новостной сайт о событиях в курдском регионе

Ближний Восток, термин, который ранее обозначал преимущественно арабский и исламский регион, сейчас уже недостаточен, поскольку не включает всего пространства, которое представляет собой новую геополитическую провинцию, поэтому его в последнее время переосмыслили, определив как Большой Ближний Восток. Это понятие включает не только территории, прилегающие к Средиземному и Аравийскому морям (собственно Ближний Восток), но и территории, прилегающие к Среднеазиатскому нефте- газовому морю, т.е. Малую Азию, Кавказ, Средний Восток и Среднюю Азию. Принципиально важно включать в понятие Большой Ближний Восток постсоветскую Среднюю Азию, потому что именно наличие анклава независимых государств, богатых ресурсами, но лишенных самостоятельного, свободного выхода на мировые рынки, создает мощный, хотя не единственный, силовой фактор, стимулирующий изменения в остальной части этой геополитической провинции.

    
Рис. 1. Большой Ближний Восток

Появление понятия Большой Ближний Восток – свидетельство геополитической перекомпоновки пространства. В этом смысле появление Большого Ближнего Востока – новый феномен, связанный с  окончанием Холодной войны и распадом СССР, в результате чего открылись перспективы кардинальной перекомпоновки огромного пространства южнее российских границ, поскольку 1) территории за пределами бывшего СССР перестали быть  всего лишь приграничной зоной между двумя мировыми блоками и 2) в этом регионе появились новые субъекты международных отношений – постсоветские среднеазиатские страны, а старые – Турция, Иран – стали претендовать на новые самостоятельные роли. Но эти изменения –  лишь предпосылки процесса перекомпоновки этого огромного пространства, потому что не достаточно только того, что Холодная война прекращена, а страны Средней Азии выделились (или были вытолкнуты) из исторического российского пространства.

Оказавшись независимыми, хотя и в разных смыслах, и постсоветские среднеазиатские страны, и страны региона последние двадцать лет напряженно искали новые варианты включения в мировую систему через новые коммуникации и союзы, а страны, заинтересованные в этом регионе, в том числе США, Россия, Китай, Европа, определяли  свои подходы к ним, пытаясь найти варианты использования новой ситуации в своих геополитических целях. 

Соответственно, возникла ситуация, когда, основываясь на тех или иных преимуществах и особенностях, окружающие страны пытаются в большей или меньшей степени замкнуть пространство Средней Азии на себя.
Россия – исторические связи, длительное нахождение в одном экономическом организме, значительный размер экономики; исключительно удобное географическое положение и непосредственная граница;
Турция – тюркский мир, религиозная близость;
Иран – культурно-цивилизационнная близость; выгода географического положения и непосредственная граница;
Китай – объем экономики, географическое положение и непосредственная граница;                                                                                      Афганистан – культурно-цивилизационная близость, непосредственная граница.

Пока решающим фактором развития отношений со среднеазиатскими странами является наличие общей границы, а их включение в мировой рынок проходит фазу создания транспортных коридоров. 

Уже на этом этапе возникают противоречия между внешними к Средней Азии центрами силы. В России об этой конкуренции говорят чаще в отношении США, хотя много больше США в этом районе заинтересована Турция, которая в постсоветские годы экономическими и гуманитарными мерами обеспечила себе существенное присутствие в  Средней Азии и Азербайджане.

Россия включилась в борьбу за то, чтобы оставить Среднюю Азию в сфере своего влияния, после 2000 года. В 2000 году был реанимирован проект таможенного союза (1995) в форме Евразийского экономического сообщества. Не смотря на то, что на первый план выдвигаются экономические вопросы, возврат России в этот регион в значительной степени был спровоцирован американским  избыточным присутствием вблизи российских границ, которое стало особенно остро ощущаться после того, как российская установка на интеграцию с Западом не принесла результата.

Россия, по сути, поддержавшая операцию "Буря в пустыне" (1990), ввод американских войск в Афганистан (2001) и лишь в тройке с Германией и Францией оспорившая далеко идущие планы США в Ираке (2003 год), к 2007 году (речь В.В. Путина в Мюнхене на конференции по проблемам безопасности) стала воспринимать присутствие США и НАТО на Ближнем Востоке, да и их политику в Европе, где последней каплей стала европейская ПРО (2007 год), исключительно через призму идеи противостояния возникшему в 1990-ые годы "однополюсному миру". Точкой разворота российского политического руководства стали украинские президентские выборы 2004 года  и последовавшая за ними "оранжевая" революция, воспринятая как "спецоперация" ЦРУ. Эта схема потенциальной модели "демократического переворота" (= цветной революции) прочно засела в головах кремлевских руководителей.

Это, в конечном итоге, привело к возрождению прежней взаимной неприязни, потому что эти отношения уже вряд ли  можно назвать реальным соперничеством, но в этом ключе они сильно вредят объективному анализу ситуации в ключевом для будущего России, районе мира.  

