Сергей Кузнецовchaskor.ru Удастся ли Багдаду унятьсвою головную боль
Курдская проблема всегда была ахиллесовой пятой любых иракских властей. Помимо важного внутриполитического значения, для Багдада эта проблема имеет еще и ярко выраженную внешнюю составляющую, от которой во многом будет зависеть развитие курдского вопроса в соседних с Ираком странах.
25 июля в Иракском Курдистане прошли парламентские и президентские выборы, на которых прогнозируемую победу одержал блок самых влиятельных партий региона — ДПК (Демократической партии Курдистана) президента Ирака Джаляля Талабани и ПСК (Патриотического союза Курдистана) Масуда Барзани, который набрал 57% голосов избирателей. Барзани был переизбран президентом Курдистана на второй срок, получив поддержку 70% избирателей.
А буквально через неделю с первым своим визитом в регион прибыл иракский премьер-министр Нури аль-Малики для обсуждения насущных и давно назревших проблем в отношениях между центральной властью и курдской автономией. Основными проблемами являются территориальный вопрос и разногласия по поводу нефти.
Именно в Ираке противостояние курдов и центральных властей имеет самую богатую историю из всех четырех стран (Ирак, Иран, Сирия и Турция), где проживает курдское население. Начавшись еще во времена Османской империи, вооруженная борьба курдов с целью создания своего независимого государства со второй половины ХХ века трансформировалась в военно-политическое противостояние центральным властям за предоставление курдам автономии в рамках Ирака. На фоне бурных политических событий, выразившихся в череде переворотов, отношения между властями и курдами претерпевали периоды от обещаний предоставить последним элементы самоуправления до ожесточенных военных действий между отрядами пешмерга и правительственными войсками, которые посылал Багдад для усмирения сепаратистских настроений курдов. Особого накала и драматизма ситуация достигла при правлении Саддама Хусейна. Начавшись за здравие (подписанием 11 марта 1970 года соглашения об автономии курдов), она быстро перетекла в насильственную депортацию курдов с целенаправленной арабизацией северных районов, а закончилась совершенно за упокой (массовыми репрессиями и применением химического оружия).
Если в первые годы после падения саддамовского режима нерешенность курдского вопроса была в тени откровенного хаоса, в который погрузился Ирак, то после относительной стабилизации обстановки за последние два года он вновь дает о себе знать.
Резкое неприятие Багдада вызывает пресловутая 140-я статья конституции Ирака, принятой на референдуме в 2005 году. Согласно этому пункту референдум по статусу города Киркука с его богатейшими нефтяными полями и некоторых других территорий должен был пройти еще до конца 2007 года, однако в указанные сроки провести его не удалось. Учитывая преобладающее в городе курдское население, итоги референдума, когда бы он ни состоялся, выглядят достаточно прогнозируемыми. После того как власти страны смогли сбить накал межэтнического противостояния и разгромить основные силы исламистов, они чувствуют себя гораздо увереннее. При этом, однако, они понимают, что пока не созданы условия для того, чтобы проводить референдум (даже с двухгодичным опозданием). По их мнению, его проведение в настоящее время может только нарушить хрупкое спокойствие и дестабилизировать обстановку.
Сразу стоит подчеркнуть, что разрешение проблем между Багдадом и Эрбилем лежит исключительно в общественно-политической плоскости (бесповоротно ушли в прошлое не только времена самого Саддама Хусейна, но и его способы решения наболевшей проблемы — с помощью репрессий и бомбардировок), и диспозиция сторон на ней заслуживает отдельного комментария.
Нужно признать, что в переговорном процессе инициатива сейчас находится на стороне курдов.
Во-первых, они прекрасно понимают, что бесконечно долго откладывать решение курдского вопроса Багдад просто не может. Слишком высоки ставки в нем. Пожалуй, он даже затмил собой проблему проиранских группировок в стране, которые в последнее время ведут себя непривычно тихо. Временной фактор, давление которого ощущают на себе иракские власти, теоретически может сделать их более склонными к уступкам.
Во-вторых, Нури аль-Малики подвергается сильнейшему давлению со стороны суннитской фракции в парламенте. Сунниты являются даже большими государственниками и сторонниками централизованного государства, чем шииты, и требуют от него не поступаться принципами федерализма (по мнению суннитов, курдская конституция содержит формулировки, которые можно трактовать как сепаратистские, к тому же они занимают очень жесткую позицию по вопросу территориальной принадлежности Киркука). В таких условиях найти золотую середину для иракского премьера (между автономистскими устремлениями курдов и централизаторскими настроениями арабов) становится крайне непростой задачей.
В-третьих, важность вопроса обусловлена нефтяным фактором, плодами которого курды уже вволю успели воспользоваться (Курдистан сам напрямую заключает контракты с зарубежными компаниями). Именно благодаря доходам от экспорта нефти Курдский автономный район наиболее привлекателен с инвестиционной точки зрения и экономически развит. Правда, тут есть одно немаловажное но. Если в течение первых лет после падения саддамовского режима ситуация в сфере безопасности в Курдистане, население которого, кстати, всегда относилось к американцам как к освободителям, была гораздо лучше, чем в остальных частях Ирака, который захлестнули насилие и анархия, то с переломом ситуации, произошедшим два года тому назад, обстановка накалилась (пусть и некритично, но заметно) уже на севере страны. Это можно объяснить тем, что остатки радикальных исламистов, которым было нанесено идеологическое и военное поражение в «суннитском треугольнике», перебазировались в курдские провинции Ирака, обострением обстановки на иракско-турецкой границе и возросшими амбициями проживающих в Курдистане общин туркмен и христиан, также надеющихся не остаться в стороне от предстоящего раздела курдского пирога.
