новостной сайт о событиях в курдском регионе

О правителях Бидлиса, что являются предками автора этих строк
Шараф-Наме
Раздел четвертый
[Раздел] состоит из введения, четырех частей и послесловия

ВВЕДЕНИЕ

Описание города и крепости Бидлис — кто их основатель и причина построения

Стихотворение:

О слово! Поведай, какова твоя сущность и свойства,
Кто тот испытатель ( Букв, “химик”.), который определил твою пробу?

Благодаря тебе создали столько образов,
А о тебе доныне не написали ни буквы.

Если ты сжигаешь дома, [то] где твое жилище?
Если ты странник (Букв, “вошло через дверь”.), где твоя родина?

Ты рождено нами, а нет тебя с нами,
Ты показываешь нам свои рисунки (Букв, “узоры”.), а само не являешься.

Не знаю, при такой красоте какая ты птица,
/335/ Единственное, что остается памятью о нас, — это ты.

Да не останется за завесой умолчания и утаивания пред мироукрашающим помыслом градостроителей и пред блестящим, разрешающим [любые] трудности, гением основателей крепостей и укреплений, что поскольку познание удивительных обстоятельств, [имевших место] в обитаемой части мира, [382] и выявление диковинных великих событий, [происшедших] с родом человеческим, которые в основном известны по научным сводам о жизни и деятельности обладателей известий и сообщений, не всем легко доступно, то по ознакомлении с общераспространенными сочинениями выясняется, что Бидлис принадлежит к [городам], основанным Искандаром Румийским (Македонским).

В некоторых турецких и персидских рукописях [название] того места еще писали через “т”, но [такое написание] неправильно, ибо, по словам обладателей известий и согласно-распространенному преданию, Бидлис — имя одного из рабов. Искандара, который был основателем крепости и города. Между прочим, составитель словаря Камус упоминает, что бидлисом называют любое место с хорошим климатом.

Некоторые относят город Бидлис к Азербайджану, другие считают, что он принадлежит Армении, но, по единодушному мнению великих мира, он входит в четвертый климат. В заключение можно коротко отметить, что рассказчики известий и; хранители преданий начертали красноречивым пером [своим], что, когда отбыл Искандар из Вавилона и Ирака Арабского в Рум, путь его лежал берегом реки Шатт ал-Араб. По совету ученых решил он исследовать все воды, которые впадают в реку с обеих сторон, и определить, которая из них превосходит другие по своей легкости, вкусовым качествам, удобоваримости и целебным свойствам.

Следуя этим путем, они доходят до места впадения реки. Бидлис-[чай], и, когда проверяют [здешнюю воду] на вес, она, оказывается самой легкой. /336/ Зачерпнув ладонью, они пробуют [ее] и находят более вкусной. Таким образом, он следует дальше берегом реки, который представляет собою большую дорогу, пока не достигает места слияния рек Кезер 564 и Рабат. Когда сравнили обе воды, вода из реки Кезер им понравилась, больше, чем вода из реки Рабат. Поэтому они направляются: берегом реки Кезер и идут вверх до источника, откуда река; Кезер берет свое начало. Стихотворение:

Чистая, как сердца отшельников,
Сияющая, как очи целомудренных, [383]

Дно ее достигло быка и рыбы (По представлениям того времени, на них держалась земля.),
Подобно зрачку явилась она из мрака,

У зеленой травы, которая растет в ней,
Вместо листьев показались глазки (?),

От несправедливостей таммуза (Седьмой месяц солнечного года.) и зноя его
Ее укрыли холода дея (Десятый месяц солнечного года.),

Такая холодная, что из страха замерзнуть
[Даже] тень не решается погрузиться в нее.

Если окунется в нее эфиоп,
Чтобы смыть в ней пыль с ланит,

Кожа настолько очистится от пыли [и] черноты,
Что можно будет видеть на ней отражение сокрытого в глубине.

Те горы и источники, зелень и холмистая местность кажутся Искандару в высшей степени привлекательными и живописными; он созерцает место, какого за многие века не видел мир, и даже ухо времени не слышало, чтобы говорили о подобной красе. Всюду там поднялась молодая зелень, лужайки украшены всевозможными пахучими травами и цветами, холмы, подобно Хизру, одеты в зеленый наряд, и у деревьев. на плечах разноцветные одеяния. Стихотворение:

Воздух там от души заимствовал свою умеренность,
Зачерпнув росу в источнике жизни.

Земли там омыты водою облаков,
И на них выросли всевозможные цветы,

/337/ Поверхность их скрыта под покровом цветов —
Все розы и тюльпаны вперемежку,

Цветы там нежны подобно розовощеким, вскормленным негою,
А мелодии соловьев — все напевы любви. [384]

Трава там доходит до пояса,
И деревья разбили [свои] шатры над ней.

Если птица [села] бы там отдохнуть на ветке,
Тень ее взмахнула бы крыльями и улетела.

Словом, климат той страны пришелся по нраву Искандару, и он остановился на несколько дней у упомянутого источника. Расстелив ковер веселия и наслаждения, он осушал хрустальные кубки из рук среброногих кравчих, с челом, подобным цветку, и голоса радости и увеселения и песни ликования и торжества достигли края небесного купола.

По-видимому, у него был небольшой недуг, распространенный среди простого народа и часто упоминаемый — на голове наподобие бычьего рога появился костный [нарост]. Сколько опытные врачеватели и искусные лекари ни прикладывали похвального усердия и огромных стараний для его удаления, это ни к чему не привело. За несколько дней, проведенных Искандером у того источника, он совершенно избавился от того недуга и выздоровел. И ныне возле упомянутого источника есть место, которое называют ключом Искандара, под тем [названием] он известен в народе.

Прекрасные качества здешнего климата наводят Искандара на мысль основать [там] город с крепостью, о котором бы говорили из века в век и из поколения в поколение. Он приказывает своему рабу по имени Бидлис основать здесь крепость и город [со словами]: “В отношении его мощности и неприступности следует так постараться, чтобы [в случае], если равный мне государь вознамерится завоевать его, аркан его устремлений не достиг и зубцов замка”.

/338/ Следуя непререкаемому, как судьба, указанию, Бидлис приступает к строительству крепости и сооружению укрепления в двух фарсахах от источника, между реками Кезер и Рабат, в том месте, где ныне находится крепость Бидлиса, закладывает основание и за короткое время доводит работу до конца. Когда Искандар, возвращаясь из похода в Иран, прибыл туда, Бидлис закрыл ворота крепости и приготовился к бою и сражению, убрав голову из ошейника повиновения и [385] послушания. Сколько ни направлял к нему Искандар послов и посланий, как ни обременял уши его жемчужинами увещаний и драгоценными камнями советов, это не привело ни к чему — тот по-прежнему бил кольцом в дверь мятежа и бунтарства. Искандар не стал осаждать крепость и, проявляя снисходительность и милость, продолжал путь. Когда было пройдено расстояние до первой стоянки, Бидлис, возложив на шею меч и саван, с ключами от крепости направился к искандарову порогу и разверз уста покорности и смирения, кротости и оправдания в таких выражениях:

“Повелитель мира! Ослушание и неповиновение раба [твоего] произошло в соответствии с высоким государевым указанием, ибо, поручая мне, ничтожнейшему, строительство крепости и цитадели, они изволили рассыпать жемчужины таких словес: “В отношении ее мощности и неприступности следует так постараться, чтобы и для равного мне государя подчинение ее при всех стараниях и усердии оказалось невозможным. Более того, чтобы аркан завоевания хаканов, трон которых возвышается до небес, и султанов, способных покорить мир, не достиг и зубцов крепостных [стен], а птица мысли прозорливых гениев с чистыми помыслами на легких крыльях воображения не смогла облететь и порога его основания”. [Лишь] на основании такого непререкаемого указания /339/ осмелился я на подобную дерзость и выгнал скакуна проступка на ристалище неповиновения. Теперь почту заслуженным любое наказание, которое одобрит государь — прибежище мира”.

Искандеру понравились слова Бидлиса, и он назвал город и крепость его именем. Он пожаловал ему в наследственное пользование управление и владение теми районами и вознес до апогея солнца венец его власти и достоинства.

По форме крепость Бидлиса в целом напоминала треугольник, поэтому она никогда не бывала свободна от волнений и смут (Смысл предложения остается не совсем ясным.). Известно от достойных доверия авторов, что в давние времена в крепости появилось много змей. Из-за большого количества пресмыкающихся жизнь обитателей тех мест стала [386] невыносимой. В конце концов мудрецы поставили во дворе крепости талисман, чтобы змей стало меньше и они не беспокоили людей. И ныне можно видеть высеченную на камне стены фигуру человека, который держит в руках змею. [Это изображение] известно как Дворцовый талисман.