 
Рис. 1а. Транспортные коридоры в Среднюю Азию и через Среднюю Азию.

Исторические формы организации пространства

Надо подчеркнуть, что пространство Большого Ближнего Востока имеет значительную историю, поскольку благодаря особенностям композиции региона в древности и в средние века существовало, более того, постоянно воспроизводилось в виде единой геополитической провинции, имевшей довольно устойчивые очертания.

 
Рис. 3 Карта Шелкового пути

Парадокс состоит в том, что большая часть этой территория практически лишена истории в результате "исторической лоботомии", из-за которой большая часть ее средневековой истории обнулена. Упомяну только выборочно. Я не беру древность, когда персидское владычество порой охватывало всю рассматриваемую территорию Ближнего Востока, включая Восточную Африку по Баб эль-Мандебский пролив. В средние века его охватывала Хорезмская держава, апогей средневековья - Монгольская империя (пик средневековой динамики, последним всплеском которой были походы Тимура) и затем спад, который обозначили её более слабые отголоски – сейчас забытые практически государственные образования Кара-Коюнлу и Ак-Коюнлу, существовавшие в начале фазы упадка региона. Они, истощив друг друга во взаимной борьбе, уступили свою территорию Сефевидской и Османской империям.

 
Рис. 4. Империя монголов. Ситуация будет много ярче, если учесть, что северные области империи монголов – это чистый фантом исторического сознания, а вся их реальная территория вкладывалась в пределы Большого Ближнего Востока.

                        
Рис. 5a. Хорезмская держава, 1190-1220.  

 

 Рис. 5b. Империя Газневитов

 
Рис. 5c. Государство Хулагидов, 1256-1353

 

 

    
 Рис. 6. Государство Кара-коюнлу.

 

Рис. 7. Государство Ак-коюнлу.

При Османской и Сефевидской державах Средняя Азия, да и исторический Курдистан, ограбленный и обескровленный, в социально-экономическом отношении сильно деградировали, став заброшенной периферией этих империй. Но после периода высокого развития прошло не так много времени, поскольку колоссальные стены заброшенных городов и разрушенных храмов еще окончательно не поглотило время. Еще в XV веке это был принципиально иначе организованный район мира.

В XVII – XIX веках регион переживал периода деградации пространства, когда оно, особенно в XIX веке, оно стало восприниматься как чуть ли не пустое пространство (зона пустынь, расцвечиваемая редкими оазисами), лишенное внутренней силы и потенций развития, "территория курдских племен", а его история не более, чем миражами или сказками, подобными "Тысячи  и одной ночи". В таком виде и с таким восприятием, что крайне важно для последующего развития, оно и было в окончательно поделено между Персидской, Османской, Российской, Цинской и присоединившейся к ним Британской империями. 

 
Рис. 8. Раздел между Османской и Персидской империями

Ситуация меняется со второй половины XX века и особенно 1) с началом нефтегазовой эры и 2) изменением композиции мира (принятие Индией, а затем Китаем на себя роли мировых промышленных мастерских) этот регион вновь обрел мощную внутреннюю динамику, а евроатлантический мир, в том числе и оевропеившаяся Россия, стал ее терять.

Две стороны геополитической революции

Все признают, что пространство Большого Ближнего Востока сейчас охвачено геополитической революцией. Но воспринимают это преимущественно как процесс государственно-политических изменений на Большом Ближнем Востоке, упуская из виду то, что содержание геополитической революции включает не только фактические изменения в странах региона, но и изменения в подходах к нему в прежних центрах силы, которые определяли геополитику этого пространства.  Большой Ближний Восток был жестко зафиксирован в своих геополитических качествах 1) его восприятием на Западе, 2) его восприятием на Востоке и 3) его самооценкой. Сейчас число субъектов геополитического дискурса возросло, потому что нет единого Запада (США, Европа), нет единого Востока (есть, по крайней мере, Россия и Китай) и сам Большой Ближний Восток потерял внутреннюю целостность, а страны, его составляющие (арабский суннитский мир, Иран, Турция, среднеазиатские страны, курды), зачастую находятся в конкурентных отношениях.

Парадокс состоит в том, что ни Россия, ни Запад не избавились от прежних имперских подходов к этому пространству, которое они воспринимают как сферу экстраполяции своей мощи, хотя ситуация существенно изменилась. Например, "Москве тяжело дается восприятие союзников как равноправных, и в этом партнеры правы" (Ф. Лукьянов. Что делать с Центральной Азией?). Причем речь идет обо всех компонентах этой мощи, которая, например, в российском случае опирается в основном на инфраструктурные преимущества, которые пока не удается компенсировать развитием транспортных коммуникаций, альтернативных российским. Россия также пытается использовать и свои политические и военно-организационные преимущества, но, как заключают политологи, результат пока негативный: "Удручающее впечатление производит то, что творится внутри и вокруг Организации Договора коллективной безопасности (ОДКБ). Усилия Москвы превратить ее в более или менее дееспособный военно-политический альянс, активно предпринимаемые с конца 2000-х годов, результата не приносят" (Ф. Лукьянов, там же). США дважды обожглись с вторжениями на Ближний Восток (Афганистан, Ирак). Россия не в состоянии доминировать в Средней Азии, что было однажды признано с роспуском Советского Союза, но этот вывод не был признан окончательным.

