности и заинтересованности Израиля.

Происходившие в самом монархическом Иране интеграционные процессы отразились и на характере межнациональных отношений в Иранском Курдистане. До свержения шахского режима определенное сближение населявших страну национальностей гарантировала политика иранского национализма. Она была нацелена на разрушение традиционных форм общественных отношений, на формирование социальной структуры и хозяйства, свойственных капиталистическому обществу, распространение общеиранских форм культуры, внедрение персидского языка во все сферы жизни и т.д. При этом игнорировались национально-культурные запросы неперсидских народов страны. Социально-политическая и экономическая неудовлетворенность иранских курдов, ущемление их национально-государственного статуса и иные причины порождали претензии к властным структурам, представителям доминирующего этноса (персоязычным иранцам), с которыми связывались этнокультурные последствия интеграционных процессов. Между тем использование военных и репрессивных институтов позволяло шахскому режиму в целом сохранять определенный баланс межнациональных отношений.[1]

Курды подвергались притеснению в Ираке еще в период Хашимитской монархии, но после революции 14 июля 1958 г., свергнувшая королевскую власть, республиканский режим генерала Абделя Керима Касема усилил против них репрессии, а с приходом к власти партии «БААС» данная практика превратилась в государственную политику тотального истребления курдских анклавов по всей стране, т.е. фактически, багдадские руководители проводили планомерный геноцид курдского населения. Провал попытки курдов создать после окончания Второй мировой войны автономию в рамках Ирана[2] свидетельствовало о том, что без активной поддержки извне – было практически невозможно добиться успехов в борьбе за национальную государственность. Политика Багдада в отношении «курдского вопроса» в период монархии, при диктаторских режимах генерала Касема и пришедших ему на смену баасистов – становилась более жесткой и беспощадной, временами принимавшая драматический характер, как для курдов, так и иракских властей.

Так, в середине ноября 1964 г. начальник генерального штаба иракской армии выступил с заявлением, которое призывало разрешить курдскую проблему "военным путем и тем самым обеспечить спокойствие на Севере страны".[3]Стремясь разжечь националистические страсти среди арабского населения, багдадские власти делали особый упор на "сепаратистский характер" курдского движения. Сам президент Абдель Салам Ареф[4] в одной из своих речей прямо заявил: «Мы не отдадим ни пяди земли нашей родины, арабская родина останется для арабов».[5]

С приходом к власти в Багдаде баасистов, шах Ирана начал активно поддерживать иракских курдов. В конце декабря 1964 г. иракские военные произвели нечто вроде "разведки боем". Довольно ожесточенные столкновения, разыгравшиеся накануне Нового года в районе Ханекина между подразделениями курдской освободительной армии и правительственными войсками не привели их ни к какому результату, но зато чуть не вызвали войны с шахским Ираном, так как Тегеран обвинил Багдад в бомбежках приграничных иранских районов и начал сосредотачивать войска на ирано-иракской границе. При этом следует отметить, что шах Мохаммед Реза Пехлеви, тайно покровительствовал Барзани, надеясь с помощью курдов пересмотреть невыгодные для него условия пограничного договора с Ираком.[6]

В феврале 1966 г. иракские власти начали зимнюю кампанию боевых действии против курдских повстанцев к северо-востоку от Сулеймании. Сражения в этом районе, по признанию самого президента Арефа, были наиболее крупными в ходе зимней кампании.

Во время зимней кампании иракских войск в Курдистане вновь резко обострились ирано-иракские отношения. Иранское правительство заявило протест в связи с тем, что в ходе военных операций против курдов иракские самолеты, а затем и сухопутные подразделения нарушали границу Ирана и даже подвергли бомбардировке некоторые пограничные иранские деревни. Позднее официальные власти Ирана сообщили, что иракские правительственные войска в своих попытках подавить сопротивление курдов применяют отравляющий газ в пограничных с Ираном районах, от которого страдали и близлежащие иранские деревни. Иракское правительство не только опровергло эти сообщения, но и развернуло широкую антииранскую кампанию, целью которой было доказать, что Иран помогает курдам, держа свою границу открытой. Кульминационным пунктом этой камлании были антииранские демонстрации, организованные в Багдаде правительством перед зданием иранского посольства 9 и 10 января 1966 г.

В феврале-марте 1966 г. иракские войска предприняли массированные атаки на позиции курдов. Военная кампания в Курдистане приняла вновь широкие масштабы.[7]

В марте-апреле 1966 г. иракские вооруженные силы значительно активизировали свои действия против курдов. Иракское командование планировало в середине апреля начать осуществление "плана Окайли", согласно которому мощные атаки иракской армии на позиции курдов должны были покончить с курдской проблемой. Однако случилось ненепредвиденное: 13 апреля 1966 г. президент Ирака Абдель Салям Мухамед Ареф, его ближайший друг, министр внутренних дел Дарраджи и министр промышленности Абдалла при загадочных обстоятельствах погибли во время авиационной катастрофы.[8]

Ни гибель Арефа, ни уход Окайли с поста министра обороны не привели к каким-либо изменениям в политике правительства по курдскому вопросу.