В-четвертых, Киркук — это не Басра, контроль над которой и, соответственно, доходы от экспорта нефти через е¸ терминалы были в руках у уличных банд и шиитских радикалов, воевавших прошлой весной против правительственных войск по принципу «бей — беги» и в итоге уступивших город правительству. Курдские отряды пешмерга (статус которых тоже пока не определен) представляют собой куда более грозную силу. Помимо традиционно высоких боевых качеств, присущих курдам, многие бойцы этого ополчения прошли многолетние испытания боями с саддамовскими регулярными войсками и с иранской армией во время ирано-иракской войны (правда, немало курдских отрядов воевало и на стороне Тегерана). Можно вспомнить, что после падения Багдада в апреле 2003 года Барзани и Талабани отправили в столицу несколько отрядов пешмерга для охраны общественного порядка, которые, в отличие от американцев (не знавших ни местных реалий, ни языка, ни менталитета арабов), со своей задачей вполне справились. Хотя вс¸-таки вероятность вооруженного противостояния между иракскими войсками и курдскими отрядами представляется крайне иллюзорной. Но в любом случае просто так Киркук курды не отдадут. Пожалуй, статус нефтяной столицы Ирака представляет собой самый большой камень преткновения во взаимоотношениях между центральными и региональными властями.
С другой стороны, и для устремлений курдов есть сдерживающие факторы, которые, несомненно, оказывают влияние на их позицию.
Во-первых, это в тоталитарном саддамовском Ираке, у которого с курдами был, как правило, один разговор — силовой, они могли открыто проводить сепаратистскую политику. И если до первой войны в Заливе их устремления сводились к предоставлению автономии внутри Ирака, то с весны 1991 года, после жестокого подавления восстания курдов саддамовскими войсками (это стало своего рода водоразделом в истории отношений между курдами и Хусейном), северные провинции Ирака стали жить, по сути, в отдельном государстве, взятом под охрану ВВС США. Сейчас сложилась совершенно иная ситуация. Оправданий возможным сепаратистским устремлениям лидеров курдских партий в рамках нового государства, где нет саддамовской тирании, не смогут найти не только арабы, но и многие простые курды. Курды и так за время фактического отсутствия действенной центральной власти успели привыкнуть к де-факто широкой автономии, благами которой (особенно теми, которые фонтанируют из-под земли) они вовсю пользуются, и это положение их полностью устраивает. Видимо, Багдаду придется поломать голову над тем, как теперь унять курдские территориальные и политические аппетиты и привести их в соответствие.
Во-вторых, мало того что сама идея гипотетического курдского государства имеет еще более гипотетические шансы на воплощение, так и на ходе самих переговоров между Иракским Курдистаном и Багдадом невольно будет сказываться внешний фактор с сильным турецким оттенком. Если про сирийских курдов вообще мало что слышно (основной внутренней угрозой режиму Асадов всегда были только исламисты, бросившие совсем открытый вызов властям в начале 80-х), а в Иране пик брожения местных курдов пришелся на времена шаха и первые послереволюционные годы, то в Турции курдский вопрос приобрел не меньшую, чем в Ираке, остроту. В этом году исполнилось ровно четверть века с момента начала вооруженной борьбы Рабочей партии Курдистана (РПК) против властей, которая достигла апогея (а заодно и вышла за границы, прич¸м в буквальном смысле слова, внутриполитической проблемы) в начале 2008 года, когда турецкая армия приступила к проведению трансграничных военных операций против своих курдов, привыкших находить укрытие на иракской территории (что, кстати, всегда осложняло отношения Анкары и Багдада). В данной ситуации иракские курды выступили союзниками турецких властей, осудив позицию своих турецких братьев, а Барзани вообще пригрозил бросить подвластные ему отряды пешмерга против укрывшихся в Ираке бойцов РПК. Позиция президента Курдистана, только на первый взгляд странная и нелогичная, на самом деле понятна и прагматична — ему совсем не хочется интернационализировать и усложнять курдский вопрос накануне предстоящих торгов с Багдадом, на ужесточение позиции которого может повлиять рассерженная Анкара. И не случайно, наверное, что отношение турецких властей к курдскому вопросу за последний год заметно эволюционировало — Анкара, похоже, дозрела до понимания того, что исключительно военными методами проблему своих юго-восточных провинций, населенных курдами, не решить. Совсем недавно турецкий премьер-министр инициировал разработку проекта реформ в вопросе так называемого курдского продвижения и впервые встретился с главой легальной прокурдской Партии демократического общества (ДТП) Ахметом Тюрком. Итоги встречи обе стороны оценили как очень позитивные и многообещающие.
И в-третьих, лидер ДПК Джаляль Талабани, занимающий пост президента Ирака. Он не только не может и не будет потворствовать центробежным тенденциям, направленным на дезинтеграцию страны, но и станет, наоборот, уравновешивать сепаратистские устремления и оказывать благотворное влияние на те силы в курдском движении, которые совсем уж оторвутся от реальности со своими чересчур завышенными требованиями по автономии.
В ходе переговоров, которые, естественно, не будут ни легкими, ни тем более быстротечными, самим курдам предстоит ответить на главный вопрос — кем же они в действительности являются: хитрыми эгоистами, умело пользующимися объективными проблемами и относительной слабостью иракских властей, или же патриотами своей страны, интересы которой для них не являются пустым звуком?
Хочется надеяться, что, несмотря на непростую и подчас трагичную судьбу своего народа и, быть может, подспудное желание реванша с Багдадом, они считают себя в постсаддамовском государстве прежде всего гражданами Ирака, а только потом курдами.