Место, [где расположен] Бидлис, представляет собой ущелье между Азербайджаном и Диарбекиром, [Дийяр]-Рабиа и Арменией, так что если паломники из Туркестана и Индии направятся на поклонение двум славным святыням (Мекке и Медине) — да приумножит всевышний их почитание и возвеличение! — если путешественники из Джидды и Зангибара, купцы Северного Китая и Хотана, России, славянских стран и Болгарии, торговцы арабские и персидские и странники с большей части света отправятся в путь, они непременно впоследствии пройдут через Бидлисский туннель 565. Этот туннель расположен [на расстоянии] одного фарсаха к югу от Бидлиса. В действительности вода, появляясь из земли, с течением времени застывала, и постепенно /340/ образовалась такая стена, что путники с трудом там проходили.

Добродетельная хатун (Букв, “госпожа” — законная жена правителя.), жившая в те времена, построила в самом Бидлисе мечеть и большой одноарочный мост, которые известны как мост и мечеть Хатун. Ту застывшую [массу] прорыли, и теперь там без затруднений совершают свой путь караваны и люди. Это каменистое место считается священным и посещается избранниками господними. Туда приходят выдающиеся люди из шейхов и служителей божьих.

Вакиди 566 приводит со слов Науфала, сына Абдаллаха, что во времена халифа Умара — да будет им доволен Аллах! — в 27 (648) году Айаз б. Ганам 567 был назначен на завоевание Диарбекира и Армении. Правителем Ахлата был тогда один неверный по имени Юстинус, правителем Бидлиса — Сарванд, сын Юнуса Католикоса, владетелем Муша и Сасуна — неверный по имени Санасар. Главою и предводителем их был правитель Ахлата Юстинус. Он назначил свою дочь по имени Тарун наследницей. [387]

В Китаб-и футух ал-булдан 568 упоминается, что у отца было намерение отдать свою дочь в жены двоюродному брату Бугузу, сыну бидлисского правителя Сарванда. [Но] дочь питала сильную любовь к Мушу, сыну Санасара — юноше, украшенному прекрасной внешностью и наряженному в убранство нежности и доброты. В то время когда правители неверных послали своих сыновей на помощь правителю Амида Мириму б. Дарабу, Тарун была направлена в поход вместо отца. Случайно встретившись с Мушем, она выпустила из своей владетельной десницы поводья самообладания, бежала к Айазу б. Гаиаму и удостоилась чести вступления в мусульманскую веру. Тарун соединили /341/ с Мушем узами брака. Позднее Тарун, договорившись предварительно с приближенными Айаза, бежала к отцу, [которому сказала]: “Муш силой заставил меня принять мусульманство. [Теперь] я снова вернулась к своей вере”. Улучив момент, она убила отца и без боя сдала Ахлат мусульманским войскам.

Правитель Бидлиса Сарванд через Юканну обязался [представить] сто тысяч динаров, тысячу тюков тканей и европейской парчи, пятьсот арабских коней и сто коней местной породы и заключил с Айазом мир.

Большинство населения города [Бидлиса] составляют армяне. Местные мусульмане следуют учению его преосвященства имама Шафии — да будет доволен им Аллах!— за исключением немногих, которые исповедуют религиозное учение величайшего имама Абу Ханифы — их отцы и деды во времена владычества турок последовали примеру того народа. Жители округа в основном шафииты. Все они любят благочестивые деяния и молитвы, и в целом это люди храбрые, великодушные, щедрые, приветливые с иноземцами и гостеприимные.

В любой мусульманской деревне, где есть два-три дома, построена мечеть, содержат имама и муэззина и совершают сообща намаз. При выполнении божественных предписаний и религиозного закона они постоянно следуют уложениям ислама, и неизменно из того замечательного города выходят люди выдающиеся и талантливые. Из Бидлиса — Мавлана Абдаррахим Бидлиси — величайший ученый, образец просвещенных [388] эдира, вместилище духовных совершенств, который, будучи ученым мужем, составил исполненный изысканности и изящества комментарий на Шатала 569. Его сочинения по логике и риторике пользуются известностью среди прославленных ученых.

[Из Бидлиса] — Мавлана Мухаммад Баркалаи, который по знанию фикха и хадисов возглавляет ученых и просвещенных и [является] кумиром законоведов. В области грамматики он написал комментарий на [сочинения] Хабиси л Хинди /342/ с посвящением правителю Бидлиса эмиру Шарафу. Он являет собой пример для вельмож и простого народа.

Из Бидлиса — его преосвященство шейх Аммар-и Иасир 570, полюс искателей истины, доказательство [самых] тщательных исследователей, хранитель установлений закона божьего, образец для следующих по пути совершенствования. Он является, послушником шейха Абу Наджибаддина Сухраварди 571, и наставником шейха Наджмаддина 572 Кубра — да освятит всевышний их души!

Обладатель совершенств, вместилище глубочайшей премудрости Мавлана Хусамаддин Бидлиси 573 тоже был большим эрудитом (Букв, “деятельным ученым”.). В [вопросах] суфизма он [принадлежит] к последователям его преосвященства шейха Аммар-и Иасира. После отшельнической жизни и войн с неверными, достигнув степени [духовного] совершенства, он составил комментарий на доктрину суфизма.

[Затем следует] Мавлана Идрис Хаким, сын Мавлана Хусамаддина, которому долгое время принадлежала должность секретаря при султанах Ак-Койунлу. Позднее он удостоился приятия в ближайшее окружение султана Салима. Во время завоевания Египта он находился при победоносном государевом стремени и там сочинил превосходные касыды с восхвалением султана. В одну из касыд он включил эти стихи, выражающие жалобу, — стихотворение:

Доколе невежество будет обесценивать мои деньги,
Когда именно ты являешься мерилом полноценности и неполноценности познаний?  [389]

Вся моя ученость не принесла мне ни зернышка в Египте,
А ослам подобные невежды тащили харварами драгоценные камни.

Разве святой землей стал для [меня], несчастного, Египет,
Что даже апельсиновой корки я не могу сорвать с [его] деревьев?

Мне ясно, что [мое] служение [еще] не дает мне права [на твою благосклонность],
Но именно ради тебя я в разлуке со своими друзьями и отечеством.

В Руме и Сирии, Курдистане и Диарбекире у меня
Целая толпа родственников, которые, подобно рабу [твоему], стенают и страждут.

Коль передам я сановнику прошение к государю,
Он возмутится и тотчас свернет его.

Поскольку двор твой, о повелитель Египта, — средоточие талантов,
/343/ Подобает тебе [обратить его] в славное вместилище наук.

Посмотри на [разбитые тобою] сады из всякого рода деревьев,
Как науки созерцательные, повествовательные и изящные, как законоведение, медицина и астрономия.

Тот, кто вознесся на вершины учености,
Как мог отрицать достоинства Идриса?

Он написал историческое [сочинение] на персидском языке о памятных деяниях и жизни османских султанов, куда он включил [изложение] их законов. Поистине, в том сочинении он проявил чудеса красноречия и изящества [слога], и можно сказать, что по благородству и плавности [речи] он не имеет себе подобных. Будучи посвященной описанию жизни восьми государей, [эта книга] была названа Хашт бихишт. Она включает около восьмидесяти тысяч бейтов.

В то время когда шах Исмаил отступил [от истинной религии] и стал распространять шиизм, Мавлана Идрис составил хронограмму: “Мазхаб-и нахакк” (“Неистинная вера”.). Когда это дошло до слуха государя, он приказал Мавлана Камаладдин Табибу Ширази, который был близок [к государю] и принадлежал к [его] [390] интимному окружению, написать Мавлана послание и спросить, он ли составил эту хронограмму или нет.

Мавлана, следуя повелению [государя], написал и отправил Мавлана Идрису послание, состоявшее из всевозможных острот и изящных шуток. Мавлана [Идрис], ознакомившись с содержанием послания, не отвечает отрицательно и говорит: “Да, я составил хронограмму, но она на арабском языке. Я сказал: “Мазхабна хакк” (“Вера наша истинная”).

Шаху Исмаилу понравился ответ Мавлана, и он дал августейшее указание вызвать Мавлана и пригласить к нему на службу. Мавлана уклонился от этого, а в извинение представил шаху касыду, из которой [мы] приводим несколько бейтов — стихотворение:

Считай меня потомственным рабом своей семьи,
Ибо [еще] дед мой поступил на службу к твоему деду на пути к святыне.