Атаки иракской армии на позиции курдов зимой 1965–1966 гг. и в начале весны 1966 г. были прелюдией к большому, по словам иракских официальных кругов, "решающему" сражению, которое произошло в начале мая. Обращает на себя внимание весьма самоуверенное заявление покойного Арефа, сделанное им еще в конце марта 1966 г. На вопрос, "надеется ли он на окончательную ликвидацию последних очагов мятежа курдов этим летом?", президент Ирака ответил: "Мятежникам на севере Ирака нанесен сокрушительный удар. Их дни сочтены. Если богу будет угодно, в ближайшие дни не останется ни малейших следов от этого мятежа".[9] Ареф и его коллеги настолько были уверены в своей победе, что иракский посол в Тегеране получил распоряжение сообщить иранскому правительству о том, что, "исходя из общих интересов" борьбы против "курдской опасности", иракское правительство просит "запретить отход на территорию Ирана разбитых сил мятежников", а также "отказать Барзани в праве убежища в Иране".[10]

Как видно, попытки решить «курдскую проблему» военным путем предпринимались неоднократно, но они не раз терпели крах, прежде всего из-за массовости курдского национально-освободительного движения. Немаловажное значение имело также и поддержка курдов со стороны шахского режима Ирана и Израиля.

В Иракских военных кругах, в числе наиболее видных представителей которых, помимо самого президента Арефа, можно назвать также исполняющего обязанности начальника генерального штаба иракской армии брата президента Абдель Рахман Арефа и воинствующего шовиниста министра обороны генерала Абдель Азиза Окайли, особенно настаивали на решении курдского вопроса военным путем.

При непосредственном участии главы правительства Ирака – Абдель Рах-нан аль-Баззазза[11] был разработан план "беспощадной войны" в Курдистане. Вновь была призвана к жизни пресловутая тактика "коллективной ответственности". Конкретным выражением этой политики был план массового сожжения курдских сел. Этот план был разработан в соответствии с секретным решением правительства, которое было принято в начале октября 1965 г. и стало осуществляться с 6 декабря 1965 г. План предусмотрел сосредоточение значительных контингентов войск на севере страны и одновременно их наступление с применением артиллерии и танков на десятки сел, а также бомбардировку их с воздуха напалмовыми и зажигательными бомбами и бомбами с отравляющими химическими веществами.[12]

Ведущую роль в этой варварской кампании против курдов играл генерал Абдель Азиз Окайли. Генерал Окайли пользовался влиянием в наиболее реакционных и шовинистически настроенных кругах армии. Он не скрывал своей ненависти к курдам и курдскому движению и всегда стоял на крайне шовинистических позициях.

Ему принадлежит "заслуга" в разработке обстоятельного плана "разгрома сил Барзани" за короткий срок. Предусматривалось в решающей схватке использовать основные части всех родов иракских вооруженных сил и за короткий срок разгромить вооруженные силы курдов. Следует отметить, что благоприятствующим моментом для проведения операции считалась весьма умеренная зима 1965–1966 гг. Пользуясь тем, что горные дороги Курдистана не были перекрыты снежными заносами, иракское командование значительно активизировало военную кампанию. В середине января особенно ожесточенные бои происходили за Пенджвин, расположенный недалеко от Сулеймании и находившийся в руках иракских войск. После некоторых неудачных атак курдским вооруженным силам удалось вновь захватить контроль над Пенджвином и продвинуться к Киркуку.[13]

В период Сентябрьского восстания 1961–1975 годов следует особо выделить один момент, сыгравшии важную роль в укреплении позиции курдского повстанческого движения.

На весну 1966 г. багдадский Генеральный штаб наметил решающее наступление, имея целью овладеть «дорогой Гамильтона» и затем расколоть район курдского восстания на две части; однако разгром иракцев в мае в сражении под Ревандузом сорвал этот план.

В начале мая 1966 г. новый министр обороны Шакер Махмуд Шукри приступил к осуществлению плана разгрома курдских сил, разработанного Абдель Азизом Окайли. Окайли разработал стратегический план уничтожения Барзани, который намеревался реализовать с началом весенней кампании. Суть его состояла в том, чтобы прорвать партизанский фронт под Ревандузом, выйти к иранской границе и захватить пограничный поселок Хаджи Омран — перевалочный пункт, через который партизаны широко получали помощь из Ирана.[14]

Основная цель иракских вооруженных сил заключалась в том, чтобы мощными атаками в сторону гор Хиндрейн (юго-восточнее Ревандуза) и Зозек (северо-восточнее Ревандуза) разбить курдские силы на две части, затем своим продвижением в сторону Хадж Омрана (который находится на ирако-иранской границе) лишить курдов предполагаемого канала получения помощи извне и добиться их окончательного разгрома. Правительство бросило против курдов две наиболее боеспособные дивизии из пяти своих дивизий — первую и вторую. Первая дивизия, базировавшаяся в Киркуке, была укомплектована солдатами, которые считались наиболее подготовленными для ведения войны в горных условиях. Общая численность войск, переброшенных правительством на Ревандузский фронт, достигала 35 тыс. человек. Правительственные вооруженные силы были обеспечены всеми видами вооружения: тяжелой артиллерией, танками и авиацией...[15]

