новостной сайт о событиях в курдском регионе

В Ираке принимают все новые меры против баасистов. Часто в оправдание этих мер ссылаются на опыт послевоенной Германии, где действовали строгие законы против нацистской идеологии и ее носителей. Но важно представить себе Германию после шести лет мировой войны, которую на последних подступах к Рейхстагу защищали мальчишки из "Гитлерюгенда". К 1945 году мужское население Германии уменьшилось в несколько раз, страна была буквально обескровлена. В этой стране, которая подпала под многолетнюю оккупацию войск стран-победительниц во Второй мировой войне, можно было в течение десятилетий формировать новую идеологию, и это достаточно спокойно воспринималось населением страны, которому указывали на иную политическую жизнь на востоке Германии.
Кстати, с крайней депопуляцией Германии была связана последующая иммиграция туда большого числа гастрарбайтеров, вначале в основном турок, которая стала необходимой по мере восстановления экономики, пятидесятилетие начала которой недавно отметили.

Другая ситуация в Ираке. Здесь в результате свержения режима Саддама Хусейна членов Баас стало меньше, но эти люди не погибли, а по большей части эмигрировали в соседние арабские страны. Основная же масса членов Баас, или просто тех, кто, не будучи членом партии, разделял идеологические установки и идеологию этой партии, как это делает большинство в любой стране, остались на месте.  Этим людям некуда деваться: они – граждане Ирака. Ситуация совершенно не та, что была в послевоенной Германии, в Ираке есть практически несжимаемая масса населения, которое при формальном подходе подпадает под мероприятия по дебаасификации.  Эта ситуация в Ираке обременена еще и тем, что это, как правило, арабы-сунниты, хотя членами БААС были представители и других общин. В этой ситуации преследование так называемых баасистов может иметь крайне негативные результаты, хотя бы потому что это невыполнимая задача.
Это видно по ее результатам, начиная с 2003 года. Задача "политической реабилитации" Ирака была поставлена перед будущей оккупационной администрацией еще до вторжения по аналогии с послевоенным преобразованием Германии и она была рассчитана на несколько десятилетий оккупации. Она была сформулирована априори как теоретический постулат. Однако когда реализацией этих задач занялась оккупационная администрация  Джея Гарнера, которого очень быстро сменил Пол Бремер, стало ясно, что численность оккупационной армии недостаточна, а сроки придется максимально ужать. Все, что было связано с довоенными планами оккупации, напрочь провалилось. Последовала относительная пауза во времена Айяда Аллави. Но затем с приходом к власти шиитских политиков Ибрагима эль-Джафари и Нури эль-Малики политика политического нажима возобновились, хотя и не столь прямолинейно, как в первые годы оккупации. Попытка достижения умозрительных целей оказала предельно негативное влияние на ситуацию в Ираке, стоила большого числа жертв.

Другая ситуация сложилась в России после падения КПСС, здесь не было никаких специальных мер против бывших коммунистов, никаких публичных сведения счетов. Более того, разрешена Коммунистическая партия РФ (ее создатели были хотя на втором и третьем планах, но высокопоставленными членами КПСС), которая провозгласила себе наследницей КПСС, но это никак не повлияло на постсоветскую экономическую и политическую ситуацию в стране. Причина в том, что КПСС была слишком широкой организацией (порядка 18 млн. членов), ее члены, хотя и формально получали преимущества, но соревновались в карьерном росте между собой как самые обычные граждане. Быть коммунистом в СССР было нормой, а не исключением.
Потеря КПСС своего исключительного места в обществе, а затем и формальный одномоментный запрет и роспуск Коммунистической партии привели к тому, что ее бывшие члены стали беспартийными (по крайней мере, для государства, для закона), и получили возможность выбрать для себя условия нового старта в новой России. Таким образом, этот огромный по численности слой  не был дискриминирован по признаку былого членства в КПСС, но он и не был благодаря этому обособлен, не был объединен общей (негативной) отвественностью, а стал нормальным людским массивом - населением, из которого свободно стали формироваться новые партии, движения, хотя большая часть бывших партийцев так и не присоединилась ни к одной партии. 

Неожиданное возобновление акций по дебаасизации накануне прошлых парламентских выборов (март 2010 года) существенно изменило тренд развития Ирака, поскольку они провели риф между суннитами и шиитами. Это привело к тому, что и после выборов и даже после формирования второго правительства Нури эль-Малики так и не наладилось суннито-шиитское политическое взаимодействие. Конкретно, этот факт можно оценивать по-разному в зависимости от того, с какой точки зрения смотреть. В какой-то мере союз между Малики и Алави мог задать слишком сильный крен в сторону централизации и административно-политической унификации жизни в стране. И хорошо, что это не произошло. Но пропасть между шиитами и суннитами в Ираке продолжает углубляться, и это опасно. В октябре-ноябре 2011 года в ответ на новые действия властей по дебаасификации Совет провинции Салахеддин заявил о желании организовать автономный регион на базе провинции, что было воспринято в правительстве как стремление обособиться, в том числе и идеологически. Последовал фактический отказ. Федеральное правительство не стало организовывать референдум, как впрочем оно в прошлые годы так же без излишних комментариев отказало в проведении аналогичных референдумов в провинциях Басра и Васит с преимущественно шиитским населением. А сам шаг властей провинции Салахеддин был оценен как попытка защитить пробаасистские силы. 

По крайней мере, одна из причин того, что идеи партии БААС  еще могут кого-то сплотить, состоит в том, что многие ее бывшие рядовые члены были лишены в течение последних восьми лет, по крайней мере де факто, гражданских прав, а многих не брали на работу по политическим мотивам.  Несудебное преследование бывших баасистов, не замешанных в незаконной борьбе с нынешней политической властью, способно превратить эту группу, казалось бы, обреченную с падением Саддама на распад и исчезновение, в устойчивое политическое образование. Вторая причина живучести баасизма состоит в том, что он не исчерпывается кровавой практикой режима Саддама Хусейна. Идеология арабского национального возрождения родилась до Саддама, и в Ираке она может намного пережить его, если какая-то часть арабского общества будет чувствовать себя ущемленной, а сунниты именно так себя и ощущают в нынешней политической обстановке. Тем более, что политический подъем в Египте и Сирии – это благоприятный фон для активизации арабов-суннитов в Ираке. Третий фактор, состоит в том, что предстоящий вывод американских войск уменьшает американское влияние, благодаря которому (в числе других факторов) поддерживается хрупкий и пока еще крайне искусственный баланс между суннитами и шиитами в Ираке.
Есть люди, которые совершили преступления во время  правления Саддама Хусейна, и необходимы судебные решения в отношении этих злодеяний, но членство в правившей несколько десятилетий партии не может рассматриваться само по себе как преступление.  Такова была тогда политическая реальность, а нынешняя реальность требует принять меры, чтобы снизить накал суннитско-шиитского противостояния, а не обострить его.