Парадокс состоит в том, что опыт войн в Афганистане и Ираке показывает, что и США, чей потенциал много больше российского, в конечном итоге (наделав больших ошибок) предпочли отказаться от политики непосредственного доминирования, завершив оккупацию Ирака, готовя вывод войск из Афганистана, и заняв второй, а то и третий план в событиях в Ливии, Сирии. 

Важно подчеркнуть, что внутри Большого Ближнего Востока, наряду со старыми центрами силы – конкурирующими между собой Турцией, Ираном, арабскими странами, формируются новые центры силы – в частности, Азербайджан, Узбекистан, Туркменистан, которые имеют свое представление о будущем региона и о своей роли в нем. Растет национальное самосознание, более того, это – уже четко выраженное "суверенное мировоззрение" (Р. Мехтиев. Шах Исмаил Сефеви как историческая личность, освященная высокой целью. - Бакинский рабочий, 28 ноября 2012). Каждая из этих стран по-своему видит регион, рассчитывая, однако, организовать это пространство (пантюркизм) или какую-то его часть (концепции Великой Армении или Великого Азербайджана, работают в Узбекистане и Туркмении) под себя.
Реально же проблема Большого Ближнего Востока в том, что большая часть этой территории была лишена ее государственности, прежде всего, ее элиты и реальной государственной истории.

Части этой геополитической провинции были надежно  изолированы друг от друга в транспортном отношении. СССР не имел прямого железнодорожного сообщения ни с Афганистаном, ни с Ираном через Среднюю Азию; были крайне не развиты автомобильные магистрали.   Лишь один раз в XX веке это древнее пространство оживилось международными перевозками – это был маршрут поставок по ленд-лизу во время Второй мировой войны, который шел через Иран, контролировавшийся Великобританией и СССР.

 

            
Рис. Маршруты поставок по ленд-лизу по иранскому направлению.

Изначальная причина перекомпоновки территории Большого Ближнего Востока в том, что вновь после 70-летнего периода его пространство оказалось размороженным, как это было в краткий миг после окончания первой мировой войны и до постреволюционной реконсолидации России. Сегодня вновь это пространство временно или окончательно, что покажет будущее, оказалось за пределами жесткого противостояния двух центров силы, если взять их в структурном, а не идеологическом измерении, которое ранее блокировало любые эндогенные изменения в этом регионе мира. С распадом СССР (1991) у Запада исчезла казавшаяся ему объективной необходимость опоясывать территорию России с юга крупными централизованными непроницаемыми, но по необходимости архаичными, немодернизированными державами, чье государственное единство долгое время поддерживалось искусственно. Это – была своего рода "китайская стена" Запада.

Территориальные пространства собственной, материковой части Османской империи могли быть разделены на несколько частей по итогам первой мировой войны, неотъемлемой частью которой стал распад Российской империи. Но победа большевиков в России и регенерация имперской структуры на востоке поставили крест на проекте Севрского договора, который предполагал возникновение на Большом Востоке новых крупных государств и превращение этого пространства в постимперское.

 

 

    
Рис.9 – 10. Севрский мирный договор (не реализованный).

 
Рис. 11. Границы Турции по Лозаннскому мирному договору, 1923.

Раздел Османской империи был сорван победой большевиков в гражданской войне в России. Если бы Севрский договор был реализован, то, скорее всего, он дал бы толчок и разрушению Персии как последней империи в этом регионе.
Большевистская Россия помогла Турции Ататюрка реконсолидироваться, что сорвало планы выделения из состава Турции земель под (Большую) Армению и (Большой) Курдистан. Эти действия России кажутся нелогичными с точки зрения сложной и наполненной междоусобными войнами русско-турецкой истории, но, по сути, это продемонстрировало геополитическую реальность - взаимообусловленность, взаимодополняемость существования имперских образований на российской части Евразии и на Большом Востоке. Но в силу существенной разницы потенциалов ведущая тенденция в XX веке задавалась событиями в России: распад России означает распад Турции, а сохранение России в исторических имперских границах реконструирует большое государственное образование на Ближнем Востоке. Но в  XXI веке ситуация меняется и организационная инициатива, как и ее материальное наполнение, может прийти с Большого Ближнего Востока. 

После второй мировой войны также существовала возможность передела Турции и даже Ирана, в который 25 августа 1941 года были введены советские и британские войска и который был оккупирован в течение всей войны. В Иране отголоском союзнической оккупации стало провозглашение Мехабадской (курдской) республики, просуществовавшей с 22 января по 16 декабря 1946г. Она возникла в серой зоне, которая де факто самостоятельно существовала между советской и британской зонами оккупации. Ирак и Курдистан кажется далекой страной только из нынешней Москвы, из столицы Российской империи и из столицы СССР Ирак воспринимался много ближе, потому что Мукринский Курдистан, где вспыхнула курдская надежда, был вблизи от бывшего Красного Курдистана (1923 – 1929 гг.) в Лачинском коридоре, района с преобладающим проживанием в нем курдов, но не имевшего статуса автономного национально-государственного образования.

