новостной сайт о событиях в курдском регионе

Я  благодарен Амарике Сардару за его  неоценимый вклад в освещение огромного круга важнейших  моментов курдской литературы и духовности.

И очень жаль, что мне приходится реагировать на его статью о замечательном поэте Шкое Гасане  - нет, не с обидой, а с  неприятием его оценки и  его субъективных воспоминаний о моём отце, Амине Авдале.
Я был подростком, но в памяти моей так ярки и так живы многие события, связанные с моим отцом.

Хорошо помню Шкое Гасана. Он был частым гостем в нашем доме, дружил с моим братом Сидаром. Знаю точно, что отец уважал его за талант и добрый нрав. Он был честен, порядочен и очень раним.

Высокая порядочность и полное отсутствие карьерных амбиций – суть породы  и природы Амине  Авдала. Никто  не мог и никогда не сможет обвинить моего отца в каких-то неприглядных и недостойных поступках.  Это не про него, совсем не про него.

Хорошо помню и всё то, о чём пишет  очень уважаемый мною Амарике Сардар. Научная дискуссия о каких-то особенностях курдской лингвистики между  Амине Авдалом и Канате Курдо была именно научная и совсем не имела амбициозную  и какую-то грязную  подоплеку.

Амине Авдал никак не мог заставить минобразования Армении принять его теорию, а уж тем более заставлять Шкое Гасана что-то там писать в его поддержку. Эти умозаключения из области фантастики  и они не достойны его доброго и незапятнанного имени. Он был учёным, а не интриганом. И он был сыном своего народа, сподвижником курдской науки и культуры.  Знаете, другие были времена, а главное,  и  люди были другие. Многие, во всяком случае, были другие. Это просто надо понимать и принимать – есть те, для кого чистота помыслов – не пустой звук.

Помню многое. Помню, как мы с отцом встречали поезд на вокзале. Из ссылки возвращался великий Араб Шамилов. Папа купил новый костюм и рубашку  для своего друга. Мы зашли в привокзальный туалет, и папа буквально заставил дядю Араба переодеться в  новый костюм. Наверное, мой отец был убедителен и очень настойчив.  Таким вот весьма необычным способом, выкинув всю лагерную одежду, он хотел помочь своему товарищу перевернуть и стереть трагическую страницу  своей жизни.

Вечером того же дня у нас дома ждали гостей в честь Араба Шамилова.  Были приглашены все те, кто, по мнению моего отца, должны были поддержать человека, чья честность и мужество были достойны  всяческого уважения. Были приглашены вся курдская интеллигенция  и несколько армянских друзей. Никто из курдов, кроме дяди Аджи, Аджие Джинди, не пришёл. Ещё пришли несколько армянских профессоров.
Возможно, у тех, кто не пришёл, были какие-то свои соображения.  Знаю только, что мой отец был очень расстроен, хотя и понимал, что время было очень не простое – люди попросту боялись демонстрировать свои отношения с тем, на ком было клеймо ГУЛАГа.  Никто не имеет право их осуждать.

А  незадолго до смерти Араб Шамилов вспоминал Амине Авдала, которого уже давно не было в живых, со словами глубочайшего уважения и признательности. Так рассказывали близкие писателя.

А ещё хорошо помню разговоры папы и дяди Аджи о словаре Ивана Омаровича Фаризова.  Канат Калашевич дал не очень высокую оценку работе тогда ещё  молодого Фаризова. Наверное, у него были на то веские научные основания. А  Амине Авдал и Аджие Джинди руководствовались иными соображениями. Они считали, что  важен сам факт  появления такого словаря, что это всего лишь первый и потому очень важный опыт подобной работы, и дали  положительную оценку. В значительной степени, именно благодаря им, словарь Ивана Омаровича был издан.

Мой отец был из тех людей, кто никогда не тянул одеяло на себя, он всегда поддерживал тех, кто делал первые шаги в своей работе и всегда радовался удаче других. Он был редкой породы человек, потрясающей скромности. И никогда не позволил бы себе полить кого-то грязью. Никогда!

И что ещё помню очень хорошо, так это то, что сказал Канат Калашевич моему отцу в один из своих приездов в Ереван. Это было у нас дома, он сам приехал к нам. Чтобы сказать, что в  том давнем научном споре между ними важна и существенна только научная сторона вопроса. А вся это неизвестно кем затеянная   мелкотравчатая свара  смешна и недостойна,  и не имеет никакого отношения  к имени и репутации Амине Авдала.

Да, таким был Канат Калашевич Курдоев и потому мы помним  его и уважаем.

Важно понимать, что эти люди были первыми и начинали они свою  работу буквально на пустом месте. Они были первопроходцы. И они умели признавать свои ошибки, потому что правда была для них превыше всего. А всё мелкое, суетное, неприглядное – это не про них.

Мой отец был, прежде всего, этнографом. А  многими другими вопросами: лингвистикой, литературой, поэзией,   журналистикой, переводами, редактированием  - он занимался  потому, что мало было в те годы тех, кого уже гораздо позже стали называть "курдскими кадрами". А в возникновении и становлении этих кадров  есть и его большая заслуга. 

Осень патриархов закончилась давно. Хорошо, если весна других  будет светлой. Это зависит  от них самих. А для меня важно, чтобы мы с уважением относились к тем, чьи жизни были посвящены своему народу и кто сегодня никак не может защитить свою честь и доброе имя.

Теги: Афан Авдали