Главные события на Ревандузском фронте развернулись 2 и 3 мая 1966 г. Иракское командование, как было отмечено, поставило цель освободить дорогу, связывающую Ревандуз с Хадж Омраном, последним населенным пунктом близ границы с Ираком. Эту дорогу, построенную некогда англичанами, курды занимали с начала военных действий, т.е. с 1961 г. Она имела первостепенное значение для курдов как в военном, так и экономическом отношениях. Осуществление «плана Окайли» давало хорошие шансы правительственным силам для успешной атаки на позиции курдов. Короче говоря, дальнейшая судьба ведения военных действий в известной степени зависела от того, в чьих руках окажется дорога Ревандуз – Хадж Омран.[16]

Битва при Ревандузе кончилась победой курдских вооруженных сил. На поле боя осталось 2 тысячи убитых иракских солдат, из них 150 офицеров.[17] Это было самое крупное сражение за все пять лет войны в Иракском Курдистане. Курды захватили богатые трофеи.[18]

Правительственным планам военного решения курдского вопроса был нанесен новый сокрушительный удар. Ревандузская битва серьезно пошатнула позиции шовинистических кругов, в частности военных. Она еще раз показала силу курдского революционно-демократического движения.

После Ревандузской битвы авторитет сил, борющихся за автономию Курдистана и демократизацию жизни страны, возрос еще больше.[19]

Битва под Ревандузом была самой крупной битвой с начала военных действий в Иракском Курдистане с сентября 1961 г. Победа курдов в этой битве перечеркнула планы сторонников военного решения курдского вопроса, и правительство Абдель Рахмана Базаза было вынуждено в июне 1966 г. пойти на заключение соглашения с курдами о мирном решении курдского вопроса, которое, впрочем, так же осталось невыполненным.[20]

Сразу же после захвата власти 17 июля 1968 г. ПАСВ провела серьезную перестройку в своих рядах, освободилась от правоэкстремистских элементов и создала новое партийное руководство в составе пяти человек, среди которых уже тогда активную роль стал играть армейский офицер и партийный активист Саддам Хусейн.[21] Новым президентом Ирака стал — генерал Ахмед Хасан аль-Бакр.[22]

Совет революционного командования сразу же изложил программу своих действий: проведение радикальной аграрной ренформы, антимонопольного курса в нефтяной промышленности, мирное решение курдского вопроса, достижение арабского единства.[23]

Однако, в Совет революционного командования, фактически являвшийся высшим органом власти, входили только лидеры партии БААС. Новая временная конституция не содержала конкретных положений относительно автономии курдов, хотя формально правительство заявило о своем намерении признать национальные права курдов. Но в то же время, например, революционно-демократическая партия Курдистана — ДПК, которая отражала национальные интересы курдов, не получила права свободной деятельности.[24]

В сентябре 1968 г. переговоры между Багдадом и курдскими лидерами зашли в тупик, и в ноябре возобновились военные действия, причем курды взорвали несколько нефтяных установок в Киркуке.

Ситуацией воспользовался шахский Иран, и весной 1969 года объявил об односторонней денонсации пограничного договора 1937 г. Этот договор устанавливал крайне невыгодные для Ирана правила навигации по реке Шатт-эль-Араб чем шах был крайне недоволен. Покончить с этим договором — было давней и заветной целью Тегерана. Иран и Ирак оказались на грани войны: началась концентрация войск на границе и пограничные стычки между иранскими и иракскими военными.

Хотя Ирак и Иран никогда друг друга не любили — вражда между этими странами может быть прослежена до «вековой борьбы между персами и арабами за господство в Заливе и в богатой долине Тигра и Ефрата к северу от него», — до конца 1960-х годов отношения между ними были совершенно корректными. Обе страны были обременены внутренними и внешними трудностями, и у них не было ни желания, ни энергии на взаимные враждебные действия. Поэтому периоды сближения и сотрудничества между Ираном и Ираком в XX веке были более частыми, чем периоды вражды и антагонизма. В конце 1920-х и в начале 1930-х годов Ирак и Иран сотрудничали при подавлении национальных восстаний, например, мятежей курдского меньшинства в обеих странах. В 1937 году они разрешили свой спор о стратегически важном водном пути Шатт-эль-Араб, отделяющем Ирак от Ирана, и в том же году заключили региональный пакт об обороне и безопасности (Саадабадский пакт) вместе с Турцией и Афганистаном. В 1955 году обе страны вместе с Британией, Турцией и Пакистаном заключили с подачи Запада Багдадский пакт о региональной обороне и, за исключением отдельных коротких кризисов, поддерживали рабочие отношения до конца 1960 годов.[25]

В целом, отношения между Багдадом и Тегераном всегда были натянутыми — обе стороны имели взаимные территориальные претензии.[26]

«Мирное сосуществование» неожиданно закончилось к концу 60-х. Из-за ряда событий — объявления Британией намерения ликвидировать военные базы к востоку от Суэца, уменьшения прямой советской угрозы после значительного улучшения иранско-советских отношений с начала 1960-х годов и увеличения доходов от нефти — иранский шах Мохаммед Реза Пехлеви вступил на честолюбивую тропу, ведущую к статусу Ирана как ведущей державы в Заливе. Чтобы оправдать эту политику, шах утверждал, что ответственность за соблюдение безопасности в Заливе лежит исключительно на местных государствах и что посторонним державам нельзя разрешать вмешиваться в дела региона. Он считал, что Иран, как крупнейшая и мощнейшая держава Залива, имеет моральные, исторические и геополитические обязательства по сохранению стабильности в этом регионе, необходимые не только для блага региона, но и всего мира.[27]