 

Рис. 12. Красный Курдистан.

Турция и Иран до начала 1990-х годов сохраняли свою территориальную целостность только благодаря компромиссу обоих лагерей, которые непредсказуемым изменениям в этом регионе предпочли поддержание статус-кво, сложившегося  здесь в 1920-ые годы.
В начале 1990-х годов с распадом СССР у Запада отпала необходимость поддерживать консолидированный Ближний Восток. Кроме того, появление независимых государств в Средней Азии и в Закавказье дало импульсы геополитических преобразований в этом регионе, поскольку нефтедобывающим странам региона, естественно, нужны были приемлемые  пути выхода на мировые рынки со своей нефтью и газом.
Естественно, что, несмотря на новую ситуацию, здесь еще какое-то время  сохранялась прежняя инерция, и  благодаря ей Большой Ближний Восток еще какое-то время пребывал в относительном покое.

Иракская война (2003) и перемены на Ближнем Востоке

Старт переменам открыла агрессия против Ирака, которая привела к свержению режима Саддама Хусейна и запустила цикл трансформаций на Ближнем Востоке. Очевидным, но неучтенным результатом вторжения в Ирак в 2003 году и его последующей оккупации (2003 -2011) стало усиление влияния Ирана в этой стране, где не удалось выйти на модель современного государства (где политически не было бы ни шиитов, ни суннитов, ни курдов, а были бы только граждане Ирака), страна осталась расколотой по этноконфессиональным водоразделам, в результате чего политическое доминирование перешло к шиитам, которые численно преобладают а Ираке.
Для США сохранение территориальной целостности Ирака было важным рычагом ограничения иранского влияния в Ираке, а также было принципиально важным, чтобы заблокировать цикл перекомпоновки арабской части Ближнего Востока. В целом курды и сунниты Ирака с учетом особенностей распределения голосов составляют значительную часть иракского населения, что позволяет им в рамках нормального политического процесса влиять на шиитские партии, ограничивая и иранское влияние.
Другим важным результатом было то, что социально-политический крах баасисткого режима в Ираке показал принципиальную исчерпанность государственных (квази-советских, условно социалистических) моделей модернизации ближневосточных государств и подтолкнул давно нараставшие (и уже не раз прорывавшиеся наружу в виде выступлений или восстаний "братьев-мусульман") процессы, которые получили название "арабской весны". Это реально означало отказ от догоняющих, западных по идеологии,  моделей модернизации и переход к типу периферийного капитализма (т.е. усвоению товарной номенклатуры капитализма при сохранении базовых цивилизационных характеристик общества).

Усиление почвеннических настроений усиливает тягу к лингвистическим (=конфессиональным, этническим), если брать индийский термин, границам, т.е. к тому, от чего пытаются заречься все, повторяя заклинание о территориальной целостности государств. Кроме особо выделяемого процесса глобализации, который, безусловно, есть, в качестве его оборотной стороны идет процесс регионализации мира, т.е. формирования отдельных регионов этого глобального в смысле технологической культуры мира, потому что регионы насыщаются, становятся самодостаточными. Отсюда появление в больших количествах так называемых региональных держав. БРИКС – как клуб региональных держав.

Волна "арабской весны" привела к архаизации политической жизни региона, а также к усилению традиционных социокультурных факторов, т.е. к усилению арабизма, что обособило, сделало арабский мир  Большого Ближнего Востока более замкнутым, фактически отколола его от остальной части этого региона.  Этого давно следовало ожидать, потому что так называемая "арабская часть" Ближнего Востока представляет собой принципиально иную геополитическую провинцию, чем его арийско-тюркская часть. Иран и шире шиитский регион, включающий шиитов Ирака и Аравийского полуострова, способны, если Иран сохранит свою целостность, стать особым региональным образованием. 

Представление о халифатах искажено общим искажением древней и средневековой истории, в силу чего им приписывается значительно большее влияние, чем то, каким они реально располагали. Неоправданно сильно раздвигали границы арабского распространения на Ближнем Востоке. В частности в сферу арабского завоевания совершенно необоснованно включают арийско-тюркскую часть Средней и Центральной Азии. Дербентом, у которого остановили арабское наступление, был не ныне дагестанский город, а нынешний иранский Касре-Ширин, на важном проходе в горах Загрос, через который проходил путь, соединявший Месопотамию и Иранское нагорье.

