новостной сайт о событиях в курдском регионе

Судя по проводимым операциям, Россия, Иран, Ирак, Сирия,  образующие региональную антитеррористическую коалицию, серьезно подготовились к началу боевых действий на Ближнем Востоке. Операция имеет много заранее заготовленных планов, которые еще только начинают приоткрываться. И, видимо, это не последний сюрприз, который она нам преподнесет. Но самое важное, что их близость имеет и более глубокие, цивилизационные корни.

1. Текущий военно-политический план конфликта   

7 октября российские ВКС нанесли ракетный удар по объектам боевиков в Сирии с кораблей Каспийской флотилии. Это произвело ошеломляющий эффект, многие по-новому взглянули на карту, наконец-то поняв, как устроен Ближний Восток и какое место на нем занимает Россия.  Оказалось, что Россия – это ближневосточная страна, поскольку ее флот из внутренних акваторий может принять участие в операциях на этом ТВД. Конечно, эту возможность для России открывает Иран, чья роль в ближневосточной политике России является критически важной. Именно коалиция России с Ираном и Ираком открывает ей короткий путь и к Сирии, и к Персидскому заливу. Это – союз, которого в конце 1990-х и начале 2000-х годов старательно избегали Иран и Россия, понимая, что мог тогда в ответ последовать моментальный сокрушительный ответ из США. Но сегодня этот альянс, который на Западе предпочитают называть осью, сложился и действует. 

Этап становления российско-иранских союзнических отношений, который завершился залпом из Каспийского моря, следует отсчитывать с 5 октября 2011 года, когда РФ заблокировала в СБ ОНН предложенную ЕС резолюцию по Сирии, устоявшую в первом натиске, когда все ожидали падения правительства Башара Асада, благодаря поддержке Ирана.  Причиной стала поддержка Западом, прежде всего, США, восставшей против правительства Асада стороны в гражданской войне в Сирии. Уже тогда прозвучали формулировки, которые определяют позицию России по Сирии и сегодня: "Распад Сирии в результате гражданской войны оказал бы самое деструктивное воздействие на ситуацию на всем Ближнем Востоке".  Это из заявления постоянного представителя РФ в СБ ООН Виталия Чуркина. 

Это был первый практический шаг в противостоянии Западу на ближневосточном направлении после периода постперестроечного кризиса в России. Сегодня Россия борется с этим уже военными средствами, но дипломатия дала свой результат: позволила выиграть время, в течение которого выдохся напор американской агрессии на Ближнем Востоке, который окончательно разрушил Афганистан, смел Ирак, Ливию, чуть было не развалил Египет, да и был в 2006 -2007 годах готов нанести разрушительный удар по Ирану. Вторая сторона этого процесса – складывание российско-иранского альянса, который, видимо, стал реальностью в 2012 году, когда на вооружение Каспийской флотилии в 2012 году были приняты крылатые ракеты. 

Подключение к операции российских сил, расположенных в Каспийском море, наряду с авиацией, развернутой на передовых позициях в Латакии, в корне меняет военно-политическую ситуацию на Ближнем Востоке. Тем более, что глобальные системы связи и управления связывают все эти элементы боевого порядка в единую систему. Де факто Россия показала, что благодаря союзническим отношениям с Ираном, она обладает неисчерпаемым ресурсом для ведения боевых действий против террористического интернационала, вгрызающегося в Сирию и Ирак. Мобилизованные и доступные для проведения операции военные ресурсы намного превосходят силы ограниченного контингента, который сейчас базируется в Латакии. Район действий российских вооруженных сил, охватывает небо не только над Сирией и Ираком, но и над Ираном. 

Сегодня стала очевидной глубина стратегического взаимодействия России и Ирана, что стало сюрпризом для многих. И раньше Россию, Сирию, Ирак , Иран и более мелкие структуры назвали державами оси. Но мало кто из непосвященных ожидал, что Россия не ограничится действиями авиации с аэродрома в Латакии, а возьмет в руки весь Ближний Восток, прикрыв небо над партнерами по своей "континентальной коалиции".  

Стало ясно, почему в запросе президента России с просьбой разрешить использовать российские войска для помощи Сирии точный район их применения не был указан. Причина в том, что изначально операция по спасению Сирии чисто по-военному мыслилась как предельно широкая операция на Большом Ближнем Востоке, потому что, если смотреть на ситуацию реалистично, то любому военному ясно, что отстоять только изолированную Сирию, а тем более маленький кусочек Сирии для алавитов и Асада, как предлагают многие эксперты, невозможно. Российское стратегическое мышление не видит смысла в операциях по практически обреченной на поражение обороне островных, а тем более, прибрежных анклавов. Изменение характера отношений России и Ирана создало условия для проведения нынешней кампании в Сирии и, как ожидается, в Ираке, где и находится общий координационный центр.  