Родитель [мой] тоже принадлежит к ученикам второго деда шаха,
/344/ Ибо благодаря ему познал он науку о внешнем и уяснил сокровенное.

Сам путь моего рабского служения Шайху Хайдару 574
Стал для меня [сладок], как молоко и сахар, благодаря красоте дружеского общения.

По счастливой случайности на страницах священной книги
Корана имени Исмаил неизменно сопутствует имя [этого] раба.

Его сын Абу-л-Фазл Эфенди, который был украшен в убранство совершенств, во времена государя с достоинством Сулаймана был удостоен должности дафтардара Румелии и некоторое время посвятил тому важному делу. Случилось так, что были у него два достойных сына. Против обыкновения, когда они сели в Галате на корабль и отправились в Стамбул, вдруг поднялся ветер безнадежности. Дети того могущественного оказались во власти разбушевавшейся грозной стихии, и лодку жизни тех несчастных поглотила губительная пучина. Волна надежды тех безутешных не достигла берега свершения, [391] и ладья бытия скрылась в океане смерти. Они так бесследно исчезли в чреве крокодила небытия, что до обители вечной жизни не дошло ни весточки, ни следа от них. Стихотворение:

Стоит кораблю любого погрузиться в ее пучину,
Как отраженная в воде пятерня ломает руки пловца.

Абу-л-Фазл Эфенди, сжигаемый огнем разлуки, оборвал нить счета [страниц] в книге ожидания. Начальник казначейства в диване [того, о ком сказано]: “Все, что есть, гибнет, кроме его существа” (Коран, сура 28, стих 88.), написал его жизни отпускную грамоту на цитадели [всевышнего]: “У него власть над всем, и к нему вы возвращены будете” (Коран, сура 28, стих 70.), и ангел смерти свернул свиток дневника его жизни. После Мавлана Абу-л-Фазла Эфенди детей мужского пола не осталось, и с ним прекратился род его.

И шейх Абу Тахир ал-Курди, которого упоминает наш владыка — светоч религии и веры Мавлана Абдаррахман Джами в Нафахат [ал-унс мин хазират ал-кудс], /345/ тоже из Бидлиса. Его пресветлая гробница находится к западу от Бидлиса [на расстоянии] одной стоянки от [реки] Кезер.

Из Бидлиса происходит поэт Шукри, который некоторое время находился на службе у туркменских эмиров [и затем] — у здешнего правителя Шараф-хана. Позднее он попал в ряды ближайшего окружения султана Салим-хана. Латифи Руми упоминает его имя в антологии жизнеописаний турецких поэтов. Он изложил в стихах события своего времени и назвал [это сочинение] Салим-наме, которое, поистине, представляет собою непревзойденный образец поэтического мастерства.

Одним словом, город Бидлис всегда был местом средоточия талантов и ученых и резиденцией мудрецов и совершенных. Прибежище поэтического мастерства — Мавлана Муса, ныне наставник в медресе Шукрийе, поведал автору этих строк со слов своего деда Мавлана Шах Хусайна, который [уже] миновал сто двадцать стоянок [жизненного] пути, что у Бахрам-бека [392] зулкадра, кому на правах наместника шах Исмаил препоручил охрану и защиту Адилджеваза, Арджяша и Баргири, возникли разногласия и споры с поверенными Шараф-хана, находившимися в Ахлате и в тех пределах.

Шараф-хан направил на расправу с ним Шайх Амира бил-баси, и около пятисот человек,из учащихся и ученых Бидлиса взялись за стрелы и луки для священной войны за веру и вместе с Шайх Амиром направились в Арджиш.

Климат в том городе, по общему мнению, не поддается описанию, а красота и чистота садов и строений его превыше всяческих похвал. Сын шейха Хасана Хизани, преемник шейха Абдаллаха ал-Бадахшани, совершеннейший из смертных шайх ал-ислам Мавлана Абу-л-Халлак, чья пресветлая гробница находится недалеко от Гек-Мейдана 575 и служит местом /346/ исполнения молитв, — завершителем их системы в суфизме является шейх Рукнаддин Алааддаула Симнани — да освятит Аллах его славную гробницу! — посвятил восхвалению климата и красоты города Бидлиса эти несколько бейтов, принадлежащих [к плодам] его сеющего перлы таланта и рассыпающей жемчуг мысли, — стихотворение:

Ах! Каков город Бидлис, если приведены в стыд и смущение
Его водой и воздухом [животворные] воды Хизра и дыхание Исы!

Что за место, если сладость и красота его
Сделали неприметными на земной поверхности сады Ирема.

Какая страна! Когда [мускусная] газель прослышала об ее аромате,
Она хотела в ту же минуту покинуть пустыни Хотана,

Чтобы в том месте раскрыть свою мускусную железу.
[Но] утренний ветерок сказал ей: “Что за пустые мечтания,

Когда китайский мускус стал равноценен праху с того места!
Не ходи туда, ибо ценность твоих товаров будет приравнена праху”

Какая земля! Чистота ее прекрасной пыли
Побудила зефир жизни прилететь [туда] из райского цветника,

Чтоб отнести праха с ее благородной поверхности в мир вечности
И умастить им кудри гурий, [393]

Но сколько он ни странствовал смущенный по той стране,
Ему не попалось ни пылинки благодаря ее чистым источникам.

Хотя население и страдает несколько месяцев от обилия снега зимой, от сильных морозов и метелей, климат там не настолько суров, чтобы причинять людям много вреда. Здешний народ — бедные и богатые, приезжие и местное население топят [печи] дровами. Вязанку сухих дров [весом] с ношу мула продают за одну серебряную драхму, что равноценно двенадцати османским акче. Здешние бани также отапливаются дровами. Иногда из-за большого количества снега проход и проезд в обе стороны для путников закрыт.

С давних времен /347/ руководствующиеся правосудием султаны и украшенные великолепием хаканы освободили и избавили неверных и мусульман того города, [вменив им в обязанность] наблюдение за дорогами, от всех податей, [основанных на] местном обычном праве и на шариате, предав проклятию предписания и заповеди шариата и непререкаемые указания [Корана].

Здешние правители построили много общеполезных сооружений, как то: мечети, медресе, дервишcкие обители, ограды, бани и мосты. В городе двадцать один мост из шлифованного камня, по ним постоянно движутся люди. [В городе] шестнадцать кварталов, восемь бань и четыре большие соборные мечети. Одна в давние времена была армянским храмом. Когда войскам ислама удалось завоевать город, они превратили его в мечеть, известную [ныне] как Кызыл Масджид.

Другая мечеть принадлежит к постройкам Сельджукидов, дата ее основания написана куфийским письмом. Она известна как Старая соборная мечеть. [Третья] соборная мечеть вместе со странноприимным домом была воздвигнута эмиром Шамсаддином рядом с Гек-Мейданом и названа Шамсийе. Четвертая соборная мечеть — Шарафийе основана в Мардинском квартале вместе с медресе и странноприимным домом моим дедом и названа Шарафийе 576. К этим соборным мечетям [394] приставлены имамы и муэззины, каждый из них получает большое содержание. И неизвестно, чтобы со времени появления ислама и поныне когда-нибудь там прекращалось совершение пятничной молитвы или [переставали] посещать [мечети].

В городе пять медресе: Хатибийе, Хаджибекийе, Шукрийе, Идрисийе и Ихласийе. [Последнее, расположенное] близ обители при мечети Шамсийе, принадлежит к постройкам [этого] бедняка и закончено в 999 (1590-91) году. В настоящее время оно заполнено учащимися.

Преподавание в медресе вверено учителям, искусным в стихосложении и красноречии, как то: в медресе Шарафийе преподает /348/ Мавлана Хизр Баби, который не имеет равных по знанию основных и производных уложений юриспруденции, комментированию [Корана] и преданий о пророке. И считают, что каждый, кто что-нибудь прочел в его присутствии, [уже] достиг степени совершенства.

[Должность учителя в] медресе Ихласийе принадлежит его преосвященству, солнцу веры Мавлана Мухаммаду Ширанши, который среди ученых Курдистана получил известность возвышенным умом и высокими достоинствами. Он обладает превосходными познаниями в области толкования [Корана], астрономии, логики и метафизики.