Представление шаха об Иране как «наставнике Залива» — обычная тема в его заявлениях 70-х годов — проявилась во впечатляющем увеличении военной мощи, что превратило Иран в самую сильную страну Персидского залива. Это новое могущество было проиллюстрировано серией иранских действий, продемонстрировавших и странам Залива, и великим державам, за кем же именно остается последнее слово в регионе. Эти действия включали, среди всего прочего, оккупацию 30 ноября 1971 года стратегически важных островов Абу Муса и Больших и Малых Томбов около Ормузского пролива, которые в то время принадлежали соответственно эмиратам Шарджа и Рас-эль-Хайма. Действием того же рода была иранская «интервенция» в Оман с 1972 по 1976 гг. по просьбе султана Кабуса для подавления радикальных повстанцев дхофари, которые действовали вдоль оманской границы с марксистским Южным Йеменом (и поддержанных последним).[28]

Для вновь образованного режима «БААС» в Ираке иранское честолюбие было совсем некстати, оно подрывало его собственную способность удержать власть. Никто не понимал этого лучше, чем Саддам Хусейн, главный архитектор партии и борец за ее политическое выживание. Он знал, что «БААС» неизбежно будет первой жертвой стремления монархического Ирана к гегемонии в регионе по той простой причине, что как бы слаб ни был Ирак по сравнению с его более крупным соседом, он составлял единственное возможное препятствие на пути Ирана к военному превосходству; остальные государства арабского Залива были слишком слабы, чтобы шах считал их препятствием для своих планов по установлению иранской гегемонии.[29]

Река Шатт-эль-Араб и прилегающая к ней территория имеют большое военное и экономическое значение для обеих стран, особенно для Ирака. Важнейший его порт Басра находится в 90 км от впадения реки в Персидский залив. Главный нефтеналивной порт Фао расположен в ее устье. Основные нефтепроводы проходят параллельно реке на небольшом удалении. Протяженность иракской береговой черты в Персидском заливе составляет около 80 км. Причем местность на побережье заболочена и малопригодна для строительства портов, Здесь находится единственный порт страны Умм-Каср, но подход к нему возможен по узким фарватерам, контролируемым Кувейтом. С иранской стороны на р. Шатт-эль-Араб расположен Хорремшехр — крупнейший торговый порт и железнодорожный узел на юге страны. Здесь же находятся центр нефтепереработки Абадан и военно-морская база Хосровабад. Транспортировка грузов через Персидский залив с их перегрузкой на железную дорогу в порту Хорремшехр считается экономически более выгодной, чем при использовании других портов на юге страны. Поэтому установление договором границы по восточному берегу р. Шатт-эль-Араб в большей степени отвечало жизненно важным интересам Ирака и в известной мере ущемляло интересы Ирана, который при любом удобном случае пытался добиться пересмотра договора и установления границы по линии тальвега.

Предметом разногласий между Ираном и Ираком являлись также небольшие участки вдоль их сухопутной границы. Всего насчитывается шесть таких участков общей площадью 370 км в районах севернее Хорремшехр, Фука, Мехран (два участка), Нефтшах и Касре-Ширин. В течение длительного времени остаются неурегулированными вопросы использования вод пограничных рек и выпаса скота в приграничной зоне.

19 апреля 1969 года Иран односторонне отменил договор с Ираком о правилах навигации в Шатт-эль-Араб, фарватере, — который простирается от слияния Тигра и Евфрата до Персидского залива и десятилетиями был предметом разногласий между Ираном и Ираком. По этому соглашению, граница между двумя странами устанавливалась по восточному берегу реки в низшей точке отлива. Это давало Ираку контроль над всем фарватером, за исключением пространства около иранских городов Абадана и Хорремшехра, где граница устанавливалась по средней линии прилива. Другим преимуществом, получаемым Ираком по соглашению, было условие, что корабли, проплывающие по Шатту, должны были иметь иракских лоцманов и плыть под иракским флагом, за исключением той площади, где граница устанавливалась по средней линии.[30]

Теперь, когда Иран решил, что он больше не связан старым договором, он отказался платить Ираку пошлину и подчиняться требованию, чтобы все суда в Шатт плыли под иракским флагом. В ответ Ирак заявил, что односторонний отказ Ирана от договора 1937 года — вопиющее нарушение международного права. Подчеркивая, что весь Шатт-эль-Араб является неотъемлемой частью Ирака и единственным выходом страны в Залив, Багдад пригрозил, что не разрешит иранским судам использовать водное пространство, если они не согласятся с требованиями относительно флага. Полностью игнорируя это предупреждение, 24 апреля 1969 года иранский торговый корабль в сопровождении военного флота и под прикрытием истребителей прошел по спорным водам и не заплатил пошлины Ираку, как предусматривал договор 1937 года. Ирак не остановил иранский корабль, но очень скоро обе страны разместили войска вдоль Шатта.[31]

Начиная с 1970 г. иранский шах снабжал Барзани оружием, инструкторами, продовольствием, финансами. В обмен на эту помощь М. Барзани обещал не распространять национальное движение на иранских курдов, подорвать режим в Ираке и в перспективе договорился с шахом о создании курдского государства под защитой иранской империи.[32]

