Павел Шехтман, Kurdistan.Ru В последние месяцы в двух странах, которые с большей (в одном случае) или меньшей (в другом) долей основания, но все-таки относят к европейским - происходят показательные для сравнения процессы. В Бельгии длится многомесячный правительственный кризис, вызванный победой на выборах сепаратистской партии "Новый фламандский альянс", в результате чего предметом дискуссии становится уже само единство страны. В Турции же, идут длительные дискуссии по вопросу об образовании на курдском языке - родном языке для значительной части населения страны. Параллельно обсуждаются темы: можно ли выставлять ценники на курдском языке и присылать на том же языке коммунальные счета; курдоязычные (точнее, двуязычные и многоязычные) вывески то вешаются, то снимаются по решениям судов; в довершение картины, в Диярбакыре судят избранных мэров курдских городов, которым судья запретил выступать в суде на родном языке; равным образом общенациональный скандал вызвали и попытки говорить на курдском языке в здании парламента.
Забавно, что при этом противники использования курдского языка в Турции апеллируют к "ужасам" Бельгии. "Взгляните, до чего доводит этнический национализм!" - говорят они. (Турецкий национализм они, в своем воображении, считают не этническим, а исключительно гражданским). "Неужели вы хотите, чтобы и у нас было так же?"
От чего же, собственно, предостерегают турок? - могли бы поинтересоваться курды. Неужели в Бельгии еще хуже, чем в Турции? Быть может, там взрываются бомбы, происходят вооруженные столкновения между силами безопасности и фламандскими боевиками? Быть может, там судят избранных народом мэров фламандских городов? Быть может, на улицах бельгийских городов происходят массовые беспорядки, в ходе которых фламандские дети забрасывают камнями полицию, а их за это сажают в тюрьмы на сроки, превышающие срок прожитых ими до сих пор лет? Что, вообще, происходит в Бельгии, в чем причина происходящего и где лежит опасность, если она вообще есть?
При том, что почти для двух третей бельгийцев родным языком считается фламандский (нидерландский), в XIX веке этот язык находился в немногим лучшем положении, чем курдский в нынешней Турции. Правда, он никогда не был запрещен, но был совершенно изгнан из государственной и общественной сферы и считался "деревенским" языком, тогда как официальным языком и языком образованных классов был французский. Интересно, что такое положение сложилось вовсе не в результате того, что валлонское меньшинство навязало свой язык и культуру фламандскому большинству. Оно сложилось в результате революции против голландского владычества (1830 года), в ходе которой фламандцы совместно с валлонами восстали против родственных им по языку голландцев. Это объяснялось тем, что региональная и религиозно-культурная (бельгийцы - католики, голландцы - протестанты) идентичности в те времена преобладали над языковым. К этому следует добавить разницу в статусе двух языков: если французский был мировым языком, то фламандский - совокупностью диалектов, использовавшихся главным образом для устного общения. Неудивительно поэтому, что даже такой патриот и певец Фламандии, как Шарль де Костер, писал по-французски. К этому следует добавить социально-экономический момент: в отличие от нашего времени, в XIX веке валлонский юг был экономически развит гораздо более фламандского севера, и элита Бельгии была по происхождению прежде всего валлонской.
Эпоха романтизма и национализма принесла с собой подъем фламандского самосознания, и фламандский язык стал шаг за шагом отвоевывать себе позиции. Фламандские националисты создавали собственные политические партии, занимали позиции в местных органах власти и оказывали давление на Брюссель с целью изменения языкового законодательства. После 1878 г. он фламандский язык признан в качестве второго государственного.
