Переговоры с Ираном в формате «П-5+1» возобновятся 21-22 января. Для тех, кто не привык воспринимать туманный жаргон мира дипломатов, это значит, что в переговорах будут участвовать делегации пяти постоянных членов Совета безопасности ООН (то есть США, Великобритании, Франции, Китая и России), а также Германии, поэтому такое название — «П-5+1». Эти шесть стран будут вести переговоры с седьмой — Ираном. Встречи пройдут в Стамбуле под эгидой восьмой страны — Турции. Причем турки говорят, что встречу на своей территории проведут, но посредничать не будут. Туркам будет слишком сложно выступить в этой роли.
Иранцы, конечно же, многому научились у Северной Кореи, которая превратила свой атомный проект в ловушку, заставившую пять великих держав (США, Китай, Японию, Россию и Южную Корею) относиться к ней как к равноправному партнеру. Для Северной Кореи, чьи насущные задачи после развала Советского Союза и втягивания Китая в систему международной торговли свелись к простому выживанию, отношение к себе как к серьезной державе должно было стать крупным достижением на ниве дипломатии.
Этого удалось достичь с помощью самой угрозы появления ядерного оружия. Если вспомнить о том, что экономика Северной Кореи находится в наиплачевнейшем положении даже по меркам третьего мира, а состоятельность ее как ядерной державы отнюдь не доказана, то можно считать немалым достижением то, что ее теперь упрашивают начать переговоры пять великих держав, а она им то отказывает, то поддается на уговоры.
Иран воспользовался моментом
Иранцы угодили примерно в такое же положение. Из всех участников Иран — однозначно самая слабая страна, но они создали такую динамику, в которой шесть самых сильных стран мира не только сидят с ним за столом переговоров на равных, но еще и нередко упрашивают. С очевидного благословения остальных седьмая крупная держава — Турция — позиционировала себя как страну, способную организовать и, возможно, посредничать на переговорах между США, Великобританией, Францией, Россией, Китаем и Германией с одной стороны и Ираном — с другой. Расклад настолько необычный, что я не мог удержаться и повторил его снова.
Никто не устраивает в отношении Северной Кореи никаких военных акций оттого, что она представляет собой досадную помеху, а не угрозу, даже с учетом артиллерийских орудий, нацеленных на Сеул (неподвижные артиллерийские позиции представляют собой прекрасные мишени для ВВС США). Проблема решается переговорами и отдельными случаями предоставления помощи. Позиция Ирана куда как более значительна, и дело не исчерпывается возможным появлением у него ядерного арсенала. Если США уйдут из региона, Иран станет самой мощной державой Персидского залива в плане неядерных вооружений, причем вне зависимости от того, будут ли в его распоряжении ядерные. Учитывая, что США официально обязались уйти из Ирака к концу этого года, Иран станет еще гораздо более могущественным.
Насущная задача, стоящая перед режимом Северной Кореи, — выживание. Амбиции Ирана, конечно, включают в себя сохранение текущего режима, но выходят и далеко за его пределы. Собственно говоря, если для режима и существуют какие-то опасности, то исходят они не извне, а изнутри Ирана, причем ни одна из них не серьезна настолько, чтобы вызвать в Иране смену режима. Таким образом, Тегеран озабочен не столько сохранением власти, сколько ее укреплением. Перед Ираном разворачиваются исторические перспективы, и Иран хочет воспользоваться моментом без того, чтобы погрузиться в пучину войны.
Вывод американских войск из Ирака — это первый шаг. Влияние США на Ирак идет на убыль, а влияние Ирана усиливается. На прошлой неделе в Ирак или Ирана вернулся Муктада ас-Садр. Он был лидером мощного проиранского и антиамериканского военного движения в Ираке и покинул страну четыре года назад, активно преследуемый американскими войсками. Конечно же, решение вернуться в страну он принимал не в одиночку. В принятии решения участвовал и Иран, и момент был выбран идеально.
Теперь у власти в Ираке номинально независимое правительство во главе с премьером Нури аль-Малики, по всем параметрам — сторонником Ирана, и возвращение Муктады в процессе ухода американцев ставит его правительство в сложное положение, в то время как противодействие этому со стороны США вместе с уверенностью в союзниках в Ираке ослабевает.
Что делать США?