Саддам Хусейн был глубоко обеспокоен действиями Ирана. О глубине его беспокойства говорила также высылка приблизительно 10’000 иранцев из Ирака, а также возобновление старых притязаний Ирака на иранский район Хузистан (по-арабски Арабистан) и образование Народного фронта за освобождение Арабистана. На этой территории жили и персы, и арабы; арабы в Хузистане получили независимость от персидского шаха в 1857 году, но в начале XX столетия Хузистан был снова присоединен к Персии. Тем не менее, сепаратистские арабские чувства не утихали, а временами разжигались панарабскими лидерами, такими как Насер или сирийская «БААС». Когда Саддам Хусейн начал разыгрывать эту карту, двусторонние отношения между Ираном и Ираком вскоре испортились окончательно.[33]

Каким бы важным ни был вопрос о Шатт-эль-Араб, он не был самым тревожным аспектом имперских притязаний Тегерана относительно Ирака.

Если бы шах ограничился только этим, БААС могла бы неохотно и уступить. Однако, к раздражению Саддама Хесейна, Иран не ограничил свои действия вопросом о Шатте, но вновь нашел давний способ дестабилизации Ирака — курдскую проблему.[34]

В случае Ирака курдский сепаратизм был особенно неудобен для центрального правительства. Он угрожал хрупкому иракскому фракционному построению, поднимая вопрос о распадении всей страны на три разных образования — курдское, шиитское и суннитское. Это, в свою очередь, превратило бы Ирак в нечто нежизнеспособное, учитывая, что примерно две трети нефтедобычи и нефтезапасов страны приходится на территорию, заселенную преимущественно курдами, и плодородные земли Курдистана составляют главную житницу Ирака.[35]

Оказавшись в затруднительном положении, к весне 1972 года Саддам Хусейн пришел к заключению, что многочисленные проблемы «БААС» могут быть разрешены одним ударом — союзом с «неимпериалистической» сверхдержавой, Советским Союзом. Москва имела возможность решить несколько конфликтов сразу. Это был важный противовес иранской угрозе. Как непосредственный сосед Ирана — граница Ирана и Советского Союза тянется на 1000 миль — Москва всегда была предметом забот Ирана относительно собственной безопасности. Пока Иран боялся своего гигантского соседа на севере, он не мог угрожать своим меньшим соседям. И только когда этот страх значительно уменьшился в начале 1960-х гг. благодаря улучшению иранско-советских отношений, шах мог уверенно предаться своим «агрессивным» амбициям относительно Ирака. Создание советско-иракской оси, рассуждал Саддам, «поставило бы шаха на место».[36]

Помимо приобретения могущественного союзника, который мог бы улучшить международную репутацию Багдада, Советы могли также поднять военный потенциал Ирака благодаря крупным поставкам оружия. Это, в свою очередь, дало бы возможность Ираку усилить позицию сдерживания против шахского Ирана и, что не менее важно, с новой энергией проводить кампанию против курдов. Кроме того, Москва, казалось, могла способствовать решению некоторых особенно трудных проблем «БААС». Отношения Советов с курдами были все еще близкими, это позволило Москве играть роль посредника между Барзани и Саддамом, и, разумеется, она имела большое влияние на Иракскую коммунистическую партию.[37]

6 марта 1972 года, старший сотрудник иранской разведки и организации национальной безопасности САВАК связался с представителем Госдепартамента США и сообщил ему о том, что по разведданным САВАК – баасистский Ирак все более оказывался под советским влиянием. Чиновник САВАК процитировал советское давление на аль-Барзани, и неизбежности и опасности советско-иракского договора, и заявил, что эти факторы предвещают дальнейшее советское вторжение в Ирак с последующими трудностями для Ирана и для Персидского залива. В заключение чиновник САВАК попросил сказать ему последнюю позицию Соединенных Штатов по данному вопросу в попытке заменить баасистское иракское правительство, а также были ли Соединенные Штаты готовы оказывать финансовую и военную поддержку курдам.[38]

9 апреля 1972 г. в Багдаде Саддам Хусейн и премьер-министр СССР А.Н. Косыгин заключают договор о дружбе и сотрудничестве; вскоре соглашение было подписано между советскими спецслужбами и иракской разведкой.[39]

Обеспокоенные улучшением советско-иракских отношений, Соединенные Штаты и шахский Иран усилили свою поддержку курдскому мятежу. Это, в свою очередь, сделало Барзани непокорным как никогда. Он отверг предложение Саддама вступить в Национальный патриотический фронт, обвинил правительство в том, что оно не выполняет обязательств по Мартовскому манифесту 1970 г., и возобновил партизанскую войну против иракских войск в Курдистане.[40]

После сближения между Москвы и Багдада, Барзани в свою очередь решил действовать по принципу "враг моего врага – мой друг" и совершил поворот своей внешней политики в сторону союза с США. Американцы откликнулись с радостью, и в результате, уже в мае 1972 года Ричард Никсон утвердил план ЦРУ, предусматривающий передачу Барзани на протяжении трех лет 16 миллионов долларов.[41] [42]

Кроме этого Барзани начал вести активно переговоры о сотрудничестве с шахским Ираном, так как хорошо понимал, что конфликт между Ираном и Ираком в ближайшем будущем неминуем (в ответ на оккупацию Ираном трех островов Ирака в персидском заливе Ирак выслал в Иран десятки тысяч граждан шиитского вероисповедания, которые в большинстве своем были курдами).[43]

Одновременно Барзани начал все более открыто принимать помощь Израиля.[44] Тут следует заметить, что с самого начала Сентябрьского восстания «Моссад» проявлял к нему вполне понятный интерес и искал контактов с Барзани. Образование курдско-израильского тандема стало вполне естественным, так как оба народа находились в враждебном окружении арабских государств и после вынужденного поворота политики Барзани в сторону США он стал просто необходим обоим государствам.