Что это значит? Размещение на Ближнем Востоке российской авиации полностью изменило ситуацию для Израиля, который еще недавно чувствовал себя совершенно свободно в небе Сирии, отслеживая цели и нанося удары, а также планировал удары по иранским ядерным объектам. В один момент все переменилось. Появление российской авиации и усиление ПВО в Латакии перерезало потенциальные маршруты нанесения авиаударов по иранским научно-исследовательским ядерным центрам. 

Очевидно, что в Израиле раньше других поняли замысел российской операции, премьер-министр Нетаньяху с силовиками прибыл в Москву еще 26 сентября. Видимо, получив информацию о планах России, Израиль сразу понял не только то, что он лишается возможности наносить удары по объектам Хезболлы в Сирии, но и то, что российская авиация надежно прикрыла Иран. Истребители Су-30 способны обеспечить перехват израильских бомбардировщиков на их пути из Израиля в Иран, а с учетом протяженности общего пространства "континентальной коалиции" то и непосредственно у границ Ирана. Но действия России не агрессивные в отношении Израиля, а упреждающие в плане смены установок: переговоры вместо угроз. Причем это касается обеих сторон. Если Иран договорился с США, то, что ему мешает договориться с Израилем? Израиль ближе к нынешней континентальной коалиции, чем к арабо-суннитской унитаристкой тенденции, выталкивающей его с Ближнего Востока.   

В любом случае появление нового военно-политического альянса  - это уже состоявшийся факт, хотя он еще не получил своего основного договора (Россия, можно сказать, перехватила американскую инициативу, по сути, воссоздав на новом витке развития политической ситуации в регионе "Новый Багдадский пакт", но не антиамериканский или антиизраильский, а как оборонительный союз). Но еще более важно то, что этот альянс имеет глубокие цивилизационные корни. 

2. Глубинный цивилизационный план конфликта   

Нынешняя ситуация сложилась на наших глазах, но тем не менее, то, что мы видим сегодня на Ближнем Востоке, это – традиционная для этой части света, т.е. регулярно возникавшая здесь в течение тысячелетий, "континентальная ось", куда традиционно входят Россия (сейчас пока единственная в военно-политическом плане дееспособная наследница интересов архаичной Средней Азии) – Иран – Ирак – Сирия – Ливан (пока в лице Хезболлы). Потенциально в нее могут войти Йемен и даже Египет. Некоторые эксперты считают, что у России был выбор, но она сделала его в пользу этнического меньшинства, но это неверно. Реально у Росси не было выбора, поскольку она действовала из общих принципов, на которых держится ее сознание, ее представление о правоте, моральном плане и в силу своей коренной принадлежности к одному цивилизационно-культурному региону вместе с Сирией и Ираном. 

Долгосрочный выход из ситуации с Сирией заключается в изменении архитектуры Ближнего Востока, а точнее в ее реконструкции. После падения Османской империи в английской зоне влияния преобладала пестовавшаяся английскими колонизаторами суннитская составляющая. Во французской (Сирия и Ливан) на первых ролях оказались алавиты. Эти же этнические группы сохранили преимущество в ходе деколонизации, которая прошла без особой борьбы, в дальнейшем закрепив его за собой с помощью современных государственных институтов – армии, полиции, секретных служб и СМИ.  Но это была власть, вначале, а часто и по ходу развития опиравшаяся на внешние силы. Теперь же  суннитская и шиитская стороны должны вернуться к естественному, базирующемуся на внутренней для региона базе балансу сил. Так было здесь, когда после долгих веков перемен, уравновесили друг друга Османская и Персидская империи, а север Большого Ближнего Востока, получивший название Средней, или Центральной Азии, обессиленный аридизацией и опустыниванием, замкнула на себя Российская империя, вставшая на византийских дрожжах. Эти империи скрыли, интериоризировали, вобрали в себя вначале достаточно органично, но с началом 20 века по мере вынужденной военной и социальной модернизации все более авторитарно сложную поликонфессиональную и полиэтническую структуру  региона, превратив многие воинственные, само достаточные и когда-то сильные этносы в дискриминируемые национальные меньшинства, а кемалистской Турции даже попытались отказать им и в собственной идентичности. История ближневосточного региона сильно искажена, поэтому его глубинная геополитическая структура оказывается скрытой от глаз современных аналитиков. Многие сегодня даже не догадываются, насколько они упрощают ситуацию, сводя все только к ненависти шиитов и суннитов, но это лишь отзвуки более драматичной истории этого региона, чем ее знают сегодня. 