Однако борьба между фламандцами и валлонами продолжалась и спустя почти столетие, в 1968 г., по второстепенному вроде бы вопросу - вопросу о языке преподавания в Лувенском университете - разразился общенациональный кризис, который впервые поставил под вопрос единство страны. Выход из кризиса был найден в том, что страну превратили в федерацию (1980 г.), разделив на три автономных региона: фламандский, валлонский и Столичный Брюссельский (с двуязычным населением). Одновременно бельгийцы, по принципу национально-культурной автономии, были разделены на три языковых сообщества: фламандское (оно же нидерландское), французское и немецкое. В круг компетенции регионов входят экономика, публичные работы (например, дорожное строительство) и т.п., тогда как в круг компетенции властей языкового сообщества - культура, образование и «вопросы, связанные с личностью». К последним относятся СМИ, здравоохранение и молодежная политика а также некоторые социальные вопросы. Эта схема, на первый взгляд, идеально разрешает все национальные проблемы и притязания. Однако дальнейшее напомнило, что демократия сама по себе - это вовсе не разрешение общественных конфликтов, а лишь набор цивилизованных способов из разрешения. Конфликт между фламандцами и валлонами никуда не делся, тем более что он получил новую экономическую подоплеку: теперь уже фламандцы не жалуются на засилье богатой Валлонии во всех сферах жизни, как это было раньше, а наоборот, на необходимость кормить бедную Валлонию за счет доходов богатой Фландрии. Такова экономическая подоплека фламандского национализма, который, как кажется, теперь открыто взял курс на раздел Бельгии. Кстати, в самой Фландрии этот национализм был удачно спародирован "партией" "Новый гентский альянс", выдвинувшей требование независимости Гента и защиты гентской культуры от западных фламандцев: последние должны выучить гентский диалект под угрозой депортации. Во время местного музыкального фестиваля, партия провозгласила независимость Гента и короновала его императором директора местного музея современного искусства, после чего с сознанием выполненного долга самораспустилась.
Такова бельгийская реальность, которая используется в Турции не как пример для подражания, а как страшилка. Казалось бы, естественная идея - что проблемы, связанные с правительственным кризисом и даже с перспективой мирного "развода" двух языковых сообществ все-таки предпочтительнее проблем, связанных с вооруженными столкновениями, длительными тюремными сроками и т.п. "радостями" турецкого образца. Беда, однако, в том, что многие турки не понимают причинно-следственной связи между тем, что они называют "поддержанием единства страны", и тем, что они же называют "проблемой терроризма". И речь здесь идет даже не об оголтелых националистах из "Партии националистического движения" (ПНД) и их электорате. Речь идет о вполне либерально настроенных представителях господствующей нации, в представлении которых, однако, курдский (как и любой другой) этнический национализм - вредная и малопонятная блажь, и которые ставят на одну доску ПНД и курдскую Партию мира и демократии (БДП). Здесь действует логика пословицы: "сытый голодного не разумеет". Люди, которые воспринимают как нечто естественное, что их родной язык является государственным, что институты их государства поддерживают их национальную культуру - не хотят или не могут поставить себя на место людей, который всего этого лишены, которые в школе учились на непонятном для них языке, и были вынуждены каждое утро присягать в лояльности чужому для них народу. К этому следует добавить еще один немаловажный момент. Турция прожила целое столетие под угрозой раздела и колонизации, и эта угроза едва не осуществилась после Первой мировой войны. Страх перед разделом - "родовая травма" Турецкой республики, навязчивая идея турецкого национализма. С точки зрения традиционного националистического сознания раздел представляется апокалипсисом, крушением мира, и предвестие этого апокалипсиса турецкие националисты видели в каждом курдском слове, сказанном публично. Возникает естественный вопрос: не рано ли стране, в которой существуют такие проблемы и обсуждаются такие вопросы, как в Турции, вообще говорить о евроинтеграции? Быть может, о вступлении Турции в ЕС резонно будет говорить только тогда, когда дискуссия по темы: следует ли позволять курдам учиться на родном языке и рассылать на этом языке счета за воду, будет наконец закрыта за отсутствием темы для обсуждения. Подобно тому как сейчас в США, например, никто не обсуждает вопроса: следует ли позволять неграм садиться в общественном транспорте на любое место, или только на специально отведенные?