новостной сайт о событиях в курдском регионе

Курдская история последнего столетия во многом представляет собой историю националистических и социалистических идей, при этом вступавших между собой в самые причудливые комбинации. Вообще, национализм старше социализма; ранее социализма он проник и на Восток, в частности к курдам. До 1930-х гг. курдское движение было чисто националистическим; в этом оно было похоже и на другие ближневосточные движения. Социализм тогда только начинал проникать в регион, и традиционно настроенные массы встречали его в общем враждебно; в качестве курьеза можно отметить, что в 1920-е годы палестинские арабы обвиняли перед английской администрацией сионистов в том, что последние пытаются распространять социализм и коммунизм в арабской среде.

Перелом происходит в 30-е – 40-е годы; в 1950-е годы в большинстве ближневосточных стран быть националистом означало быть социалистом.
По сути дела, и национализм, и социализм, как и всякая идеология, предлагает свою утопию – т.е. образ идеального будущего. Национализм обещает гармонию, наступающую с установлением национального единства и построением сильного независимого государства; социализм обещает разрешение всех противоречий, свойственных современному капиталистическому обществу, и установление царства социальной справедливости. На Востоке националисты начала ХХ века полагали, что создание сильных государственных структур само по себе способно решить проблемы их обществ; однако слабость и зависимость новых государств, их экономическая и социальная отсталость, порождаемое всем этим чувство национального унижения и социальной несправедливости – привели восточные общества к идее о коренной перестройке всей социальной системы как пути достижения, прежде всего, национального благосостояния и могущества. В такой ситуации родились насеризм, баасизм и, наконец, та форма курдского национализма, которая была представлена иранской и иракской ДПК. При этом, нередко, в рамках одной партии шла борьба между “правыми” прагматиками-националистами и “левыми” идеологами-социалистами; в иракско-курдском движении это привело к расколу 1964 года и образованию ПСК в 1975 году (при чем внутри самой ПСК немедленно воспроизвелся этот конфликт).

В этой же парадигме притягательным оказался и радикальный вариант социалистической идеи, т.е. коммунизм. При этом наиболее притягательным он казался для представителей меньшинств, которые надеялись радикально изменить свой статус в новом, коммунистическом обществе; неудивительно, что курды оказались в числе наиболее активных коммунистов и поныне возглавляют, например, Компартию Ирака и Сирии. При этом коммунисты, чье сознание было насквозь утопичным, обладали способностью просто “снимать” в своем представлении многие важные национальные проблемы, успокаивая себя тем, что с победой социализма все это автоматически потеряет значение. Мустафа Барзани, хорошо знавший психологию коммунистов, любил повторять, что для них “интересы социализма всегда будут выше интересов Курдистана”. И действительно, в 1974-1975 годах иракские коммунисты, возглавляемые этническим курдом, поддержали Саддама Хусейна в его войне против курдов – потому что так приказала Москва и этого требовали интересы коммунистического движения - т.е., в представлении коммунистов, интересы торжества коммунизма, который один может дать счастье курдскому народу.

К концу ХХ века левая идея выдохлась. Она перестала быть утопией, освещающей будущее, и стала в лучшем случае традицией. Европейские социалисты, вместо земного рая, построили попросту вариант рыночного общества с высокими социальными гарантиями и высокими налогами - вариант, подвергающийся серьезной критике со стороны экономических либералов за свою экономическую неэффективность и отсутствие мотиваций к труду, развитию и инновациям. Коммунизм себя полностью дискредитировал. Что же касается до переднеазиатских режимов, строившихся под флагом социализма, то на первых порах они провели некоторые необходимые и полезные социальные реформы, но в конечном итоге вместо социальной справедливости и национального величия дали образцы отсталых, сильно огосударствленных экономик, с низкой экономической эффективностью, низким уровнем свободы и качества жизни и чудовищной коррупцией.
В этой ситуации, прежняя социалистическая риторика просто потеряла смысл. Показательно, например, что хотя после 2000 г. иракская ДПК не отказывалась от своей социалистической программы и сохраняла статус наблюдателя в Социнтерне, фактически экономическая политика, осуществлявшаяся кабинетом Нечирвана Барзани, не только не носила ничего общего с социализмом, но была типично либеральной, даже ультралиберальной. Летом 2009 года, когда готовилась смена кабинета, публицисты ставили Нечирвану в вину негативные последствия его политики и выражали надежду, что Бархам Салих исправит перекосы, введя более жесткое государственное регулирование и государственную поддержку производства и защитив таможенными мерами отечественного производителя.

Читатель этих статей мог бы вообразить, что в Курдистане, совсем как в Европе, идет какая-то борьба между правой и левой партиями, каждая из которых имеет свою экономическую идеологию и программу. Увы, политическая жизнь в Курдистанском Регионе вращается вокруг совершенно других вопросов. Не только ДПК и ПСК не имеют каких-то конкурирующих экономических программ, но и оппозиция не смогла представить ничего (за вычетом программы борьбы с коррупцией), кроме требований повышения выплат и одновременно снижения налогов. Иными словами, оппозиция думает не об организации экономики, а исключительно о разделе нефтяных денег, направляемых из Багдада.
Справедливости ради надо заметить, что на Западе роль борцов против системы за социальную справедливость, ранее принадлежавшую социалистам, ныне играют антиглобалисты. Но антиглобализм и “альтерглобализм” отражают проблематику западного постиндустриального общества, т.е. общества, гораздо более продвинутого, чем общество Ближнего Востока; для нынешних жителей Курдистана они так же не актуальны, как не был актуален для них социализм во времена Маркса.