Ближний Восток представляет собой сочетание разновременных территорий, которые двигались и дальше движутся с различной скоростью и даже в разных направлениях. Израиль, Иран, Турция, Ирак и т.д., – все они представляют собой разные фазы историко-политического развития, разные цивилизационные и политические культуры. Но не только между собой, но и внутри себя эти страны представляют аналогичное социально-экономическое и политическое разновременье: в Израиле архаичные структуры переплетаются мирно и немирно с открытым постмодернизмом, но то же, только подспудно, происходит и в Иране.

В армии существует понятие "разнородные силы", у каждой свой устав, они каждый раз по-разному сочетаются в преддверии операции. В истории бывало, что эта разнородность подводила, победа иногда оказывалась на стороне монолитной фаланги, но, в конечном итоге, разнообразие брало свое: нынешний Иран тянется из глубины веков, а нынешняя Греция – абсолютно новое, скроенное по западному образцу государство, лишь усилиями декораторов связанное со своим исчезнувшим с мировой арены древним прообразом. Ближний Восток – это совокупность вертикальных во времени этноконфессиональных составляющих, реально не интегрируемых в национальное государство западного типа. Запад – моноистичен, он был предельно упрощен и вырос из одного зерна, Восток – полиистичен, он никогда не был сведен к одному или нескольким компонентам. Восток не географическое понятие, а цивилизационно-географическое. На географическом Востоке присутствует и типологический запад в виде арабского исламского мира, постольку он также представляет собой почти гегельянское саморазвитие небольшой религиозной общности, даже общины, в конечном итоге, заполнившей в 19-20 веке в симбиозе с европейскими колонизаторами огромное полупустынное пространство. 

На территории нынешних Турции, Сирии, Ирака и Ирана существовало много государств до их поглощения Персидской и Османской империями, которые существенно упростили политическую карту этого региона. Одно из последних крупных государственных образований в этом районе  - это Аккоюнлу  практически и, видимо, преднамеренно забытое. Оно также на некоторое время возникло как пена на дрожжах исчезающей Византии, но не устояло в борьбе с родственными ей османами и сефевидами. Сегодня курды так же, как и турки, не хотят вспоминать об этом государстве, возможно, из-за неправильной характеристики этого государства как якобы туркменского. Но, как говорится, свято место пусто не бывает, и сейчас Аккоюнлу своим пытаются назвать азербайджанцы. Владения этого образования со столицей в Диарбакыре (Амиде) иногда охватывали земли от Тегерана до Дамаска, включая Багдад и Басру. И турки-османы, поделив его земли с сефевидами, практически так и не освоили те земли, что вошли в состав их империи. Они так и оставались до первой мировой войны этнически особыми территориями, и именно эта особая этническая зона и должна была стать частично Курдистаном, частично Арменией, если бы первая мировая война не закончилась русской революцией, смешавшей все планы перекомпоновки этого региона и появления здесь новых национальных государств, как это случилось в Европе на развалинах Австро-Венгрии. Османская империя и была империей, т.е. в территориально-административном плане она была все же "федерацией", а не национальным государством, в которое ее стал ускоренно превращать и, скорее всего, напрасно Ататюрк, но он так и не превратил это сложное в этно-административном плане образование в мононациональное государство. Сегодня в Турции, Ираке, Сирии и Иране потенциально возможно возрождение многих наций, а не только курдов, поскольку выкорчевать этнические корни властям этих стран так и не удалось. Но для этого нужны перемены, которые будут сделаны в ходе нынешней войны. Турции, которая все никак не решится отказаться от расовой идеологии кемализма, придется признать курдскую, армянскую и другие этнические составляющие; Сирии – найти общий язык с курдами и суннитами; в Ираке, где шиитская реакция после десятилетий унижения и дискриминации часто зашкаливала, - выйти на реальную модель федерализации; в Иране – еще только предстоит начать эту работу. Надо осознать, что игнорирование многоэтничности в этой части Ближнего Востока чревато серьезными проблемами. Это – важнейшая и не устранимая характеристика этой части региона в отличие от его другой, от арабской части Ближнего Востока, возникшей на пустом месте, т.е. буквально на дне морском, превратившемся в пустыню, которую почти полностью, кроме, может быть, Йемена, заполнил один разросшийся и поднявшийся буквально из пыли этнос – "арабы-мусульмане". Именно так - "арабы-мусульмане", потому что в их случае этничность и конфессия образуют единое целое, поскольку этничность сложилась на узкой конфессиональной основе, а все остальное, что потенциально могло повлиять на это этническое (национальное) сознание,  было отброшено и сегодня отбрасывается: взрывы в Пальмире сродни попыткам разграбления Археологического музея в Каире или отношению к археологическим находкам в Саудовской Аравии.    