В ближайшее время будет происходить ускоренное обособление арабской части региона, которая получит свою собственную динамику, частично хорошо просматриваемую через события "арабской весны".  Если режим в Сирии падет, то Израиль, кровно заинтересованный в том, чтобы сохранить свою связь с арийско-тюрской частью,  окажется в полной арабской изоляции. Израиль и Турция заинтересованы в том, чтобы сохранить мост в виде курдско-алавитского района, т.е. заинтересованы в расколе Сирии на несколько государств.

Момент выбора для Турции

Эти два связанных между собой, но разнородных и даже конкурентных процесса, т.е. в целом переход Ирака в иранский лагерь или, по крайней мере, под иранскую эгиду, и усиление арабизма, оказались решающими для Турции. Последняя, не вписавшись в европейское пространство, но, не будучи и арабской страной, вынуждена сейчас активизировать свою политику на других направлениях, чтобы не оказаться в одиночестве, в положении страны, лишенной рычагов влияния на ситуацию в регионе. Хотя смирись Турция с этим своим новым положением, это могло бы стать вполне приемлемой для Брюсселя базой для ее принятия в ЕС, куда Турцию, как и постсоветскую Россию, не пускают из-за ее слишком больших региональных амбиций. Но Турция пока не готова смириться и принять членство в ЕС как выход из ситуации, связанной с  утратой иллюзий создания собственного исламского окружения.

Османская Турция лишилась своего центрального положения в исламском мире еще 1922 году решением собственного парламента, который лишил последнего османского экс-султана Мехмеда VI титула халифа, но окончательная перекомпоновка региона происходит на наших глазах.

Курдский фактор

В результате поиска возможностей усиления своих позиций в регионе Турция пришла к необходимости признания курдского фактора внутри страны.
Курдская история в Турции не является простой. Не уходя в глубь веков, отметим, что курды вместе с турками отстаивали Турецкую республику, но, использовав курдов в борьбе за независимость и территориальную целостность, новая кемалистская элита затем забыла курдов и фактически поставила их вне государственного поля, взяв за основу организации республики идею политического гражданства, а не этнической принадлежности, утвердив в сфере национальных отношений курс на ассимиляцию курдов, который нельзя назвать полностью безрезультатным.
Но после начала вооруженного сопротивления в Турции (1984 год) и после появления де факто независимого Курдистана в рамках федеративного Ирака (2003 год), стало бессмысленно отрицать курдский фактор на Ближнем Востоке, рассчитывая на то, что курды как-то сами собой растворятся. Тем более, что и в самой Турции политическим режимам не удавалось справиться в курдами, ассимилировать их, а с началом вооруженной борьбы РПК курдское самосознание существенно возросло.

Приход к власти АК-партии, существенное уменьшение роли военных в обществе и начало судебного преследования тех, кто готовил военные перевороты (дело "Эргенекон") подготовило почву  для начала переговоров с РПК о прекращении военных действий.

Фундаментальный геополитический фактор, который стоит за нормализацией турко-курдских отношений в Турции и за ее пределами, заключается в том, что единственным путем сохранения цивилизационного контекста и выхода к среднеазиатскому региону является установление связей с курдскими и тюркскими образованиями на востоке, но для этого нужна новая Турция, т.е., как минимум, нужна страна, основанная на нормальных отношениях между турками и курдами внутри нее. Кроме того, в этом изменении политики в курдском вопросе мы наблюдаем не просто отказ от модели модернизации страны по Кемалю Ататюрку, а исчерпание ее возможностей, что идет в общем ряду отказа от модернизационных моделей начала XX века в арабском мире, где это сопровождается нарастанием общего арабо-исламского контекста, а в Турции неизбежно усиливается ее собственный культурный контекст: Навруз скоро станет общегосударственным праздником.
Турция оказалась в положении, когда ей пришлось пойти на признание курдов как неотъемлемого, полноправного этноса (правда, процесс еще далек от завершения). Это возможно как в рамках централизованного демократического государства, так и рамках федеративного демократического государственного устройства. Не жестко  сформулированный "нео-османизм" как концепция организации пространства потенциально предоставляет Турции много более широкие возможности организации под себя, т.е. охвата геополитического пространства Большого Ближнего Востока, чем идея национального моноэтнического государства. Последняя естественным образом ограничивает пределы этого государства, более того, она действительно была способна "европеизировать" Турцию, сделать из нее, хотя и большое, но ординарное мононациональное государство.

Есть и другая особенность региона – это высокая культурно-цивилизационная близость тюркско-иранских этносов, которые многие тысячелетия проживали в условиях синтеза. Если одни ведут отсчет от хана Османа, а другие - от шаха Исмаила, то, скорее всего, и для тех и для других может быть приемлем в качестве общего предка Альп-Арслан (1071 год), или даже Сельджук (середина десятого века, около 940 год).

 

Рис. 13. Султанат Сельджуков, 1100 (уже после вторжения  крестоносцев и захвата ими Иерусалима).

Экспансия какого-либо мононационального или даже имперского государства невозможна на Большом Ближнем Востоке, это пространство может быть организовано только в рамках рыхлой федерации, не ограничивающей права государств, но делающей пространство региона прозрачным, проницаемым для всех обменов.