Особняком на этом фоне стоят курды Турции. Поскольку Турция – страна прозападная и член НАТО, неудивительно, что протестную курдскую молодежь привлекали именно крайне левые идеи. Рабочая партия Курдистана вышла, как известно, из этой традиции. Однако, по большому счету, вовсе не левая идеология определяет специфику этой партии. В сущности, идеологию партии определить вообще трудно, потому что она уже несколько раз меняла стиль своей риторики. Однако у партии остаются некоторые специфические качества, которые с одной стороны сплачивают ее и делают мощной боевой силой, с другой же стороны, во многом затрудняют ее нормальное функционирование в курдском обществе. Условно это качество можно определить как радикализм.
Радикализм, нетерпимость, притязания на владение окончательной истиной и стремление к физическому уничтожению инакомыслящих и конкурентов – вообще явления, нередкие в курдском движении. Они необязательно связаны именно с левыми группами, хотя среди левых групп расцвели особенно, так как получили идеологическое обоснование. В значительной степени это коренится в курдской культуре: в ХХ веке на политическую группу оказались перенесены стереотипы кланово-племенной лояльности, что дополняла культура насильственного разрешения конфликтов. Условно говоря, вооруженные столкновения между политическими группами оказались (на новом этапе) неким вариантом межплеменных войн. У иракских курдов эта культура казалась преодоленной, но в последние два года дала новые рецидивы, связанные, что характерно, с бывшей ультралевой фракцией ПСК, выделившейся в движение “Горран”. Что же касается РПК, то ее радикализм не был в крайней степени идеологически мотивирован, ибо партия изначально предлагала своим последователям довольно яркую утопию, соединявшую коммунистические и националистические характеристики и определявшуюся лозунгом “единый, независимый, демократический Курдистан”. Предполагалось, что будет построена новая страна с новой нацией (апочисты в качестве культурной политики в значительной степени занимались тем, что антропологи называют “строительством” и даже “изобретением” нации) и абсолютно новым, идеальным обществом, представляющим что-то вроде рая на земле. В этом смысле, апочизм был движением столько же религиозным, сколько политическим. Партия являлась чем-то вроде христианского монастыря, вступая в который, человек умирал и рождался заново, целиком посвящая себя служению новому божеству - идеологии; не зря членам РПК, как монахам, была запрещена половая жизнь. В социальном отношении, апочизм был ориентирован на маргинальные элементы, не нашедшие достойного места в обществе (что в ситуации Турецкого Курдистана было обычным делом). Интеллигенция и буржуазия относились к апочизму настороженно; оказывая поддержку из патриотических соображений или просто из страха, пренебрежительно относились к его идеологическим постулатам и сопротивлялись попыткам их навязывать. Наконец, апочизм возбудил против себя традиционно настроенные слои курдского общества, тем более, что в начале своего существования он довольно решительно объявил войну “муллам” и “феодалам”, от которых, как предполагалось, и происходят все беды курдского народа. За время своего существования, апочизм проделал серьезную, хотя и неоднозначную, эволюцию. При этом, внутри движения (как и внутри других курдских движений) постоянно боролись два крыла: идеологическое (принимавшее прямо тоталитарный характер) и прагматически-националистическое. Последний пример мы видим из сводок новостей: почти сразу же после возмутительных угроз “ястребов освобождения Курдистана” видным курдским культурным деятелям следует сообщение, что Партия мира и демократии (как всем известно, аффилированная с РПК) образует широкий избирательный блок со всеми курдскими движениями и лидерами, включая сюда и исламиста Алтана Тана, и "феодала" Шарафеддина Эльчи – развитие, которое еще недавно могло показаться невероятным. А между тем именно это – т.е. объединение всех национальных сил на единой основе, под единым знаменем курдского национализма – и указывает путь к победе. В этом смысле, курдам следует использовать опыт сионистского движения: как известно, Сионистская федерация включала в себя социалистов и правых, ортодоксальных верующих и атеистов – всех, кто признавал идею создания еврейского государства, оставляя их спорить сколько угодно внутри этой структуры. Парадокс в том, что сейчас среди курдов нет таких острых идеологических противоречий, какие были, например, между правыми и левыми сионистами – в XXI веке острота социальных идеологий сгладилась. Только групповые амбиции и сектантская нетерпимость до сих пор мешают курдам протянуть друг другу руки и объединить свои усилия под единым знаменем национального интереса. Будем надеяться, что общекурдская конференция, которую давно уже обещают, но никак не могут провести в Эрбиле, сможет сделать шаг в этом направлении.