Тем не менее, до тех пор, пока Барзани было необходимо считаться с арабским общественным мнением и так называемой "прогрессивной общественностью" – он старался соблюдать осторожность и не разглашал фактов своих контактов с евреями. После же возобновления вооруженных действий он стал уже открыто использовать помощь израильских военных инструкторов.[45] Именно в те годы курдами были созданы ряд дееспособных институтов. Например, при содействии иранской шахской разведки САВАК и спецслужб Израиля была создана курдская служба безопасности «Парастин». После 1975 года эта организация значительно сократила масштабы своей деятельности, но в 1990-е годы «Парастин» вновь стала проявлять активность.[46]

Таким образом у противоборствующих сторон Мустафа Барзани – Саддам Хусейн произошла геополитическая рокировка – в назревающем конфликте Багдад теперь опирался на помощь СССР, а Барзани – на США, шахский Иран и Израиль.[47]

Израильский кризис октября 1973 года способствовал восстановлению дипломатических отношений между Ираком и Ираном.[48] Это событие не привело к разрядке в отношениях между двумя странами – шахский Иран по прежнему поддерживал мятежных курдов. В марте 1974 года Иран открыл границы для курдских повстанцев, отступающих из Ирака под натиском правительственных войск. В Иране были созданы военные лагеря для обучения курдских бойцов. В качестве контрмеры в 1975–1978 годах вдоль границы с Ираном был создан так называемый "арабский пояс" шириной 25 км, куда переселялись иракцы арабского происхождения.[49]

Боевые действия в марте 1974 – марте 1975 гг. отличались особой ожесточ¸нностью и масштабом, приняв характер регулярной фронтовой войны. За прошедшие годы Саддам Хусейн резко усилил и перевооружил армию, удвоив количество бронетехники. Со своей стороны, шахский Иран щедро снабжал Барзани тяж¸лым и реактивным оружием. Шах вс¸ более открыто вмешивался в конфликт на стороне курдов. В Иракский Курдистан было откамандированы инструктора и советники из службы безопасности САВАК, для координаций совместных боевых действий пешмерга и иранских военных. 200 тыс. курдских беженцев были размещены в Иране и получали содержание от «Общества Красного Льва и Солнца» (аналог Красного Креста).

ЦРУ скрытно сотрудничало с «Моссад» и САВАК, поддерживая восстания иракских курдов в 1975 году для дестабилизации баасистского Ирака.[50] [51]

В отношении военном, основной удар иракцев вновь был направлен на «дорогу Гамильтона». 8 августа они начали наступление на ревандузском направлении силами тр¸х бронетанковых дивизий общей численностью в 15 тыс. солдат, при 300 танках и 200 орудиях. Курдский фронт был прорван, иракцы вклинились на 100 км, взяли Ранию, Кала-Дизу, Ревандуз и вновь дошли до господствующих над дорогой гор Хиндрин и Зозек, где и были остановлены. Их новое наступление на эти высоты (в октябре) также не увенчалось успехом.

15 сентября курды перешли в наступление разом на трех фронтах (Ревандуз, Киркук и Захо). Они отбили Ревандуз, перерезали дорогу Киркук – Сулеймания и фактически полностью окружили Киркук. На весну Барзани планировал начать широкое наступление. Но ОПЕК не было заинтересованно в обострении отношений между двумя крупными нефтяными державами и при посредничестве этой организации начались переговоры.[52]

В начале 1970-х гг., будучи слишком слабым для того, чтобы военной силой противостоять шахскому Ирану, Саддам Хусейн прибегнул к политике «кнута и пряника», соединяя постоянные усилия по подавлению вновь разгоревшегося курдского восстания с заявлениями о готовности политического решения, адресованными главным образом шаху Ирана, главному стороннику курдов.[53]

В 1974 г. иракские войска предприняли попытку разгромить курдских повстанцев и достигли некоторого успеха, но к осени 1974 года они были остановлены. Иракская армия не смогла перерезать курдские каналы снабжения с Ираном (и Сирией, которая тоже оказывала курдам материальную помощь) и столкнулась с партизанами Барзани, хорошо оснащенными, вооруженными тяжелой артиллерией и ракетами «земля — воздух». Положение иракцев значительно осложнилось, когда в борьбу вступила иранская армия на стороне курдов, зайдя так далеко, что в январе 1975 года на территории Ирака были размещены два ее полка (в качестве зенитчиков, военных строителей и т.д.).[54]