Ясно, что снять языковые, культурные и даже политические различия не удастся, да главное, что и не надо, потому  что единственной формой объединения этих территорий может быть форма свободной федерации, при которой государственные образования сохраняют свой суверенитет, имея определенные взаимные обязательства по отношению к федеративному центру, а также имея общее экономическое пространство (свобода перемещения людей, товаров, капиталов), что сейчас не удается получить в СНГ. 

В российском политическом мышлении, где, может быть, объективно в силу слабости развития географической среды (8,36 человека на км кВ.) доминирует "вертикаль власти", сложилось негативное отношение к "рыхлой федерации", которую многие воспринимают как своеволие субъектов федерации. Одним из главных поводов к путчу в августе 1991 года стало неприятие намечавшейся "рыхлой конфедерации" вместо, кстати, далеко не монолитного, СССР. Где теперь СССР, элита которого не смогла пойти на наполнение союзных форм реальным государственно-политическим смыслом? Именно по этому параметру советская и следующая за ней в ногу постсоветская элита оказались неспособными предложить формы организации своего исторического российского пространства, а сейчас не справляются с организацией висящего на них евразийского пространства. Россию в это пространство втягивали прикипевшие к российскому менталитету остатки советской партийной элиты, оставшейся у власти в республиках Средней Азии.

Пространство Большого Ближнего Востока может быть организовано на основе "рыхлой федерации", прообраз которой можно было бы видеть в нынешнем Ираке, если удастся пережить нынешний конституционный кризис и развить систему сдержек и противовесов так, чтобы она не допускала откатов к авторитарным, "вертикальным" структурам.

В числе структур, которые потенциально могут войти в эту федерацию может быть несколько тюркских (Турция, Азербайджан, возможно Туркменистан) и несколько курдских образований. Трудно сегодня сказать, как будет называться эта тюркско-курдская федерация – Великий Туран или Большой Курдистан, но, если Великая Турция, даже Великий Туран, может испугать многих, то Большой Курдистан может оказаться самым подходящим названием для подобного образования, поскольку новый курдский этнос сейчас находится в процессе генезиса, он способен объединить многих.

 

Рис.14. Османская пехота разворачивается к бою.

Большой Курдистан

Безусловно, сами курды видят в сочетании слов "Большой Курдистан" нечто совершенно иное, а именно: единое государство курдской нации, которое объединит в большей или меньшей мере 30-40 миллионный этнос, до сих пор не имеющий своего государства. Аналогично, как и армяне мечтают объединиться в Великой Армении, азербайджанцы - в Великом Азербайджане,  турки - в Великом Туране.
Большой Курдистан по-курдски предполагает освобождение и консолидацию в политически обозримом будущем в едином государстве курдов, сейчас находящихся в подчиненном положении в составе Ирана, Ирака, Сирии, Турции, Причем курды, которые действительно являются базовым этносом этого региона, история которого уходит на несколько тысячелетий, могли бы без труда предъявить претензии на объединение в курдском образовании значительно больших по площади территорий, чем те, что обычно представляются как потенциальное курдское государство. Это – площади компактного, непрерываемого вклинениями (на курдские территории) других этносов проживания курдов, которые в этих районах составляют подавляющее большинство.  

 

Рис. 15. Границы расселения курдов, в которых мыслится Большой Курдистан.