В медресе Хаджибекийе преподавание поручено Мавлана Мухаммаду Зраки Суфи, которому немного подобных по знанию религиозного закона, благочестию, набожности, верности и правдивости. В медресе Идрисийе [должность наставника] занимает Мавлана Абдаллах, известный [под прозванием] Рашк или Черный Мулла. Каким-то путем он договорился с монаршим порогом и имеет льготную грамоту на вечные времена. В совершенных науках он тоже преисполнен познаний.

Затем [следуют] талантливые и выдающиеся люди из ремесленников и мастеровых. В городе около восьмисот лавок и много благотворительных учреждений.

Особо [необходимо отметить] эмира эмиров Вана Хусрав-пашу — творца справедливости, дарителя милостей, источник благодеяний и милосердия, прибежище обладателей барабана [395] и знамени, приют для талантливых и ученых, попечителя власти султана и хранителя величия хакана — да будет над ним милосердие и всепрощение [господне]! — который достроил две бани из мрамора, два караван-сарая, около ста двухфасадных лавок и две кожевни, не считая других заведений, приносимая которыми польза очевидна. Все это он передал в качестве вакфа странноприимному дому в Рахва 577. Его постройки много способствовали украшению города Бидлиса. Обладатель поэтического мастерства и дара красноречия, вместилище духовных совершенств — Мухаммад-джан Эфенди, /349/ который по происхождению принадлежит к здешним кази и благороднорожденным, и отцы и деды его постоянно занимали высокое положение и были украшены достойными званиями, составил хронограмму времени сооружения его построек — “бана-йи ху-сраваяе” 578.

Помимо сооружения богоугодных заведений он предпринял два великих дела и за короткое время закончил их, чем вызвал похвалы и одобрение всех смертных. Первое — строительство в Рахва, расположенной между селением Тадван 579 и городом Бидлисом. Оно включает два обширных караван-сарая, благородный странноприимный дом, прекрасную баню, оживляющую дух наш мечеть и десять ремесленных мастерских. От источника, [удаленного] примерно на двенадцать тысяч заров, он провел туда воду и [всюду] явил знаки благоустроенности и процветания. Он поселил там около тридцати семейств неверных и мусульман, а те земли, что по милости покойного государя султана Мурад-хана были пожалованы Хусрав-паше в собственность, передал в качестве вакфа упомянутому [странноприимному дому].

Для странников там всегда готова похлебка, хлеб, светильник. Эмиру и знатному, турку и таджику, арабу и персу, свободному и рабу, местному и чужеземцу — любому, кто остановится там на ночлег, оказывают внимание, приличествующее его положению.

И действительно, это такое место, что, несмотря на наличие между Бидлисом и Тадваном нескольких поселений и многочисленных караван-сараев, из-за обилия снега и сильных [396] морозов — так, в одном году зимой во время снегопадов жители измеряли [глубину снега], и каждый раз выходило шестьдесят четвертей — ежегодно [там] погибало несколько купцов и путешественников.

Благородные государи и правители, в особенности великие отцы и деды /350/ [этого] безумца, несколько раз намеревались там начать строительство и даже закладывали многочисленные основания — и ныне там можно видеть заборы и стены, превышающие человеческий рост,— довести до конца дело не удавалось из-за волнений и смут [того] времени. Полустишие:

Кому счастье, а кто [обречен] нести свой жребий.

И вот уже более двадцати лет как ни один человек не погиб в Рахва благодаря благословенным постройкам покойного паши, — паломники и торговцы в мире и благополучии совершают свой путь.

Второе — он основал и построил в городе Ване высокую соборную мечеть, медресе, кладбище и превосходный странноприимный дом. Он назначил туда звонкоголосых хафизов, благочестивого хатиба, муэззина, сладкозвучного чтеца Корана, благовоспитанных и приветливых муджаверов и каждому определил приличествующее его достоинствам содержание. Совершив пять молитв, они читают первую главу [Корана] во спасение его (Хусрав-паши) исполненного божественной милости духа. B ночь на пятницу и понедельник [в его память] читают они слово предвечного (Коран.), и, без сомнения, преисполненная милости божьей душа того великого и благородного получает воздаяние за те [добрые дела].

В-третьих — он стал для автора этих строк путеводителем и примером, когда в продолжение некоторого времени [последний] с многочисленной группой из племени рузаки скитался в. пустыне заблуждения, тонул в реке раскаяния, около сорока четырех лет из-за притеснителей-чужеземцев был оторван от друзей, отечества, поместий и владений [своих], оказавшись в стране кызылбашей. Там он был вынужден слушать пустые [397] речи ее презренных и низких [обитателей]. [Лишь] употребив все старания, добрался он из зарослей колючек иноземцев до свободного от шипов розового цветника родной отчизны и славного обиталища отцов и дедов [этого] безумца.

Этот [исполненный] удивления рассказ можно закончить тем, что именно через Хусрав-пашу покойный государь отозвал [этого] несчастного с управления Нахчеваном, /351/ указав путь в страну ислама и пообещав управление наследственным доменом. Он явил в том деле столько стараний и заботы, что большего невозможно и представить. И около тысячи человек — мужчин и женщин, старых и молодых, которые годами молили и просили всевышнего творца — да прославится имя его! — о [возвращении] в страну ислама, вместе с [этим] несчастным удостоились той высочайшей радости и величайшего счастья — за что да будет славен всевышний!

Кроме того, у Бидлиса прекрасные предместья и окрестности, например округ Ахлат. Основная часть этого города построена в давние времена. Когда-то он служил резиденцией армянским государям. Во времена Нуширвана 580 здешнее управление принадлежало его дяде Джамасбу. Климат в Ахлате в высшей степени мягок, и там много всевозможных сочных плодов. Особенно замечательны абрикосы и яблоки. Одно яблоко может достигать в весе ста драхм. Там имеются разнообразные сорта яблок и груш. B Армении и Азербайджане славятся ахлатские яблоки.

Общеполезные сооружения, как то: мечети, ограды, дервишеские обители, там весьма многочисленны. Неизменно [из Ахлата] выходили подвижники, богословы и шейхи, например Саййид Хусайн Ахлати 581, который в науках о внешнем и сокровенном был главою ученых [своего] времени. Это один из знаменитых людей [своей] эпохи по [знанию] джафр-и джа-мса 582. С помощью науки предвидения он [заранее] узнал о [грядущем] изменении судеб мира и о смутах после появления наводящих ужас войск Чингиз-хана и до начала волнений и горестных тревог покинул родные места и вместе с двенадцатью тысячами учеников и последователей, родственников и друзей своих отправился в Египет, /352/ где проживал [398] до времени переселения из мира — прибежища власти. Там находится его пресветлая гробница, и ныне в Каире есть место, называемое кварталом ахлатцев.

К числу здешних ученых относится Мавлана Мухйиаддин Ахлати, который в точных науках и астрономии был средоточием знаний своего времени. И когда Васираддин Туей по указанию Хулагу-хана приступил к построению обсерватории и составлению астрономических таблиц в Мераге Тебризской, он призвал из Ахлата Мавлана и вместе с ним, Муаййададдином Арузи и Наджмаддин Дабираном Казвини выполнил то дело 583.

Но в результате некоторых смут, возникших в нем во времена появления ислама, город Ахлат оказался разрушенным. В первый [раз] — в начале 626 (1229) года, [когда] туда прибыл султан Джалаладдин Харизмшах 584. Силой он отобрал его у Сельджукидов и устроил большую резню. Затем прибыли войска монголов, они захватили у него [город] и [тоже] причинили огромные разрушения. В 644 (1246-47) году произошло большое землетрясение, и большинство здешних построек превратилось в развалины. B середине зимы 955 (1548) года крепость Ахлата осадил шах Тахмасб и очистив ее от ставленников султана Сулайман-хана, приказал крепость разрушить.

За час ее сровняли с землей. Затем султан Сулайман-хан Гази оставил старую крепость и город и воздвиг на берегу озера новую крепость и цитадель. Поэтому старый город совершенно превратился в руины, [но] и новое место не очень благоустроено. Стихотворение:

Мир [расположен] на пути потока,
Не думай, что от горсти /353/ роз он станет процветающим.

И поныне, когда копают в любом месте на территории старого города, [из-под] земли появляются остатки дворцов, караван-сараев, бань из отесанного камня и искусно отделанного мрамора.

Другим [районом] Бидлиса является Мушский округ. [Муш] — старинный город, и можно видеть следы его старой [399] крепости и цитадели. Отцы и деды [этого] безумца, владея [теми областями], построили на вершине горы в одном фарсахе к югу от города Мушскую крепость. В течение долгого времени она была населена, позднее султан Гази разрушил цитадель. Половину старой крепости, которая находилась на вершине горы в западном направлении от города, он восстановил. В крепость он определил пятьдесят сторожей, привратника, пушкаря и все необходимое.

