новостной сайт о событиях в курдском регионе

Рассказ

 

Наш бык Ладо болел. Мой дедушка вывел его из стойла, чтобы тот полежал на солнышке, а сам присел на камень неподалеку и закурил. Наш рыжий бык отощал и ослаб, его большие черные глаза глубоко впали, а уши, тонкие, как листья черемши, уныло висели. Дедушка курил и полными отчаяния глазами смотрел на своего еще совсем недавно верного помощника по хозяйству. А Ладо все ныл и ныл, и изо рта его свисала тягучая, как мед, белая слюна…

Вот уже второй день, как наш бык ни к чему не прикасался. Он лишь лежал, беспомощно положив голову на бок, и постоянно стонал. 

Дедушка встал, подошел к нему и, мягко положив руку под челюсть, приподнял ему голову. 

- Даже голову держать не можешь, - с болью произнес дедушка. – Ну, что ж ты с нами делаешь? Нам же без тебя все равно что без рук и без ног… Да не разрушится наш дом…

Ладо, казалось, понял, о чем сказал дедушка, и снова издал протяжный стон, а из черных глаз выкатились две слезы и потекли по изможденной морде, оставляя влажный след. 

Дедушка в отчаянии ударил себя по колену, покачал головой и снова вернулся к своему камню. 

- Дочь Гасана, - обратился он к моей бабушке, которая, обхватив руками локти, понуро стояла у стены. - Принеси-ка немного ячменя, может, Ладо все-таки поест?

Бабушка молча зашла в дом. Через некоторое время она вынесла кастрюлю, полную вареного ячменя, и поставила перед Ладо. 

- Кушай, Ладо-джан, - сказал дедушка и слега потер быку голову. – Посмотри, что принесла тебе хозяйка. Это же вареный ячмень, ты его так любишь. Ну, давай, поешь.

Ладо устало приоткрыл глаза, посмотрел на кастрюлю и снова издал протяжный стон. Эта кастрюля была хорошо ему знакома. Каждый вечер, что́ бы он ни поел за весь день, в этой кастрюле его ждала своя порция вареного ячменя. Даже если на дворе стояла ночь, хозяин все равно требовал от жены, чтобы она сварила для Ладо его любимый ячмень. И он с удовольствием поедал без остатка всё свое лакомство – хорошо сваренную и рассыпчатую крупу, каждое зернышко которой блестело как янтарь.  

Ладо запустил голову в кастрюлю. 

- Кушай, Ладо-джан, кушай, - обрадовался дедушка. – Твою долю мы припасли, так что тебе хватит. Скоро нам в путь, на горные пастбища, где столько красивых цветов и ручьев с холодной водой. Пасись в тех лугах сколько захочешь, и тебе станет лучше, вот увидишь. 

Но Ладо вытащил голову из кастрюли, вяло слизал языком остатки ячменя с губ и снова склонил голову на бок. 

- Господи, помоги Ладо, - тихо взмолилась бабушка. – Нам ведь завтра в путь. Что нам без него делать? Как быть с кочевкой? 

Дедушка, держась руками за серебряный пояс, беспокойно ходил по двору туда и обратно. Вдруг он остановился и повернулся к моей бабушке:

- Дочь Гасана, а не послать ли нам за Али? Он человек смышленый, опытный, пусть придет, авось что-нибудь придумает. Ведь наш Ладо стоит целого шатра. 

- Пусть придет, - вздохнула бабушка. – А там как Бог решит…

Дедушка послал меня за Али. Как только Али зашел к нам во двор, он обратился к дедушке со словами: 

- Валла, жаль Ладо! Что и говорить, был помощник что надо. Давай откроем ему рот, вдруг у него второй язык растет?

Али и дедушка открыли Ладо рот. 

- Дай Бог, чтобы язык был причиной, а не что-нибудь другое, - с надеждой сказал дедушка, заглядывая быку в горло. – Язык что? Не так страшно, поправится.

Внимательно осмотрели язык Ладо, но с ним было все в порядке. Али походил вокруг быка, поднял ему веки, снова заглянул ему в рот и повернулся к дедушке:

- Дело плохо. Видно, у Ладо та самая болезнь, что называется хышхыша́. Ну, это когда мясо коров и быков темнеет. 