Мой взгляд иной, и он не находит поддержку у части курдов, потому что я вижу, по крайней мере, на ближайшие десятилетия Большой Курдистан, даже без относительно ко всему Большому Ближнему Востоку, как некоторый виртуальный культурно-исторический проект, призванный обеспечить исторические основания возрождения курдской нации (этноса) как в виде самостоятельных, т.е. полностью независимых государств, так и в других формах, начиная от минимальной культурной автономии и заканчивая широкой автономией, типа нынешней автономии курдов в Ираке. Я не сомневаюсь, что практически Большой Курдистан или вообще не достижим, или это – дело весьма отдаленного будущего, связанного с таким большим числом факторов, что реально об этом невозможно говорить сейчас.
Сегодня "Большой Курдистан" - это реально идеологический фокус, который позволяет собрать все пучки интеллектуальной активности курдов, направленных к национальному освобождению. Большой Курдистан – это линза, которая позволяет собрать пока еще рассеянные моменты, которые когда-нибудь станут полноценной по степени разработанности курдской истории, а, скорее всего, истории нескольких курдских государств. Но сейчас, когда этой исторической базы еще нет в готовом виде, разрозненные факты, материалы к ней легче всего связать в виде идеи о Большом Курдистане.  В каком-то смысле это – нечто, подобное "месопотамскому солнцу" курдского флага, только действует по обратной модели: фокусирует все события в разных "курдских провинциях" на общей идее национального освобождения. Но это – не политический проект создания единого государства. Более того, любая попытка придать идее Большого Курдистана актуальное политическое звучание может негативно сказаться на всем деле курдской свободы в целом. Более того,  объединение даже только сирийской и иракской частей, что в случае гипотетического распада Сирии в связи с падением нынешнего политического режима кажется неизбежным, создаст колоссальные трудности. Первая группа – разрешимые трудности, поскольку это – потенциальные проблемы внутри курдского освободительного движения. Но и это – непростой комплекс отношений, что можно предположить по (долгое время остававшихся непростыми) отношениям ДПК (Демократической партии Курдистана) и ПСК (Патриотического союза Курдистана), которые только-только и далеко не без проблем, что вновь проявилось в появлении оппозиционной партии "Горран" (Перемены), отколовшейся от ПСК,  выходят на создание единой государственной структуры для Курдистана. Стоит учесть и значительное количество малых политических партий в Курдистане, которые часто ведут себе подобно младшим братьям в большой семье, не слишком заботясь о последствиях для всей семьи. Число партий в Иракском Курдистане растет, что позитивно, но усложняет общество и требует его взросления. Вторая группа – это внешние проблемы, которые чреваты двусторонними и региональными войнами. Попытка объединения сирийской и иракской частей Курдистана в какое-то подобие формальной ассоциации вызовет обострением отношений с окружающими странами - с Турцией, арабскими странами и собственно Ираком, почти неизбежно негативной будет позиция США, которые вряд ли признают распад Сирии, ведь они отказались от идеи "роспуска" Ирака, имея оккупационные полномочия. В результате они могут легко заблокировать Курдистан или какую-то его часть, полностью дестабилизировать его жизнь.
Ясно, что нельзя политически одновременно реализовать все национальные проекты: Турции, Армении, Курдистана, Азербайджана, Узбекистана, Туркменистана, и др., а есть и другие, - по-разному рассматривающих пространство Большого Ближнего Востока, не превратив его в поле кровопролитных сражений, что и было бы, начнись этот процесс в XVIII или XIX веках. Эксцессы имеются: это и внутренний турко-курдский конфликт в Турции, 1984 – 2013 гг. (оценка до 400 млрд. долларов; 40 тысяч жизней), и межгосударственный армяно-азербайджанский конфликт вокруг Нагорного Карабаха, 1998 г. (20 тысяч жизней, один миллион беженцев). Оба уже стоили втянутым сторонам крайне дорого. Сегодня нормальные интеграционные отношения между странами дают много больше, чем негативные, а тем более конфликтные отношения. Безусловно, должны очень сильно измениться геополитические представления элит, это потребует времени, но тенденция действует в этом направлении.

Было бы схоластикой сейчас всерьез обсуждать название теоретически возможного  образования, которое может охватить пространство от Средней Азии до Средиземного моря и, возможно, до Персидского залива (не стоит раньше времени исключать иракский синтез). Важно, что оно может возникнуть. Самым опасным для этого перспективного образования было бы ускорять его появление, достаточно видеть, что движение к нему практически необратимо.  Иными словами, нечто похожее на Евросоюз, хотя надеюсь без европейской регулярности, может сложиться в рамках Большого Ближнего Востока.

Приоритеты России

Безусловно, что историческая Россия, столько вложившая в Среднюю Азию, ушла из нее в тот момент, когда, казалось бы, та стала способна отдавать вложенное и за счет нефти и газа, и за счет других полезных ископаемых, но у Средней Азии есть и другое наследство – демографическое, которое в сегодняшних условиях мирового рынка трудно трансформировать в современное общество. Если это и можно сделать, то не в рамках Евразийского союза под эгидой России с его неизбежными диспропорциями в населении и, соответственно, с невозможностью проведения единой нормальной (а не дискриминационной, т.е. для каждого региона своей) социальной политики. Это можно сделать только в рамках сравнительно однородного цивилизационно-культурного пространства, каким является сама Средняя Азия.

Россия сегодня слишком обременена внутренними проблемами, чтобы обращать внимание на недостижимые богатства Средней Азии ("видит глаз, да зуб не ймёт"), она должна сконцентрироваться на организации ее собственного, чрезмерного большого для нее сегодня пространства: не потерять бы Сибирь, срочно нуждающуюся в триллионах рублей капиталовложений при остром дефиците источников финансирования программ развития этого колоссального региона, большая проблема и с качественными людскими ресурсами. Есть колоссальные проблемы внутри России, которые уже привели к тому, что историческая Россия потеряла свои по крови, языку и культуре братские республики – Украину и Белоруссию: за чужим потянешься – свое потеряешь.

Россия сейчас сама, оказавшись вновь среди развивающихся, т.е. underdeveloped, стран, больше нуждается в партнере типа Евросоюза (избыточный капитал плюс развитые технологи и избыточное квалифицированное население), чем в требующем с ее стороны избыточной энергии Большом Ближнем Востоке, поэтому она, скорее всего, останется вне этого нового потенциального пространства. Нынешний экономический кризис, может быть, загонит Россию и ЕС в неизбежные взаимные объятья, точно сблизит, поскольку они объективно и предельно нуждаются друг в друге. Освобождение России и ЕС от мыслей о Большом Ближнем Востоке только поможет этому сближению.