Перед США стоит исключительно важный выбор. Если вывод войск из Ирака будет продолжен, Ирак продолжит превращаться в государство-сателлит Ирана. Конечно, даже в среде шиитов есть и антииранские элементы, но скрытая мощь и открытое влияние Ирана вкупе с военным присутствием вблизи границ негативно скажется на способности Ирака к сопротивлению. Если Ирак станет союзником или сателлитом Ирана, то иракско-саудовская и иракско-кувейтская границы по сути превратятся в границы этих стран с Ираном.
В психологическом отношении в регионе возникло такое понимание, что США не имеют особого желания сопротивляться Ирану. Попросив американцев разобраться с иранцами (и не добившись от них согласия), саудиты теперь вынуждены как-то договариваться с Ираном. Другими словами, обладая самой стратегически выгодно расположенной из ближневосточных стран — Ираком — Иран получит возможность стать господствующей державой на Ближнем Востоке и в то же время изменить всю политическую ситуацию на Аравийском полуострове.
США могут вовсе не выводить войск из Ирака или вывести их оттуда лишь частично, но речь зашла о войне, а не о символике. Двадцать тысяч американских солдат (а вывод войск продолжается), размещенные в стране в качестве инструкторов и помощников и сопротивляющиеся проявляющим самоуверенность проиранским военизированным элементам, — это недостаточно. Ведь различные воинствующие элементы совершенно не постесняются нападать на американских солдат, дипломатов и работников гуманитарных организаций, зачастую работающих мелкими группами, разбросанными по стране.
США не могли контролировать Ирак даже силами 170 тысяч солдат, а сокращение из численности до 50 тысяч или до еще меньшего числа приведет лишь к увеличению потерь среди американцев, если иранцы решат идти по этому пути. А потери эти не будут сопровождаться надеждой на успех ни в военном, ни в политическом смысле. Если предположить, что США не готовы к резкому усилению своего контингента войск в Ираке, то у иранцев появился исторический шанс.
Ядерный вопрос не так уж и важен. Сейчас израильская сторона заявляет, что Ирану осталось от трех до пяти лет до получения ядерного оружия. Возможно, дело в том, что Агентство национальной безопасности США или еще какая-либо спецслужба внедрила в иранские центрифуги компьютерных червей, возможно, в том, что, как мы уже писали, создание ядерного оружия — это на самом деле очень длительный и трудный процесс, но в чем бы дело ни было, израильтяне свое давление на Иран снизили, причем сделали это публично.
Давление теперь исходит со стороны Саудовской Аравии. Как уже писал Stratfor (и подтвердили WikiLeaks), именно саудиты сейчас настаивают, чтобы США нажали на Иран, причем не из-за ядерного оружия, а из-за сдвига в балансе сил в точки зрения обычных вооружений.
Иран, конечно, легко переживет уничтожение оружия, которого у него нет. Бояться ему нужно другого: что США начнут обычную воздушную войну и нанесут большие потери его обычным войскам, в особенности флоту и бронетехнике. Уничтожение военно-морской мощи Ирана станет критическим событием, поскольку самый мощный ответный ход, который может совершить Иран, — это усеять Ормузский пролив минами, противокорабельными ракетами и огромным количеством техники, управляемой самоубийцами, из-за чего был бы перекрыт весьма существенный канал поставок нефти, проходящий по этому проливу. Подобное событие уничтожит надежды на восстановление мировой экономики. Именно таков был бы «ядерный» сценарий действий Ирана.
Иранцы также понимают, что воздушная война — в отличие от борьбы против повстанцев — это сильное место Америки. Способностей США уничтожить обычную армию Ирана в затяжной воздушной войне они не недооценивают, а без обычной армии Иран не будет значить почти ничего. Следовательно, перед Ираном стоят две насущные задачи: во-первых, надо сохранить сильную позицию на переговорах, обеспечиваемую наличием у него «ядерной карты», а во-вторых — избежать начала воздушной войны США против обычной армии Ирана.
На кону в этой дискуссии стоит ни много ни мало будущее всего Аравийского полуострова. Иранцам не нужно осуществлять военное вторжение, чтобы изменить всю ситуацию в регионе — достаточно лишь иметь возможность его осуществить. Тогда вопрос сохранения режима для Ирана снимется, а для Саудовской Аравии — возникнет. Американские войска в Кувейте, конечно, помогут, но общего расклада не изменят. Саудиты поймут, что, уйдя из Ирака, США вполне смогут уйти и из Кувейта.