Это два мира, каждый из которых имеет собственную модель организации пространства, арабы – унитарную, превращающую все и вся в монотонное пространство, и другой мир, который сейчас упрощенно называют "шиитским",  – с соборным принципом организации политического пространства. 

 

3. Выход для Востока в федерализации, чье высшее проявление - соборность

Органичная мозаичность Востока – разнообразие форм человеческого общежития – воспринимается как сектаризм, т.е. воспринимается в западных формулировках негативно как нечто подлежащее изжитию.  Даже партии Востока, стремящиеся к модернизации,  ставят это своей целью. Часто индоктринированные западными идеями правители пытались и пытаются "выправить" свои страны по западной колодке, т.е. сделать их монолитными, ложно связывая свои действия с идеей сущностной модернизации. Но это приблизительно так же, как если бы они попытались код молекулу ДНК свести к одной или двум ее ячейкам. Безусловно, от каждого из таких обычно кровавых экспериментов Восток теряет часть своего своеобразия, а мы не понимаем, что это утрата части нашей общечеловеческой молекулу ДНК, обедняющая потенциальные смыслы нашего будущего существования. 

В этой ситуации Восток оказывается естественным сочетанием несочетаемого. Очевидно, что этот регион имеет свои допуски, свои градации бунта как крайней формы защиты своеобразия, здесь крайне опасно ставить все точки над "I".  Еще опаснее врываться в этот монастырь или ойкумену монастырей со своим уставом, как это без должной рефлексии делают США в постсоветские десятилетия. Восток не может списать модель своего цивилизационного и даже просто политического поведения с Запада, это была бы катастрофа. Часть этой катастрофы переживает сейчас слишком вестернизированная баасистами Сирия, чья упрощенная по западному образцу авторитарная структура десятилетиями душила традиционные для этой страны общности, ответившие на эту жестокость авторитарного государства бессмысленным и беспощадным бунтом. Неоднородность сирийского общества преломляется в сотни отдельных протестов, в сотнях различных повстанческих групп, поскольку у всех своя правда, которую надо будет как-то признать и примирить с другими. Оковы такого, через силу модернизирующего общество государственного устройства иррационально сброшены восставшим народом в Ливии, где все еще не найдена им должная замена, они были на время отброшены в Египте, могут рассыпаться в Йемене, в странах, где власти в прошлом не избежала соблазна прибегнуть к простым решениям, казалось бы, столь эффективным на Западе.

Сочетание несочетаемого – это нюансы федерализма, как ни плохо этот термин передает сущность политического устройства, к которому тяготеет Восток.  Трудность ситуации состоит в том, что она воспринимается, даже людьми стран Ближнего Востока, а тем более диаспорами или эмигрантами, прошедшими жесткую выучку в политических школах Запада, да и просто выварившимся в бытовой политической культуре Запада (в том числе и России как сейчас, безусловно, квазизапада в культурно-политическом плане по отношению к Востоку),  как негативная, и даже те, кто стремятся эту мозаичность сохранить, не видят для нее другой упаковки как примитивное по западному типу унитарное национальное государство. Часто такие люди больше западники, чем органичные представители западной культуры, эти оголтелые трубачи национализма! Но могут ли существовать пять – десять курдских национальных государств, организованных по западной модели? Ведь Западная и Восточная Германия, Южная и Северная Корея, и даже Пакистан и Индия, слишком хлебнувшие западной культуры, эти разделившиеся сиамские близнецы, смотрели или еще смотрят друг на друга через прорезь прицела? А ведь так чуть было не произошло и в Иракском Курдистане, где в 1992 году сразу же началась междоусобная рознь, которая до конца не изжита еще и сегодня. Почти неотличимые друг от друга, Россия и Украина не могут ужиться вместе с общим народом и на общем геополитическом пространстве, отдавая ключи к своему богатству (трубопроводы) на хранение в Турцию, а другие суверенные регалии в Брюссель: как бы вообще не пришлось потом туда ездить за ярлыком на правление. Хотя там, где эти различия признаны как существенные и непреодолимые, отношения складываются в принципе нормально. Как странам не скатиться в эту бездну безнадежных, лишенных высшего разума отношений, следуя догмам западной идеологии, национальному эгоизму как самой высшей дипломированной ценности, отлитой в плодящую рознь концепцию исключительных национальных интересов?