“Муш” по-армянски означает “туман”. Из-за обилия туманов там мало плодовых деревьев, но на окраинах города есть виноградники. [Виноград] сажают на холмах, причем виноградные лозы с земли не поднимают. Если лозу наклонить в сторону или посадить на ровном месте, ягод не будет. Здесь произрастает много пшеницы и в неограниченном количестве просо.

Там хорошие степи и превосходные пастбища. Здешние крестьяне держат много быков, буйволов и баранов, так что в каждую упряжку быков, которая составляет кутан 585, они запрягают двадцатьчетыре быка и буйвола.

Мушская равнина известна среди турок под названием Муш Аваси, она имеет примерно десять-двенадцать фарсахов в длину и четыре-пять фарсахов в ширину. [Это] гладкая и ровная местность, сплошь покрытая цветами и пахучими травами, а по краям [ее] — горы с вечнозелеными цветущими рощами, летними пастбищами, полными снега, /354/ с прохладными источниками и обильными реками. Воды Евфрата, появляясь с северной стороны равнины, отделяют от нее одну треть и текут к югу. С востока с горы Нимруд 586 стекает река, называемая Кара-су 587, пересекает равнину и впадает в Евфрат.

В горах там ловят необыкновенно красивых соколов, и в той раеподобной равнине и лугах, напоминающих райские сады, водится всевозможная дичь, птица и рыба. Стихотворение:

Окружающие ее рощи уподобились раю
Со вторым Каусаром у подножия.

К отдохновению и покою располагает ее благоухание,
Прах ее умыт от скверны, [400]

Круглый год зеленеет там базилик,
Всегда она исполнена неги и покоя,

Она служит обиталищем для птиц в этой стране,
Коль понадобится тебе птичье молоко, оно гам.

Земли ее [настолько] пронизаны золотоносными водами,
Что, кажется, их засеяли шафраном.

В той зеленеющей равнине одно за другим расположены армянские селения, [насчитывающие] около ста семейств, у подножия горы со стороны пустыни находятся мусульманские деревни.

Во времена чингизидских султанов государственные подати [с Муша], по словам Хамдаллаха Мустауфи [Казвини], составляли 69 500 динаров. В правление государя — борца за веру — султана Сулайман-хана Бидлисский вилайет был подвергнут кадастровой переписи и проверке. Джизья и харадж с четырех тысяч неверных, исключая вакфные и мульковые поселения, составляют 1 533 325 османских акче — каждые двенадцать акче равноценны мискалю чистого серебра, — согласно старинной системе обложения джизьей, когда на душу [населения] приходится по семьдесят акче.

Рассказывают, /355/ что до появления ислама, во времена армянских правителей, правитель Муша устроил смотр своим войскам, и в войсках его оказалось шестьсот голов лошадей серо-пестрой масти, и до сих пор сожалеют, что в Муше нет распорядительного правителя и владетеля.

Следующим значительным округом Бидлиса является Хнусский округ, который располагает обширными летними пастбищами, например Су-Шахри 588, Бяк-гёль 589, Джабал-и Шарафаддин, где с большой [для себя] пользой кочевали курдские племена во времена отцов и дедов автора этих строк.

Еще есть там два источника, из одного добывают белую соль, из другого — красную. Каждый год они приносят казне четыреста тысяч османских акче [дохода]. [В отношении] ливанских сборов [Хнус] приравнен Мушу, хотя там меньше [401] подданных-армян. Большинство здешних селений и деревень переданы в икта и держателям тимаров, и ныне там четыреста владетелей икта.

В Хнусеком округе выводят коней арабской породы, [но] на здешних землях ничего, кроме пшеницы, не произрастает. К местным диковинкам [относится] озеро, называемое Буланык 590, которое в окружности составило бы примерно фарсах. Вода в нем всегда мутная и с красноватым оттенком. Река, вытекающая из того озера, тоже такая грязная, что никогда не очищается (Букв, “не имеет возможности стать чистой”.).

Между [озером] Буланык и Ахлатом есть еще озеро, которое называют Назык 591. Вода в нем в высшей степени чистая, приятная на вкус и прозрачная. Зимой оно так замерзает, что четыре месяца по нему передвигаются караваны. /356/ Ближе к марту, когда ломается лед, шум от него разносится почти на три фарсаха. Когда оно освобождается ото льда, устанавливается умеренная погода.

Из того озера в речушки, которые впадают сюда потоками, идет много рыбы. Приходят местные жители, и каждый примерно за месяц налавливает столько рыбы, сколько ему нужно; так что один человек за сутки свободно может выловить несколько харваров рыбы — сколько пожелает.

Рыба там в высшей степени вкусная и по величине превышает ползара. Любопытно, что икра, которая находится у нее в животе, при ее съедании действует на всякого человека и животное как яд. В моем присутствии несколько человек отведали ее и лежали сутки без сознания. Под конец они приняли противоядие и после большой рвоты освободились от [нее]. Несколько государственных чиновников хотели было сдать в аренду и на откуп [ловлю] здешней рыбы. Более того, во времена [этого] несчастного сдали в аренду, дабы получить в казну значительную сумму. [Но] случилось так, что в те годы это ни к чему не привело — рыба из озера не вышла.

К северу от Бидлиса, между Мушем и Ахлатом, [402] находится гора, называемая горой Нимруд. В народе рассказывают, что зимой у [царя] Нимруда 592 были там зимние становища, а летом — летние кочевья. На вершине горы основал он замок, строения и дворец, достойный государя, и проводил там большую часть [своего] времени. Когда Аллах обратил на Нимруда свой гнев, вершина горы опрокинулась и так ушла в землю, что крепости и строения оказались затопленными водой. Несмотря на /357/ то что гора возвышается над землею на две тысячи заров, вершина ее погрузилась в землю на полторы тысячи заров, и образовалось огромное озеро 593 шириною в пять тысяч заров, даже более.

От обилия каменистых мест, рощ и деревьев люди могут передвигаться лишь двумя-тремя путями, дорог для четвероногих только две. Вода в озере в высшей степени чистая и холодная, стоит на берегу озера копнуть, как выступает теплая вода. Земли там мало — сплошь каменные глыбы. В основном — это пемза и песчаник, который турки называют “девех гези” (“Глаз верблюда”.). Отверстия в нем заполнены наподобие пчелиных сот, что придает ему прочность, но местами он легкий, как пемза.

На северном склоне, кипя, бьет из-под земли и стекает по склону проток горячей воды 594, черной и грязной, как окалина, что выходит из горна кузнецов. [Та вода] своей твердостью и весом превосходит железо. По мнению [этого] бедняка, путь его явно каждый год удлиняется. Высотою стока он превышает тридцать гезов (Двенадцать гезов равны одному зару), длина его составляет примерно пятьсот-шестьсот заров. Во многих местах он выбивается наружу.

Если кто-нибудь пожелает отделить куски друг от друга (Речь, очевидно, идет о песчанике.), должен будет приложить большие усилия — все во власти всевышнего. [403]

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

История племени рузаки и причина такого его наименования

Да не пребудет скрытым и утаенным от солнцеподобного разума всадников ристалища красноречия и пытливой мысли /358/ искусных наездников арены риторики, что “рузаки” — слово [языка] дари. Некоторые его писали через “дж” и “ш”. “Рузаки” означает по существу “один день”; что же до “к”, который стоит в конце слова, то это не что иное, как [суффикс] “к” и “йай единичности” в “хаджаки”, “пардаки” и подобных им словах. Некоторые из отмеченных даром красноречия считают, что “каф” и “йай” в персидском языке служат уменьшительными суффиксами. Возможно, написание через “дж” присуще арабским авторам, которые везде, где в [языке] дари встречается “ж”, ставят “дж”. “Ш”, по свидетельству достойных доверия историков, присуще природе курдского письма.

Весьма правдоподобна версия, что племя рузаки образовалось из двадцати четырех курдских родов в местечке Таб, относящемся к Хойту 595, в один день. Племя делится на две ветви: двенадцать его подразделений назвали билбаси 596 и [другие] двенадцать — кавалиси 597. Билбаси и Кавалиси — [также] два селения в вилайете Хаккари. По другой версии, это названия двух родов из племени бабан.