Уверенное заявление Саддама месяц спустя, что «политическая и военная обстановка на севере никогда не была такой благоприятной», следовательно, не могло соответствовать действительности. Угроза режиму Баас со стороны курдов была самой серьезной со времени ее прихода к власти. Непомерная цена восстания — по некоторым оценкам свыше 4 миллиардов долларов — грозила привести страну на грань экономической катастрофы. Для вооруженных сил последствия были не менее тревожными. Как Саддам откровенно признался через несколько лет, потери в живой силе за один год курдской кампании (с марта 1974 по март 1975) превысили 60 000 человек. Ситуация в тылу, по его собственным словам, была столь же отчаянной. Армия страдала от острой нехватки боеприпасов, достигшей немыслимых размеров в марте 1975 года, когда «у воздушных сил осталось всего три бомбы, чтобы сражаться с курдами». И, наконец, что не менее важно, война в Курдистане грозила настроить против режима самое крупное сообщество Ирака — шиитов, которые только благодаря количеству составляли основу вооруженных сил и, следовательно, больше всего страдали от борьбы с курдами.[55]

Фактически, Саддам Хуссейн войну полностью проиграл. Но плоды победы достались не курдам. Дж.Р. Апдайк пишет: «Поскольку иракская армия была на грани краха, а экономика серьезно пострадала, иранский шах практически держал Багдад за горло. Если бы он захотел, он мог бы расчленить Ирак. Если бы он захотел, он мог бы опрокинуть режим Баас. К счастью для Саддама и его соратников, шаху не нужны были их головы до такой степени, как его преемникам-фундаменталистам через пять лет. Все, чего он хотел — это недвусмысленного признания Ираком геополитической гегемонии Ирана в заливе, что конкретно требовало юридического пересмотра правил навигации в Шатт-эль-Араб и некоторых мелких территориальных уступок. Более того, используя курдов как орудие для навязывания своей воли Ираку, шах вовсе не намерен был позволить курдам стать излишне сильными. Так как Иран был обременен своей собственной курдской проблемой, автономный, а тем более независимый Курдистан явно не предвещал ничего хорошего».[56] [57]

Шах, при всей своей военной мощи и честолюбивых планах, представлялся Хусейну разумным, хоть и малоприятным человеком. Конечно, его цели были противоположны национальным интересам Ирака, и достижение оных неизбежно происходило за счет Ирака. Однако, шах не пытался убрать баасистский режим, и его вмешательство во внутренние дела Ирака было ограниченным и предназначалось исключительно для демонстрации военного превосходства Ирана перед Ираком. Как только стремления шаха к гегемонии в Заливе были признаны, можно было заключить сделку (пусть и невыгодную для Ирака) и более или менее рассчитывать, что обе стороны будут соблюдать ее условия.[58]

Саддам Хуссейн понял, что одной из причин его поражения следует считать активную поддержку Ираном курдов и выбросил в сторону Тегерана белый флаг. К осени 1974 года Саддаму Хусейну, казалось, очень хотелось достичь понимания с шахом, которое привело бы к прекращению иранской поддержки курдского восстания. В октябре 1974 года прошла встреча глав арабских государств в Рабате, после которой король Иордании Хусейн I устроил встречу иранских и иракских представителей. Так начались тайные переговоры между двумя региональными державами. Посредником между шахом Мохаммед Реза Пехлеви и Саддамом выступил президент Египта Анвар Садат, который во время встречи с шахом передал ему просьбу Саддама Хусейна о прекращении помощи курдам, а затем в Багдаде передал Саддаму Хусейну условия шаха.[59]

В ходе конференции глав государств и правительств стран-членов ОПЕК, созванной в столице Алжира, по инициативе президента Хуари Бумедьена, в марте 1975 года состоялись две встречи шаха Ирана с Саддамом Хусейном, заместителем председателя Совета революционного командования Ирака. 6 марта между ними было заключено Алжирское соглашение.

В Алжирском соглашении больше уступок сделал несомненно Ирак. Саддам Хусейн шел на все, чтобы умиротворить шаха, признав суверенитет Ирана над половиной Шатт-эль-Араб; шах практически не уступил ни в чем, если только не считать уступкой невмешательство во внутренние дела другого суверенного государства. В Алжирском соглашении Хусейн «купил» неприкосновенность иракской границы, фундаментальный и самоочевидный атрибут государственности, заплатив высокую цену в виде территориальных уступок. Серьезность этих уступок очевидна в свете чрезвычайной важности Шатта, единственного выхода Ирака в Залив, для политико-стратегических и экономических потребностей Ирака. Тогда как у Ирана длинная береговая линия в Заливе, приблизительно 1240 миль, Ирак имеет всего 15 миль. Тогда как у Ирана было пять военно-морских баз на берегу Залива, и некоторые из них вне достижения Ирака, Ираку приходилось рассчитывать только на две военно-морские базы, Басру и Умм-Каср, обе весьма уязвимые для иранской артиллерии.[60]

Согласие Саддама Хусейна на эти весомые уступки отражало его мучительное понимание, что эффективное осуществление внутреннего суверенитета Ирака вообще и его политическое выживание в частности зависело от доброй воли иракского соседа на востоке – шахского Ирана. Оно не было обусловлено давлением арабских стран, направленным на завершение ирано-иракского конфликта, дабы освободить общие ресурсы арабского мира для борьбы с Израилем. Египет, все еще главный арабский враг Израиля, в то время шел ко второму соглашению с Израилем об удалении войск с Синайского полуострова. Сирия, со своей стороны, не только не подталкивала Саддама к разрешению спора с Ираном, но резко осуждала его за подписание соглашения, которое, по ее мнению, включало сдачу арабских земель «Арабистана» (Хузистана).[61]

Шах получил все, что желал: пересмотр правил навигации по Шатт-эль-Арабу и удовлетворение всех своих пограничных притязаний. За это, он обязался прекратить поддержку Барзани.