Опять же в этом случае произойдет такой взаимозависимый размен: Турция включается в Большой Ближний Восток, а Россия – окончательно в Европу. Возможно, что России и ЕС удастся сохранить за собой независимый Казахстан, который и сегодня при всей специфике по многим параметрам своего развития (даже демографическим) повторяет российский тренд. Естественно, будут сохранены нормальные экономические связи, нормальные отношения со странами Средней Азии и Ближнего Востока, Россия сможет использовать свои культурные, географические и другие преимущества для развития отношений с этим регионом, но сама она будет принадлежать к Северной Евразии, к той, что охвати континент от Бреста до Владивостока. 
При этом, я, конечно, не вкладываю какую-либо дискриминационную составляющую в понятия европейский или ближневосточный, и тот и другой регионы одинаково престижны. Азия по своему смыслу слово много более почетное, чем Европа! Азия – это на какое-то время забытая родина человечества, которая сейчас возвращает себе свое значение и свой престиж. Восстановление Азии в полной мощи изменит многие геополитические реалии мира.

 
Рис. 16.  Карта распространения иранских языков. Коричневый цвет – курдский.

 
Рис. Исходное культурно-историческое многообразие на Большом Ближнем Востоке (культурные и исторические зоны).

Рис. 17. Этнический состав Ирана.

 

 

  
Рис. 18. Потенциальные новые государства на Большом Ближнем Востоке.

Для формирования системы связей Большого Ближнего Востока нужны коммуникации, которых пока не хватает в этом районе. Есть исходная база, намек на которую обеспечила Турция, став нефтегазовым транспортным узлом Большого Ближнего Востока. Парадокс состоит в том, что до сих пор единственный выход, помимо традиционных путей по России, удалось проложить только по территории потерявшей прежнее единство – через Азербайджан и Грузию. Это – нефтепровод Баку – Джейхан. И  турецкое участие в нефтепроводе Джейхан – Баку оказалось лишь либо де факто признанием, либо скрытым пророчеством о будущем признании  Курдистана. Дальше больше, сейчас Анкара согласилась предоставить автономному региону Ирака – Курдистану возможность экспорта нефти через свою территорию, не внимая требованиям Багдада и даже Вашингтона блокировать действия иракских курдов по обретению нефтегазовой самостоятельности. Для прорыва нужно осознание регионального единства.

Россия с начала 2000 – х годов пытается снова замкнуть страны Средней Азии на себя, поскольку в рамках единого таможенного пространства могут быть сняты существовавшие ранее препоны доступа среднеазиатских стран на мировой рынок. Но, в конечном итоге, это пустые усилия. Россия, занимаясь интеграцией этого региона, только расходует ограниченные ресурсы, необходимые ей для решения срочных задач внутри своего собственного предельно запущенного пространства.

Иррациональность ее поведения подталкивает США и страны НАТО к мысли, что эти усилия направлены на восстановление прежней зоны российского влияния. Но с точки зрения того, чем закончится этот среднеазиатский порыв России существенным фактором является не мнение Запада, а настрой самих государств Большого Ближнего Востока, которые, тем не менее, сегодня уже тяготеют к движению к южным морям вдоль пояса тюркских земель.
Безусловно, что когда будет пробит основной выход на мировой рынок, нормально заработают и другие транспортные маршруты по территориям России, Китая, Ирана, Афганистана и Пакистана, больше не будет уже дискриминационных условий (стоит вспомнить "Газпром" во времена Вяхирева). 10 мая 2013 года на Мангышлаке будет открыт казахско-туркменский участок железной дороги, являющейся составной частью международного проекта "Север-Юг". Путь по железной дороге с южного Урала вдоль берегов Каспия и далее к Персидскому заливу будет сокращен почти на 1500 км. Усиленными темпами идет строительство туркменско-иранского участка (построено уже более 500 км, остается около 200 км, нужно максимум полтора года, чтобы полностью сдать дорогу в эксплуатацию). Возникает новая коммуникационная реальность, которая и завершит сотворение Большого Ближнего Востока. Тогда, наряду с экономическими интересами, важным фактором сплочения региона окажется цивилизационное единство, которое в условиях отказа от догоняющих моделей модернизации, будет играть преимущественную и усиливающуюся роль.

События, которые будут задавать направление и динамику развития региона

Это взгляд на сегодня, но есть несколько реальных событий, которые развиваются на наших глазах и которые предопределят конкретное развитие региона. Это:

- разрешение сирийского кризиса;
- исход суннитско-шиитского противостояния в Ираке;
- разрешение кризиса вокруг ядерной программы Ирана.

Каждая из этих проблем в зависимости от того, как, в какой форме и с какими последствиями она разрешится, определит  направление и темп решения последующей проблемы. Скорее всего, они будут решаться последовательно.

Теги: Вадим Макаренко, геополитика