Короче говоря, вначале они собрались в Табе, поделили между собою здешние земли, объединились, поставили над собою (Букв, “для себя”.) правителя и приступили к завоеванию вилайета. И известно, что те, кто не получил доли во время того раздела в селении Таб, коренными рузаки не являются. Подставив шею под ярмо повиновения своему повелителю, они начали завоевания.

Рассказывают, правителем Бидлиса и Хазо в то время был некий Давид 598 из наместников Грузии. [Племя] рузаки /359/ отобрало у него вилайет Бидлиса и Хазо. По другой [404] версии, Бидлис они захватили у племени курдаки, а Хазо — у грузин. Некоторые считают, что они отняли Бидлис у племени зукиси, за истинность слов ответственность несет рассказчик.

Словом, некоторое время спустя после того как они стали владетелями областей Бидлиса и Хазо, тот, кто взялся за дело управления племенем рузаки, умер, и с ним закончился род его. С этого времени все в племени рузаки пошли один на другого, и никто никому не подчинялся. И сказался [тогда] скрытый смысл этих строк Мавлана Хатифи 599 — стихотворение:

Горько следует оплакивать ту страну,
В которой не ведают, кто ее защитник.

Впав в опьянение, публичная женщина будет рыгать в Каабе,
Если сзади не будет палки правителя.

Некоторое время спустя, пока дела их пребывали в таком состоянии, главы аширатов и племен, посовещавшись, пришли к такому выводу: “В городе Ахлате проживают два брата по имени Иззаддин и Зийааддин из царского рода Сасанидов. Мы привезем их к себе и любого, который окажется достойным и способным управлять нами, поставим эмиром и передадим ему бразды власти, дабы дела в стране пришли в порядок и явили процветание, а бунтовщикам было неповадно устраивать смуты и мятежи. Знать и простые люди племени, согласившись с таким условием, пусть его выполняют”. Несколько человек из племенной знати [рузаки] отправились в город Ахлат и со всеми почестями и церемониями доставили царевичей в Бидлис. Одна партия поставила на правление Иззаддина в Бидлисе, /360/ другая — Зийааддина в Хазо. Предав головы ошейнику послушания, они доверили на их усмотрение ведение своих важных дел, духовных и материальных, и препоручили их мощной деснице бразды управления страной. Эмир Иззаддин со своей стороны, как и подобает, выполнял обязанности, налагаемые на него верховной властью, и внушил аширатам, племенам и [всему] народу [рузаки] доверие и упование. [405]

И поистине ашират рузаки славится среди родов и племен Курдистана замечательным мужеством и воинственностью. [Людям этого племени] присущи необыкновенное достоинство и душевное благородство, правдивость и верность, благочестие и набожность. В любое время, когда их правители встречались с трудностями, они не оставляли невыполненной ничтожнейшую из мелочей службы и обязанностей, налагаемых на них преданностью и самоотверженностью. Когда они теряли вилайет Бидлиса, а правители их оказывались смещенными, следуя своим планам и усмотрениям, они: обходились без помощи и содействия других, уповая [лишь] на покровительство Аллаха, и [вновь] становились хозяевами страны. В народе говорят, что в стенах Бидлисской крепости не найдется столько камней, сколько раз ашират рузаки оставался без правителя. И если у могущественных государей возникнет желание покорить Курдистан, несомненно, в первую очередь они будут иметь дело с правителями Бидлиса и аширатом рузаки. Пока не подчинится племя рузаки, не покорятся и остальные племена Курдистана. Поэтому, когда султан Гази отобрал вилайет Бидлиса у здешнего правителя Шамсаддин-хана, и [тот], опасаясь гнева /361/ государя, уехал в Иран, племена байики, мудаки, зидани и билбаси три года не подчинялись наместникам рода Усмана. И все курдские эмиры, что согласно повелению Сулаймана, подобно дивам с горы Каф 600, обрушились на их отряды, не смогли их усмирить, пока государь с достоинством Сулаймана через правителя Хазо Бахааддин-бека не освободил от всех податей население долины Кефандур и племя байики и не заручился доверием и поддержкой сыновей Шайх Амира билбаси — Ибрахим-бека и Касим-бека. [Таким образом], силой завоевать вилайет Бидлиса не удалось.

Сыновья курдских эмиров часто приезжают в Бидлис и беззаботно живут там, [но] благороднорожденные рузаки не подходят даже к двери домов эмиров Курдистана (Тем самым подчеркивая свою независимость от них и нежелание как-либо с ними считаться). [Люди] [406] ашйрата рузаки, попадая в чужую страну, проявляют при перенесении жестоких страданий и мук выносливость и терпение, мужество и силу, берут за правило покорность и смирение и достигают высоких степеней. Этими качествами они отличаются среди других племен Курдистана.

Племя [рузаки] делится на двадцать четыре ветви, из которых пять — кисани, байики, мудаки, зукиси и зидани — принадлежат к старинным племенам Бидлисского вилайета. Остальные двадцать [ветвей] относятся к билбаси и кавалиси. Билбаси включают каладжири, харбили, балики 601, хайарти, кури, барийши, сакари 602, карей, бидури и бала-гирди 603. В кавалиси входят зардузи 604, андаки, партафи, кавалиси, курдаки, сухразарди, кашаги, халидя, астурки 605, азизан.

/362/ ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Описание генеалогии правителей Бидлиса и к кому она восходит

Неоднократно указывалось и отмечалось в некоторых исторических сочинениях, что родословная правителей Бидлиса восходит к государям [династии] Сасанидов, и они получили известность как потомки Ануширвана. Более правдоподобно, что в правление Ануширвана Джамасб, сын Пируза, — пятый [государь] из династии Сасанидов — управлял Арменией и Ширваном на правах наместника Кубада. После своей смерти он оставил три сына: Нарса, Сурхаба и Бахвата. Нарса заступил место отца, и [А]нуширван оказывал ему подобающее содействие. День ото дня крепло положение [Нарса], пока [однажды] не двинул он войска на Гилян и не покорил ту область. Он взял [в жены] дочь одного из гилянских правителей, от которой у него появился сын, названный Джилан-шахом. Владетели Рустемдара являются его потомками.

Сурхаб правил в Ширване, и к нему восходит родословная наместников Ширвана. Бахват предпочел поселиться в Ахлате и довольствовался небольшими доходами. Он не старался [407] расширить [свои] владения по обычаю отцов и дедов, и с него начинается родословная правителей Бидлиса. Владетелям Рустемдара и Ширвана [таким образом] правители Бидлиса приходятся двоюродными братьями.

Согласно достоверному преданию, ныне или к концу месяца зу-л-хиджжа 1005 (август 1597) года — вот уже 760 лет власть в Бидлисе, в зависимых и окрестных, относящихся и прилегающих к нему областях принадлежит его [настоящим] правителям, за исключением [периода] примерно в 110 лет, когда [Бидлис] ими был потерян и перешел в чужие руки. Четыре поколения султанов посягали /363/ на их страну — обстоятельства каждого из них будут подробно описаны на своем месте.

Словом, как уже было начертано отполированным горестями пером [нашим], ашират рузаки поставил Иззаддива на правление в Бидлисе, а Зийааддина — в Хазо. Прошло некоторое время их правления, и расположение жителей Бидлиса к Зийааддину возрастало изо дня в день, тогда как к Иззаддину подобной любви они не проявляли. Когда об этом стало ведомо Зийааддину и он убедился, что уважение к нему народа бидлисского безгранично, он приехал однажды из Хазо в Бидлис, желая повидаться с братом. Удостоившись встречи, братья расстелили ковер радости и увеселения и воздали должное удовольствиям жизни.

Зийааддину полюбился бидлисский климат. Кроме того, он видел, что надежды и чаяния знати и простонародья города Бидлиса обращены к нему, и в сердце его зародилось желание заполучить власть над теми областями. Он тайно сговорился с гарнизоном крепости и уведомил его: “Когда я выеду из крепости, брат последует за мною, и под каким-нибудь предлогом я вновь возвращусь в крепость”. Зийааддин испросил у брата позволения уехать и направился в Хазо. Иззаддин поехал проводить брата. Отъехали немного от города, и Зийааддин сказал ему: “Я оставил в крепости перстень, и никто, кроме меня, не знает, где он находится. Если вы соизволите минутку меня подождать, я быстро вернусь в крепость и возьму свой перстень”. [408]

Брата убедить нетрудно (Букв, “до сочувствия брата недалеко”.). /364/ Иззаддин тотчас остановился: и занялся охотой, а Зийааддин, пользуясь благоприятным случаем, вошел в крепость, закрыл ворота и направил брату следующее послание: “Уповая на проявление братского милосердия, [мы надеемся], что вы поживете несколько дней в Хазо, а [ваш] покорный слуга останется в Бидлисе, поскольку здешний климат пришелся по нраву сему несчастному”. Иззаддин, узнав об этом, вернулся к воротам крепости, но какие усилия ни прикладывал, сколько ни умолял вероломного [своего] брата, ничего из этого не вышло. Он вынужден был направиться в Хазо и Сасун, управление теми областями утвердилось за ним, и настоящие наместники Хазо, известные под именем Азизан, происходят от его сыновей и внуков. Правители Бидлиса принадлежат к потомкам Зийааддина и именуются Дийадин[ами].