Независимость на Востоке – это далеко не то же самое, что независимость на Западе. Сейчас в фокусе внимания противостояние курды – турки, но чуть оно отойдет на второй план, чуть развяжется этот узел и станет вопрос: не где граница между турками и курдами, который ставят западные наблюдатели, естественно загоняющие все в моноистические структуры: курды в курдский котел, турки – в турецкий, а сколько будет курдских автономий в Турции? Появится ли там греческая автономия? Или православная? Как они будут территориально сочетаться с остальными образованиями? 

Запад после падения Османской империи силой объединил в Сирии и Ираке разнородные этносы в единые государственные унитарные структуры, которые должны были стать для них плавильными котлами, где должны были появиться новые этнополитические общности, но этого не произошло даже в Турции, которая  была ближе всего к этому пределу. Свергнув Саддама, США в прежнем духе сохранили в неприкосновенности сам "плавильный котел" – Ирак (практически "испанский сапог"), где в годы Анфаль, да и раньше, практически 1923 года, и в годы этно-конфессиональных чисток на юге, да и в других провинциях, этно-конфессиональная структура сильно упростилась, но все-таки не была уничтожена до конца, а главное США сохранили и допестовали идею нонсектаризма (моноидея Нури эль-Малики во времена его премьерства), чтобы продолжить переплавлять суннитов, курдов, шиитов и прочие меньшинства (присадки) в единую иракскую нацию. Это же так прогрессивно! Крайне ложное представление о прогрессе, стоившее, например, нам в Советской России крайне дорого.

Возможно, что для Турции даже возрождающийся османизм – это более продвинутая категория, чем высшие категории западной политологии, поскольку необходимо отражает много более сложную реальность, чем реальность Запада. Административно-политические части Ирака – некоторые шиитские регионы – могут оказаться в  особых отношениях с центрами в Иране, а между курдскими регионами Сирии, Ирака, Ирана и Турции могут сложиться более тесные отношения, чем с остальными регионами Ирака, и при этом Эрбиль, даже получив Киркук останется частью федерального, а для русских лучше сказать соборного, Ирака. Это невозможно в западной культуре, где такие связи – это почти преступление против своего национального государства, но они потенциально возможно в традициях Востока, где само западное национальное государство – это нонсенс. Хотя многие курды, арабы, армяне, обжегшиеся в предшествующие десятилетия жизни в полиэтнических и при этом чужих моноцентралистких государствах (суннитский Ирак, алавитская Сирия), добиваются реализации этой, как им кажется, заманчивой идеи: это сладкое слово – свобода собственной нации, мечтая о золотой клетке национальной независимости, изолированности по западному образцу, не понимая, что опыт прежних десятилетий – это опыт спровоцированной вестернизации Востока и что с этой тенденцией надо кончать. Запад не может быть иконой для Востока, а современный Восток не может стать списком с Запада. 

И перед Россией, как северной, сильно приросшей Сибирью и немного территорией и традициями Запада органичной частью Востока, если она не хочет до конца пройти путь запада, т.е. стать Западом, а это возможно только в результате полного распада на моноэтнические штаты, стоит задача рекультивации своей соборности, которую ложно понимают как исключительно православную категорию. Соборность – это форма сохранения живого локально-культурного своеобразия, столь характерного для цивилизации, к которой изначально принадлежит и Россия, слишком долго смотревшаяся в кривое зеркало Запада, почти забывшая свою цивилизационную природу и выработавшая в себе ложные привычки эгоистического "большевистского" поведения, западного по своей природе – победителю все.Но сегодня она возвращается к этой модели поведения. Сравнивая Стратегии национальной безопасности России и США, обращаешь внимание на одну деталь: в американской стратегии слово лидерство употреблено 18 раз, не считая синонимов, в российской – всего лишь один раз, и то только там, где говорится, что Россия ставит перед собой задачу войти в группу стран-лидеров. 

Сегодня в конфликте на Ближнем Востоке, в разгорающемся конфликте столкнулись две цивилизации, которые делят в силу объективных обстоятельств одну географическую нишу, долгое время щит между ними держали страны западной культуры, споря между собой, но сегодня страны Ближнего Востока должны сами найти баланс интересов. И чем скорее это произойдет, тем будет лучше. Но Россия в отличие от Запада – и в цивилизационном, и в географическом плане неотъемлемая часть этого уравнения, и ее присутствие в этом регионе законно и закономерно. (См. карту).  

Теги: Вадим Макаренко, Геополитика, Сирия, Россия, Конфликт в Сирии, Цивилизационная природа Востока