Вернувшись из Алжира, 12 марта шах пригласил к себе Барзани. На встрече в тегеранском дворце Ниаварана шах, видимо не без некоторой неловкости, заявил: «Я договорился с Ираком ради интересов моего народа и моей страны. Сохранение мира с арабскими странами имеет большое значение, и даже западные страны не могут его игнорировать».[62] Далее шах заявил, что он прекращает всякую помощь Барзани, и пригрозил, что в случае продолжения им войны он закроет границы и будет, в соответствии с новыми обязательствами, оказывать помощь Ираку. Что же касается до Барзани и его пешмарга, то они могут выбирать: либо оставаться в Иране и сражаться до конца в одиночку либо эмигрировать в Ирак. Иракские же власти объявили амнистию всем кто участвовал в восстании. “Вы жили в СССР в течение 12 лет и можете жить в Иране, может быть тогда ситуация изменится”.[63] На этом аудиенция кончилась. Барзани был потрясен до глубины души — его надежный союзник, на которого он опирался в течение стольких лет так легко его «предал» ради таких «ничтожных» интересов. С другой стороны следует отметить, что шах сам не был заинтересован в чрезмерном разгорании курдского национального движения, т.к. побаивался, что к нему присоединяться вассальные ему курды.[64] Мустафа Барзани не мог не понимать, что многолетняя военно-техническая и финансовая поддержка курдского национального-освободительного движения со стороны для шахского режима Ирана имело под собой чисто геополитическое и геостратегическое значение особой важности для шаха, так как «курдский фактор» в Ираке позволял Пехлеви дестабилизировать внутриполитическую ситуацию в Багдаде и пошатнуть панарабский режим партии «БААС», который фактически являлся единственным сильным конкурентом Тегерана в регионе.[65]

Через 48 часов после подписания Алжирского соглашения Иран прекратил свою помощь курдам, и через две недели курдское восстание было подавлено.[66]

В 1975 году, после подавления очередного восстания, иракское руководство начало проводить политику арабизации курдских районов. Десятки тысяч курдов, маронитов (арабских христиан) и персов были насильно выселены на юг страны, а на их территории переселены арабы, ранее проживавшие на юго-западе Ирака. Однако эти мероприятия не привели к должному "умиротворению".[67]

Тем временем, наступление иракской армии продолжалось. Шахский Иран и Турция закрыли границы. Несколько человек, которые пытались найти убежище в Турции, были выданы иракцам, которые их тотчас расстреляли. Весть об этом вызвала панику. В горах скапливались десятки тысяч беженцев. Продовольствие иссякало. 15 марта представитель иранской спецслужбы САВАК явился в Хаджи Омран и предъявил Барзани ультимативное требование прекратить борьбу, грозя в противном случае военным вмешательством Ирана. Барзани оказался в полной изоляции — и географической и политической. В отчаянии он обратился по радио к правительству США, упрашивая его повлиять на Иран. 19 марта он направил Ахмед Хасан аль-Бакру мирные предложения, но в ответ иракцы потребовали безоговорочной сдачи, обещая амнистию. Ничего поделать было невозможно. Барзани вновь собрал руководство и заявил о своем решении прекратить борьбу и просить убежища в Иране.[68]

В результате соглашений с Ираном последний открыл границу и толпы людей хлынули туда, ища спасения от саддамовских карателей. Пешмарга прятали свое оружие и тянулись к пограничным постам. Это был настоящий исход, великое переселение: 200 тысяч человек ушло тогда в Иран. 22 марта иракскую территорию покинул Молла Мустафа. 10 апреля в Иран перебрались все члены партийного руководства. Таким образом прекратило существование государственное образование "Курдистан", а на его месте осталась его пародия в виде "автономии".

Генерал Мустафа Барзани, однако, не прекращал борьбы. Он обратился за помощью к другому соседу Ирака — Сирии. При активной помощи Дамаска (эту помощь Сирия признала летом 1976-го), 1 мая 1976 года началось новое восстание в Иракском Курдистане. Хусейну удалось подавить его относительно быстро — уже к концу месяца. Темпы и масштабы переселения курдов возросли).[69]

Обосновавшись в Иране, многие курдские лидеры не прекращали антииракскую деятельность. Шах счел неуместным подобные действия курдских повстанцев и приказал органам безопасности проконтролировать их политическую активность. Так например, Айюб Барзани, курдский писатель и критик, после подавления курдского восстания в 1975 г., укрылся в Иране, где он подвергался запугиванию со стороны иранских спецслужб (САВАК) и вскоре был арестован. Он покинул Иран в конце 1976 года и попросил убежища в Великобритании.[70]

В скоре в Иране грянула исламская революция, которая свергла шахский режим Мохаммеда Реза Пехлеви. К власти пришли исламские фундаменталисты во главе с аятоллой Рухолла Мусави Хомейни. Новые иранские власти усилили репрессии против курдов внутри страны, одновременно оказывая определенную помощь иракским курдам в борьбе против баасистского Ирака.