В исторических сочинениях [этому] несчастному удалось встретить имена восемнадцати правителей Бидлиса, время правления которых превышает 450 лет. За дни своей власти они [ни разу] не оставляли свой вилайет. Имя того, у кого атабек Имададдин, сын атабека Ак-Сункура, отобрал Бидлис, осталось неизвестным, и [нам] при написании этих строк не удалось [его] выяснить на основании тех исторических сочинений, которые были [нам] доступны. Более правдоподобно предположение, что Бидлисом завладел Кызыл Арслан 606 во время завоевания Азербайджана и Армении. После Сельджукидов в конце правления хорезм[шахов], когда в Бидлис прибыл султан Джалаладдин, сын султана Мухаммад Харизмшаха, [там] правил Малик Ашраф. После него к власти пришел его брат Малик Мадждаддин, его преемником стал Иззаддин, за ним следовал мир Абу Бакр, /365/ за [мир Абу Бакром] — эмир Шайх Шараф и за ним — эмир Зийааддин, который был современником Тимура Гургана и имел с ним встречу.

Со времени его правления по настоящий момент, когда по [409] праву наследования власть перешла к автору этих строк, история владетелей Бидлиса представляется [нами] ясно, и события времени правления каждого из них будут подробно изложены на своем месте. С помощью Аллаха, всемогущего владыки [нашего], [мы] поведаем о тех правителях Бидлиса, чья слава и величие достигли апогея под сенью чудодейственного ока высокодостойных султанов и всемилостивейшей десницы всемогущих хаканов, и о других, от очага которых поднялся дым незаслуженной [кары] под губительным самумом мести и пламенем гнева славных падишахов и благородных государей, чья мощь [довлеет] над всей вселенной.

Рассказ [этот] будет такого рода. Первыми, кто в давние времена посягнул на вилайет правителей Курдистана, были Сельджуки Азербайджана 607. Дело в том, что во времена султана Махмуда б. султана Мухаммада б. султана Малик-шаха Салджуки должность наместника некоторых областей вилайета Ирака Арабского была дарована атабеку Имададдину, сыну Ак-Сункура, а управление Азербайджаном и Арменией — атабеку Илдавизу, который Кызыл Арслану приходится дедом. Оба достойным образом взялись за то дело и являли надлежащую твердость и старание в охране и защите, попечении и оберегании [вверенных им] областей.

В 521 (1127) году владетель Мосула умер, и управление теми районами присоединили к обязанностям Имададдина Занги (Букв, “до сочувствия брата недалеко”.). Изо дня в день возрастало его могущество вплоть до того, что он повел войска на Сирию и Алеппо и за короткое время /366/ подчинил ту страну. В 534 (1139-40) году он отправился походом на Курдистан и Диарбекир, завоевал Бидлис, Джезире, Ашут, Акру и другие районы, разрушил крепость Ашуб 608, на ее месте основал новую и назвал своим именем — Имадия. Ныне Имадия стала центром того вилайета.

Курдистан, в частности Бидлиоская крепость, более сорока лет оставался во владении у сельджукского атабека, пока в [410] 576 (1180) году султан Салихаддин б. Нураддин б. Сайфаддин Гази Атабаки 609 не бежал, потерпев поражение в битве с египтянами. После этого на поверхности солнца их могущества и на челе луны их величия обнаружились знаки затмения. [Люди] аширата рузаки, что долгие годы скрывались за тучами горя и, как дикие звери, рыскали по горам и лесам, упорно выжидая удобного случая, [теперь], подобно тиграм и свирепым львам, спускались с гор и обрушивались на остатки [войска] атабеков. Блестящим закаленным мечом они очистили от праха чужеземцев [свои] степи и горы. Тот, кто правил в Бидлисе и тех районах как их наместник, оставил многочисленные благотворительные сооружения в городах Бидлисе и Ахлате: соборные мечети, караван-сараи и мосты. Согласно другой версии, город Бядлис находился у Кызыл-Арслана Атабаки. Так или иначе, правление Ак-Сункура в Ираке Арабском соответствует наместничеству в Азербайджане Илдагиза, и периоды их правления совпадают 610. /367/ B Бидлисском вилайете проживают их потомки — [племя] cараджийан. Сараджийан — [не что иное, как] искаженное салджукийан. Потомки [родов] тадж-ахмад, кара-куте, кули-узба-кан и других принадлежат к тому племени.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Милости и благодеяния, оказанные покойными государями правителям Бидлиса

Эта часть состоит из четырех глав

ГЛАВА ПЕРВАЯ

О Малик Ашрафе

В зерцале высоких как небо помыслов сладкоречивых ораторов и сияющей, подобно солнцу, мысли златоустов-рассказчиков найдет отражение то обстоятельство, что вначале Малик Ашраф, воссевший на трон правителя Бидлиоского вилайета, был наместником султанов Египта и Сирии и современником Малик Ашрафа 611. Те государи оказывали ему [411] должное покровительство вплоть до 625 (1227-28) года, когда под натиском смертоносных войск Чингиз-хана султан Джалаладдин, сын султана Мухаммад Харизмшаха, оставил территорию Ирана и отправился в Индию. Когда в отдаленных районах Индии до него дошел слух о смерти Чингиз-хана, он через Кидж и Мекран 612 прибыл в стольный город Исфахан с намерением завоевать Иран, как говорит создатель изящного стиля Камал Исмаил Исфахани 613, — стихотворение:

Расцвела снова земля
Под благодатною сенью шатра владыки мира.

Поздравляют друг друга со спасением
Те, что остались в живых из людей и животных.

[Возрождается] землепашество, появляются новые поколения,
После того как [все] было покинуто на произвол насилия и громоподобных ударов.

Чтобы снова служить при дворе твоем,
/368/ Вновь стала возрождаться человеческая природа.

Ты удостоишься долголетия Нуха, ибо в мире
[Лишь] благодаря тебе после потопа наступило благоденствие.

Ты отстоял мимбар ислама перед крестом,
Ты убрал колокол с места, откуда провозглашают азан.

С чела правосудия ты снял покрывало гнета,
Лик веры ты очистил от завесы богохульства.

И без подобия преувеличения [можно сказать], что за короткое время он очистил те области от поганых неверных, пока два года спустя, прослышав о событиях в Иране, Уктай-каан не отправил туда против султана Джалаладдина Сутай-бахадура и Чурмагун-нойона 614 с тридцатью тысячами кровожадных монголов. Не имея возможности оставаться, султан отправился в Арран и Армению и завладел Тифлисом. Как говорит Камал Исмаил — стихотворение:

Который из государей [твоей] эпохи, кроме тебя,
[Смог] накормить своего коня ячменем из Тифлиса и напоить водою из Индийского океана ? [412]

Автор истории Раузат ас-сафа [Мирханд] писал, что султан вначале направился из Ирака в Ахлат. Правителем Виллиса тогда был Малик Ашраф, его брат Малик Мадждаддин на правах его наместника охранял Ахлат. [Но местные жители], пребывая в самообольщении относительно Ахлата (Букв, “обоняние этой группы было так испорчено дымом от Ахлата”.), так понадеялись на крепость стен, обилие запасов, многочисленность защитников, что совсем отказали султану в помощи и принялись бранить и поносить [его]. Султан тогда повелел созвать войска, дал указание приступить к осаде крепости, и с обеих сторон взвились языки пламени сражения. Когда осада затянулась, силы городского населения от недостатка провианта истощились, /369/ и разъяренные воины султана захватили городской вал. Малик Мадждаддин укрылся в цитадели, [что находилась] в центре города, — комендантом ее был Иззаддин, мамлюк Малик Ашрафа. Поскольку осажденные были доведены до крайности и силы людей от недостатка провианта иссякли, порешили заключить мир с султаном. В тот же день Малик Мадждаддин смирился с судьбой и явился на службу к султану. Султан простил ему [все] его ошибки и отметил [своими] царскими милостями. Но [Мадждаддин], войдя в государев меджлис, встал [и] просил [сохранить] Иззаддину жизнь. Султан пожаловал в ответ: “Когда ищешь власть и правление, не подобает просить за своего слугу-мамлюка”. Два дня спустя Иззаддин также с покорностью оставил крепость, приказав своим сопровождающим надеть под кафтаны кольчуги и кирасы, намереваясь, как войдет в государев меджлис, нанести [Джалаладдину] смертельную рану. Приближенные султана узнали о его коварном замысле и провели к султану обезоруженным. [Он] повелел заковать их в цепи и вместе с Мадждаддином посадить в тюрьму.