Стоящая перед саудитами необходимость разобраться с Ираном будет огромной, ведь им нужно застраховать сделанную ими ставку на США. Что касается размещения войск в самой Саудовской Аравии, то тут риски накладываются друг на друга, поскольку подъем «Аль-Каиды» объяснялся именно присутствием американских войск в Саудовской Аравии во время операций «Щит пустыни» и «Буря в пустыне».
Таким образом, на вид выбор состоит в том, чтобы или смириться со сдвигом баланса сил в регионе в пользу Ирана, или обратить вспять процесс вывода войск из Ирака, или попытаться уничтожить обычные войска Ирана, в то же время не допустив перекрытия им поставок нефти из Персидского залива. С точки зрения американцев все три варианта довольно неприятны. Если позволить Ирану усиливаться и дальше, то в будущем могут возникнуть и новые опасности. Активно применять силу в Ираке, возможно, не удастся вовсе из-за количества войск, занятых в настоящее время в Афганистане. В любом случае, если процесс вывода войск из Ирака обратится вспять, то это в лучшем случае создаст препятствие, да к тому же недостаточно мощное, чтобы навязать Ираку или Ирану свою волю.
Конечно, есть вариант с поддержанием и дальнейшим ужесточением режима санкций. Проблема, однако, в том, что даже американская сторона предусмотрела в этом режиме крупные «дыры», а китайцы и русские (как, впрочем, и европейцы), с удовольствием вообще их саботируют. США поместили Иран в блокаду, но значительная часть импортных товаров поступает в Иран по земле (в частности, бензин идет из России), а для введения по-настоящему эффективной блокады пришлось бы перехватывать торговые суда из Китая, России и прочих стран мира. США, конечно, могут разбомбить нефтеперерабатывающие заводы Ирана, но тогда иностранные государства просто будут продавать ему больше бензина. Я не верю в эффективность санкций в целом; конечно, вред для страны от них ощущается, но из-за них в Иране режим не сменится, да и от своего шанса иранцы отказываться из-за них не будут. Многие проблемы, вызванные режимом санкций, иранцы смогут решить, закрепившись в Ираке. А саудовцы заплатят за нужный им мир столько, сколько потребуется.
Европейцы, пожалуй, не сходятся друг с другом во мнениях ни в чем, кроме одного вопроса: им не нужны перебои с поставками нефти из Персидского залива. Если США смогут гарантировать удачный исход бомбардировок, то немцы и французы в частном порядке поддержат их, хотя на словах будут осуждать американский империализм. Китайцы придут в ужас от того, в какую опасность их поставят действия США. Им нужна ближневосточная нефть, но они очень рады тому, как увязли на Ближнем Востоке США, чтобы не слишком волноваться по поводу конкуренции с их стороны в прочих регионах мира. Наконец, русские получат выгоду от взлетевших цен на энергоносители и от того, что США увязнут в очередной войне. Для русских, в отличие от европейцев и китайцев, перспектива нападения на Иран приемлема.
Следовательно, вот кто будет участвовать на следующей неделе на переговорах: американцы, болезненно осознающие, что их начинания при всех многообещающих перспективах зачастую приводят к провалу; европейцы и китайцы, которым нужно неопасное решение долгосрочной проблемы; и, наконец, русские которым надо создать впечатление, как будто от них есть польза, но в то же время они надеются, что США опять вмешаются в ход событий и цены на энергоносители опять взлетят. Кроме того, есть иранцы, которые хотят избежать войны, но не хотят отказываться от шанса заполучить то, к чему они стремились еще до исламской революции 1979 года, — то есть господство в Персидском заливе.
Ставка турок
Есть еще и турки. Они выступали против нападения США на Ирак, потому что предвидели провал попытки создать в Багдаде жизнеспособное правительство и разрушение баланса сил, существовавшего между Ираком и Ираном. Кроме того, турки не хотели втягиваться в дела юга, исключая борьбу с угрозой, исходящей от турецких курдов, действующих с территории Ирака. В то же время Турция в то время брала на себя роль как ведущей державы исламского мира, так и связующего звена между исламским миром и Западом, в особенности — США.