Дедушка в отчаянии присел на камень, достал коробку с табаком и протянул Али. Тот сел рядом, и оба закурили. 

- Ладо был как раз из тех быков, что нужны для кочевок, - еле слышно, словно во сне, сказал дедушка. – У нас был большой шатер, в два ряда, с пятью столбами. Я нагружал Ладо этим шатром, да еще клал сверху большой котел, и что? Ладо было все нипочем. Он с этим грузом так легко шел наверх, как будто ничего на спине не было. В вопросе кочевки я был спокоен – у меня был такой, как Ладо. А осенью, когда мы заготавливали сено? Пока люди складывали один стог, мы с нашим Ладо уже второй заканчивали. Ты помнишь, Али, как мы его покупали? Он был еще бычком, совсем маленьким. Ты тогда еще сказал мне: купи его, кое-какие приметы говорят, что из него вырастет хороший бык. 

Али внимательно слушал дедушку. Они стали вспоминать о прошлом, о жизни на летних горных пастбищах и о том, каким быком был Ладо. 

- А помнишь, - обратился к дедушке Али, - как мы пошли в Гамрез? Нас было много, и с нами было тридцать быков. Груз Ладо был самым тяжелым. Все животные, кроме него, выбились из сил, а ему хоть бы хны. Шавав тогда сказал: у меня есть три быка, но все они пусть станут жертвой одной только подкове Ладо. И еще добавил: у человека в хозяйстве вместо десяти быков пусть будет лишь один, но чтобы был только такой, как Ладо. Я еще тогда тебе сказал, что у Шавава глаз плохой и как вернешься домой, повесь Ладо на шею синюю бусину от сглаза. Но ты меня не послушался, и поэтому через некоторое время Ладо сломал ногу среди тех камней. 

- Э, Али, - тяжело вздохнул мой дедушка, - когда приходит беда, то уже никакие бусины не помогут. Но дай Бог тебе здоровья, ты так хорошо вылечил его ногу, что через неделю Ладо был совсем здоров. 

 

 

 

 

Дедушка говорил, говорил, а сам то и дело посматривал на больного и вялого быка, такого безразличного ко всему, что происходило вокруг. 

Подошла бабушка и, положив руку на свою щеку, обратилась к дедушке:

- Ты с утра ничего не ел. Я приготовила пшенную кашу. Давайте, ты и брат Али заходите домой. 

Дедушка и Али поднялись и пошли к дому. Бабушка принесла большое блюдо, полное каши, поставила перед ними и вышла. Не успел каждый из них съесть по горсточке, как она торопливо вернулась:

- Скорее, Ладо подыхает!

Дедушка и Али сорвались с места и выбежали из дома.

- Ну, давай, - сказал Али моему дедушке. – Что в глаза мне смотришь? Не видишь, что подыхает? Торопись, жалко ведь мясо!

Ладо вытянул шею, черные глаза совсем запали, а ноги едва заметно подергивались. 

- Ну же, торопись, - повторил Али.

Но дедушка застыл на месте и словно окаменел. 

- Сдох ведь уже, - вконец рассердился Али и махнул рукой.

- Не могу я, Али… Рука не поднимается зарезать Ладо, - сказал дедушка дрожащим голосом и протянул Али нож. 

Я в первый раз увидел, что мой дедушка плачет. Две крупные слезы выкатились из его глаз и попали на рога Ладо. 

Через некоторое время мясо Ладо уже было нарезано.

Дедушка разослал по соседям их долю, а что осталось, положили в большой котел и поставили на тандур. Дедушка вышел во двор и сел на камень у двери. Концом своей тросточки он принялся ковырять землю и весь погрузился в невеселые воспоминания. А в них шагал наш бык Ладо, на спине его – тяжелая поклажа с нашим большим шатром, а сверху – тот самый котел, в котором сейчас варилось его мясо…

 

 

 

1969

Перевод с курдского

Нуре САРДАРЯН (Нура Амарик).

Теги: Бабае Калаш, Нуре Сардарян