Во время осады Ахлата Малик Ашраф посылал к мамлюкскому [султану] Сирии и [Египта] гонцов и послания с просьбой о помощи и содействии. Тем временем прибыли к нему на помощь войска Египта и Сирии, и Малик Ашраф вместе с войском Курдистана, военачальником которого он был, [413] выступил им навстречу, в Мушской долине присоединился к ним, и они вместе отправились “а султана Джалаладдина.

/370/ По воле судьбы султан неожиданно заболел и построил [свои] войска, сидя в паланкине. Встреча враждующих сторон произошла в Мушской долине. Трое суток продолжалась великая битва, и под конец потерпело поражение войско султана. Однако страх и благоговение пред ним столь прочно завладели сердцами [его противников], что они, не [осмеливаясь] преследовать его, возвратились назад. Султан же уехал в Ахлат.

Случилось так, что в тот же день в Армении стало известно о [прибытии] монгольского войска, и до высочайшего государева слуха из Тебриза одна за другой доходили вести о приезде Сутай-бахадура и Чурмагун-нойона. По получении такого тревожного известия дела султана приняли другой оборот, он освободил из заточения Малик Мадждаддина и Иззаддина, заключил мир с Малик Ашрафом и ступил [в отношениях с ним] на стезю любви, дружбы и согласия. Он испросил себе в жены дочь Малика и соединился с нею узами брака. Султан распустил войско и приближенных и укрылся в Биддисе. Там он прожил некоторое время, предаваясь забавам и кутежам, удовольствиям и развлечениям.

Через каждые несколько дней Малик Ашраф говорил ему в порядке наставления: “Такого рода ваше времяпрепровождение в Бидлисе не подобает [вашему] высокому званию. Вам следует куда-нибудь уехать, а то, не дай бог, монголы узнают, явятся сюда и принесут вилайету [ваших] верных друзей разорение, а августейшей особе султана — вред”. Но как Малик Ашраф его ни уговаривал, султан объяснял его слова корыстью, [якобы] “Малика стесняют расходы, которые он несет из-за нас, и он намерен выпроводить нас из своего вилайета”, /371/ пока однажды ночью, когда султан, будучи пьяным, спал, к воротам Бидлисской крепости не подошло монгольское войско под предводительством Аймас-бахадура, требуя [выдать им] султана.

Сколько ни будили султана ото сна, он был так опьянен вином, что совершенно не приходил в себя. Чтобы привести [414] его в чувство, ему на голову вылили кувшин холодной воды, и он проснулся. Ему сообщили о прибытии монгольского войска и приготовили несколько оседланных коней. Султан сказал дочери Малика: “Сколько твой отец ни давал нам советов по этому вопросу, мы объясняли [его слова] корыстью. Поедешь ли ты теперь со мною или нет?” Девушка охотно, по собственной воле, последовала за ним, и они скрылись под покровом темноты.

В дальнейшем обстоятельства последних дней султана историкам не ясны. Но, как рассказывает в трактате Икбалийе со слов своего духовного наставника шейха Нураддин Абдаррахмана Касрафи его святейшество шейх Рукнаддин Ала-аддаула Симнани 615 — да освятит господь его славный корень! — султан вошел в ряды служителей господа и некоторое время занимался в одной из деревень Багдада ремеслом ворсильщика, пока не приобщился к милости Аллаха. По словам автора Тарих-и гузиде, с султаном повстречался и убил его один курд, мстя за брата, который погиб в битве при Ахлате. Согласно рассказу Даулат-шаха, автора Тазки-рат, его убили курды, польстившись на его коня и одежду. Истина известна Аллаху!

Так или иначе, Малик Ашраф после того долгое время правил, ни одному из государей не подчиняясь 616, и [наконец] переселился в мир вечности. После его смерти на трон; правителя воссел его брат Малик Мадждаддин, как уже упоминалось выше. /372/ За ним правили в той стране их сыновья и внуки, и никто их не беспокоил, пока власть над миром не перешла к его величеству Сахиб-Кирану эмиру Тимуру Гургану — да пребудет над ним милосердие и всепрощение господне!

ГЛАВА ВТОРАЯ

О Хаджжи Шарафе б. Зийааддине

Перед блистательным всепроникновенным благословенным гением просвещенных ученых не осталось сокрытым, что из сочинений историков и людей веры — да пребудет над [415] ними милость всевышнего Аллаха! — выясняется, что в 796 (1393-94) году, что соответствует месяцу фарвардину эры Джалала 617 и году Обезьяны [монгольского летосчисления], Сахиб-Киран [своего] времени эмир Тимур Гурган, покорив обитель ислама Багдад, Джезире, Мосул, Текрит, Мардин и Амид, через Севасар 618 направился к летним становищам Алатага 619.

Когда его величество [государь] остановился в Мушской долине, Хаджжи Шараф, а по словам автора Зафар-наме, во всем Курдистане не было человека, равного ему по справедливости и великодушию, установил связь со слугами Сахиб-Кирана, смиренно [явился] с ключами от крепостей Вид-лис, Ахлат, Муш и других крепостей своих владений, с ценными дарами и приношениями, конями арабской породы и быстроногими верблюдами из Берды 620 и удостоился лобызания милостивых перст.

Был там один гнедой конь с черным хвостом и черной гривой, с поступью газели и статью молодой лани. Глазами он напоминал звезду Канон, раздражительностью — небеса, челом — луну, сумрачностью — Юпитера, мстительностью — Марса, мудростью — Меркурия, быстрым бегом — месяц, игривостью — солнце, очарованием — Венеру. Копыта его походили на агат, хвост — на шелк, зубы — на жемчуг, а [могучие] плечи — на наковальню.

Вместе с другими славными конями, которых /373/ привели в дар окрестные сардары и военачальники, его угнали в Мушскую долину. Он всех опередил, и ни один быстроногий не достиг и пыли [из-под] его копыт. Стихотворение:

Этот пегий быстроногий [конь], подобно лазурному своду,
Протянул тысячи нитей от ночного [мрака] к [белизне] дня.

Хвост его [мог бы служить] связкою для [снопа] созвездия Девы (Сноп служит символом созвездия Девы.),
Своим копытом он способен оставить зазубрину на диске полной луны,

Коль слетит во время скока копыто его,
Новою луною станет оно на небосклоне. [416]

Если бы [пространство] с запада до востока стало единым майданом,
Одним прыжком с быстротою молнии перелетел бы он через него.

И стремительный ураган едва ли угонится за пылью,
Которую поднял он своими передними ногами.

Завоеватель мира Сахиб-Киран осыпал Хаджжи Шарафа царскими милостями и щедротами, не знающими границ, обласкал его, отличил и вознес среди равных, [даровав ему] почетный расшитый золотом халат и портупею с золотым мечом. Он пожаловал [Хаджжи Шарафу] его область, присоединив еще Пасин 621, Авник 622 и Мелазгерд, и даровал ему на то августейший ярлык, который заканчивался хулой (По адресу его нарушителей.). [Государь] повелел ему заточить в Бидлисскую крепость одного из узбекских принцев, что был преисполнен злобы и вынашивал планы предательства в отношении слуг Сахиб-Кирана. И тот всемилостивейший рескрипт до 940 (1533-34) года хранился в нашей семье. В период междуцарствия, когда умер Шараф-хан и его сын Шамсаддин-хан отправился в страну персов, сопровождаемый знатными [племени] рузаки, указ Тимура и другие государевы грамоты были утрачены.

Словом, после смерти Хаджжи Шарафа за дела правления взялся его законный наследник эмир Шамсаддин, известный под именем Вали.

Текст воспроизведен по изданию: Шараф-хан ибн Шамсаддин Бидлиси. Шараф-наме. Т. 1. М. Наука. 1967 (пер. Е. И. Васильевой).