Учитывая это, турки взяли на себя роль организаторов переговоров между группой «П-5+1» и Ираном. США были особенно сильно недовольны последними действиями Турции, совпавшими по времени с наложением группой «П-5+1» санкций. Турки вместе с бразильцами договорились о схеме перевода ядерных материалов из Ирана, но Западу эта схема показалась неудовлетворительной. Реальность, однако, такова, что США оказались неготовыми к той роли, которую реально и в одностороннем порядке сыграли тогда Турция и Бразилия. С тех пор страхов перед ядерной угрозой поубавилось, санкции, как оказалось, привели лишь к ограниченному успеху, и то в лучшем случае, а США остался всего год до ухода из Ирака, тогда как участие в боевых действиях ими полностью прекращено. Теперь США лишь приветствуют новую роль Турции. Иран тоже. А остальное уже неважно.
Теперь свой выбор должны сделать турки. Конечно, готовность к участию в переговорах в качестве нейтральной стороны — это отлично, но самый важный участник процесса, то есть Саудовская Аравия, за столом переговоров не представлен. Турция хочет играть главенствующую роль в исламском мире, в то же время не слишком сильно рискуя с точки зрения вооруженных сил. Таким образом, проблема турок не столько в том, чтобы сблизить США с Ираном, сколько в том, чтобы сблизить с Ираном Саудовскую Аравию, а сделать это исключительно сложно не только из-за религиозного вопроса, но и из-за того, что Иран хочет стать господствующей силой в регионе, а Саудовская Аравия этого крайне не хочет. Проблема для Турции в том, чтобы привести к мирному исходу фундаментальную проблему региона, то есть отношения между персами и арабами.
Ядерный вопрос — это очень просто, потому что конкретно сейчас он не очень важен. Будущее же Ирака — важно прямо сейчас, к тому же это неопределенный вопрос. США хотят уйти, а это дает Ирану союзника. Проиранский Ирак одним своим существованием будет бросать вызов реальности в том виде, в каком ее привыкла видеть Саудовская Аравия. Если Турция намерена играть конструктивную роль, то ей придется искать такой вариант, при котором будут удовлетворены три потребности. Первое: организовать уход США, поскольку оставаться в Ираке и продолжать нести потери — это неприемлемо, это кончится мало кому нужной воздушной войной. Второе: ограничить степень контроля Ирана над Ираком, гарантировав соблюдение интересов Ирана в Ираке, но в то же время не позволяя ему полностью контролировать страну. Третье: убедить Саудовскую Аравию, что та степень контроля над Ираком, которая будет позволена Ирану, не поставит под угрозу их интересы.
Если США уйдут из региона, единственным способом предоставить все эти гарантии для Турции станет активное явное и тайное участие турецких войск в создании противовеса влиянию Ирана. Турция как региональная держава в последнее время находится на подъеме, и вскоре ей придется столкнуться с необходимостью нести издержки могущества. Турки могли бы попросту вступить в союз с иранцами или с саудитами, но эти стратегии не улучшат ситуации с безопасностью в долгосрочном периоде.
Турки не хотят воздушной войны против Ирана. Не нужен им и хаос в Ираке. Выбирать между арабами и персами они тоже не хотят. Гегемония Ирана в регионе туркам тоже не на руку. Есть много вещей, которые не по нраву туркам. Вопрос вот в чем: а что им по нраву? И на какой риск они готовы пойти, чтобы заполучить желанное? Главный риск, на который им придется пойти, — это Ирак, где им нужно ограничить, но не заблокировать влияние Ирана и создать угрозу для него на случай, если он слишком далеко углубится на Аравийский полуостров. Сделать это можно, но в последнее столетие (последние столетия) турки действовали иначе. Времена изменились.
Оказывать влияние на дела в регионе — это не абстракция. Это сложный и неприятный процесс выстраивания баланса между противоречащими друг другу интересами с целью предотвращения возникновения более серьезных угроз интересам страны в долгосрочном периоде. Обозначив себя как организатора переговоров между США, Великобританией, Францией, Китаем, Россией и Германией с одной стороны и Ираном — с другой, Турция теперь должна принять простое решение: или просто предоставить стол для переговоров, или повлиять на их исход и гарантировать выполнение.
Как уже поняли на своем опыте американцы, благодарить их за это никто не будет, и лучших советчиков, чем они сами, у них тоже не будет. Единственная причина активизации в роли посредников на переговорах с участием группы «П-5+1» — это то, что стабилизация в регионе и поддержание баланса сил между персами и арабами будет в национальных интересах Турции. Но для внутриполитической культуры Турции это будет серьезнейший сдвиг. К тому же — неизбежный. Если он не произойдет сейчас, то произойдет позднее.
Джордж Фридман (George Friedman), ("Asia Times", Гонконг)